Чужие браки - Томас Рози. Страница 32

— Думаю, что нет. По крайней мере, прямо. Наверное попытается предупредить ее как-то более расплывчато. Что женщины обычно говорят друг другу в таких случаях?

— Никогда не была в подобных обстоятельствах.

Голос Нины звучал раздраженно.

Они ехали молча. Гордон пытался себе представить, что произойдет, если он сейчас объявит Нине, что с этой историей пора покончить, прежде чем случится что-то еще. Но это были лишь размышления, не имевшие ничего общего с его намерениями. Все зашло уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад.

Они доехали до перекрестка. Дорожный указатель известил, что до шоссе осталось всего несколько миль. На мгновение Нина сняла руки с руля.

— Что будет дальше? — спросила она. — Станем мы продолжать все это?

— Да, — немедленно отозвался Гордон. — Будем убегать отсюда как можно дальше, хотя бы на несколько часов.

Та уверенность, с которой Гордон произнес эти слова, в одно мгновение вернула Нине хорошее настроение. Их истории поверят, почему бы и нет. Это послужит им хорошим уроком: надо быть осторожнее.

Нина нажала на газ, машина поехала быстрее.

В демонстрационной кухне Понд-скул Марсель Уикхем колдовала над тестом для хлеба, а ее студентки пытались делать записи, позевывая и периодически отвлекаясь поболтать. Кэтти Клегг сидела в первом ряду, небрежно развалившись и поглядывая в окно.

Марсель достаточно часто давала уроки, чтобы делать это чисто автоматически. Пока она показывала и говорила, какая-то часть ее мозга вновь и вновь возвращалась к утреннему происшествию. Это заставляло ее задуматься о жизни всех своих знакомых.

То, что она увидела, вызывало в Марсель смутную тревогу. Марсель даже Дженис не признавалась в том, что в последнее время у нее появляется все больше оснований опасаться, что ее брак постепенно разрушается. Марсель, вообще, обсуждала с друзьями подобные вопросы разве что в форме грубоватых шуточек, которые чаще всего касались инфантильности и беспомощности их мужей. Они никогда не касались в этих разговорах собственного одиночества или своих разочарований, хотя иногда Дженис переставала подшучивать над мужьями и говорила, как будто стараясь приободрить сама себя:

— Но они ведь у нас не такие плохие, a, Map? В конце концов, могли попасться намного хуже.

Говоря это, Дженис обычно морщила нос и оправляла юбку на бедрах.

Действительно, их мужья могли быть пьяницами или бабниками, могли плохо с ними обращаться, могли, в конце концов, быть преступниками, но это ведь все писано не про них, разве не так? Жуткие мужья встречаются лишь в телесериалах и на страницах газет и не имеют никакого отношения к спокойной, устоявшейся жизни Графтона с его гольф-клубом, престижными школами и величественным собором в самом сердце города.

Марсель считала, что только ее брак тихо и неотвратимо умирает и в этом, наверное, есть и ее вина. Если бы она могла в чем-то побороть себя, возможно, Майкл опять стал бы относиться к ней теплее. До сих пор Марсель еще ни с кем, даже с Дженис, не поделилась своими опасениями. Ей не хотелось копать глубоко, не хотелось признаваться самой себе, сколько темного и непонятного таится за гладкой сияющей поверхностью их жизни.

Вот и сегодня утром. То, что увидела Марсель, задело ее не только потому, что ей стало обидно за Вики, хотя и поэтому, разумеется, тоже. У нее было такое чувство, как будто она проделала небольшую дырочку в занавеске, прикрывающей изнанку чужой жизни, и занавеска в этом месте непременно начнет рваться дальше, крошечная дырочка превратится в огромную дыру, из которой будут появляться и не давать покоя Марсель самые ужасные догадки и подозрения. Оказывается, не только в ее жизни были разочарования и неприятности. Спокойная нормальная жизнь, к которой так стремилась Марсель, теперь казалась ей тревожной, полной обмана. Так что же в Графтоне было реальностью, а что иллюзией? — спрашивала себя Марсель.

Звонок таймера духовки оторвал ее от невеселых мыслей.

— Миссис Уикхем! Хлеб, — напомнила одна из студенток.

— Спасибо, Эмма.

В свое время Марсель очень нравилось готовить что-нибудь вкусненькое для своих друзей и знакомых, хотя она и стеснялась в этом признаться. Сегодняшняя молодежь не придавала таким вещам никакого значения. Однако и для Марсель в последние годы — интересно, когда это началось? — кулинария стала работой, повседневной обязанностью.

Искусство и ремесло. Марсель вспомнился ее разговор с Дженис. Садоводство, кулинария и секс. Куда же делось удовольствие, которое получала она от всего этого раньше?

Было четыре часа. Марсель услышала за дверью голоса студентов из других групп.

— На сегодня все, — объявила она.

Марсель вышла из классной комнаты и заторопилась в учительскую забрать свое пальто, пока остальные учителя не собрались пить чай. Выйдя из здания школы, Марсель увидела впереди Кэтти Клегг, которая наверняка сбежала, не убрав все, что положено. Кэтти бежала вниз по ступенькам к молодому человеку, который только что вылез из «гольфа», припаркованного в неположенном месте. Из открытого окна машины доносилась громкая музыка.

— Барни! — радостно воскликнула Кэтти.

Марсель остановилась на верху лестницы, привыкая к морозу. Дыхание ее немедленно превращалось в облачко пара.

Барни Клегг обнял сестру.

— Привет, я дома, ты рада? Хорошо поготовили сегодня?

— Здорово, что ты приехал. На-ка, вот тут немного хлеба, ты ведь у нас вечно голоден.

Барни немедленно накинулся на кусок хлеба, который протянула ему Кэтти.

— Потрясающе! Это ты испекла?

— Не будь дурачком, Барни. Это Марсель. Если бы она увидела и попробовала мою стряпню, она пришла бы в ужас. Правда, Марсель?

Марсель медленно спустилась по лестнице и остановилась возле брата с сестрой. Оба одарили ее белозубыми улыбками. Марсель подумала, что Дарси Клегг не пожалел денег на то, чтобы дети посещали хорошего ортодонта. У брата и сестры было что-то общее, должно быть, черты сходства с их матерью, которую Марсель никогда не видела.

— Ты могла бы испечь еще лучше, Кэтти, если бы задалась такой целью, — сказала Марсель, прекрасно понимая, что говорит как классная дама, а не как мудрая наставница, способная вдохнуть в Кэтти кулинарное вдохновение на всю оставшуюся жизнь. Это огорчило ее. — Здравствуй, Барни. Приехал домой на Рождество?

Старший сын Дарси учился в агротехническом колледже.

— Да, — ответил Барни. — Приехал пожить немного дома. — Молодой человек улыбнулся, демонстрируя тот же шарм, которым отличался его отец, и тоненькие, как ниточки, линии в уголках глаз, которые со временем превратятся в точно такие же морщинки, как у Дарси. Барни был высок, широкоплеч, с белокурыми волосами и здоровым цветом Лица, какой бывает обычно у людей, проводящих много времени на свежем воздухе. В тренировочных штанах и бейсболке с кожаными рукавами он казался Марсель огромным, пусть не очень умным, но, безусловно, добродушным великаном, возвышающимся над ней, как гора.

— А как вы, Марсель? — спросил он. — Не считаете тяжкой необходимостью обучать Кэтти? Как семья?

Кэтти замахнулась на брата черным кожаным рюкзачком. Юноша и девушка напоминали Марсель двух здоровых, откормленных звериных детенышей, играющих около берлоги.

— Спасибо, у меня все хорошо, — улыбнулась она Барни. — Мне надо торопиться. Пора забирать детей от Дженис. Счастливого Рождества.

Марсель перешла через дорогу, направляясь к стоянке, а Кэтти и Барни залезли в машину, которая тут же сорвалась с места, и вскоре громкая музыка затихла вдали.

Сегодня была очередь Дженис брать детей из школы. Когда Марсель подъехала к дому Фростов, уже опустились зимние сумерки и небо казалось теперь низким и темным. Машина Дженис уже стояла на дорожке, ведущей к дому. Дети были на кухне. Там же сидела Вики Рэнсом с младенцем на руках. Две старшие девочки играли рядом.

Марсель взяла чашку чаю, которую протянула ей Дженис, и выслушала, что хотели сказать ей дети.