Чужие браки - Томас Рози. Страница 75

Марсель поймала вдруг себя на том, что ей хочется прижаться щекой к шее Джимми. Ей захотелось заплакать, чтобы Джимми гладил ее по волосам и нашептывал слова утешения. Марсель ужаснулась собственной слабости.

— У тебя холодные пальцы, Марсель, — сказал Джимми, поворачиваясь к ней. Марсель тут же попыталась убрать руку, но Джимми схватил ее и сжал в своих огромных ладонях.

— Поговори со мной, — попросила Марсель, пытаясь скрыть замешательство.

— И что же тебе рассказать?

Марсель отметила про себя, что Джимми явно доволен собой и сегодняшним вечером.

«Скажи мне, что ты видишь меня, что я не невидимка, что я еще существую», — молча взмолилась Марсель. Вслух же она сказала:

— Все что хочешь. Какую-нибудь сплетню.

Джимми сделал вид, что задумался. Сейчас ему не хотелось сплетничать, последнее время он вообще разлюбил сплетни. Воркотня лесных голубей становилась все громче и громче.

— Х-м-м. Сплетни… Боюсь, что в последнее время ничего новенького. Скука, правда?

Майкл сидел в одном из садовых кресел, наблюдая как Гордон жарит колбаски в мангале. Как только они свернули на улицу, на которой находился дом Рэнсомов, Майкл начал присматриваться в надежде увидеть одну из машин Клеггов. Его ждало разочарование, которое он попытался поначалу успокоить мыслями о том, что Ханна могла приехать и в одной машине с кем-нибудь, или хотя бы догадалась передать ему, например, через Дженис, какую-нибудь весточку, которая звучала бы невинно для всех остальных. Но не было ни Ханны, ни какого-либо намека на ее возможное появление, и вечер показался Майклу невыразимо скучным. Майкл подал Гордону щипцы и не знал, что делать с собой дальше.

Вскоре детей позвали к столу. Родители выпили еще по бокалу, пока Гордон закладывал мясо в мангал. Солнце постепенно садилось, и контуры сада, казалось, менялись, расплывались, из зеленых становились серыми.

Все уже готовы были приняться за еду, когда позвонили во входную дверь. Гордон пошел открывать, а Вики начала торопливо ставить на стол приборы, которые успела уже убрать.

Через несколько секунд в сад вошли в сопровождении Гордона Дарси и Ханна. Сидящие за столом прервали беседу.

Сначала Майкл не видел ничего, кроме Ханны. На ней была ярко-желтая батистовая рубашка и белые брюки, кончавшиеся на лодыжках. Казалось, что солнечный свет опять вспыхнул и сконцентрировался вокруг ее головы. Тут же вспомнилась вдруг теплая и мягкая кожа Ханны, запах Ханны, вкус Ханны, восточный шатер примерочной в недрах ее магазина, бесконечные отражения в зеркалах. Майкл поймал себя на том, что он слегка приподнялся на своем месте, неловко толкнул при этом стол. Дарси казался рядом с Ханной темным безликим пятном.

Послышался хор приветствий, однако произносили их в основном женские голоса. Джимми стал вдруг необычно молчаливым, а Эндрю во все глаза молча смотрел на Дарси.

Дарси отделился от Ханны и Гордона и, казалось, собирался усесться за стол. Вдруг он слегка покачнулся, и ему пришлось облокотиться о спинку стула Гордона. Воцарилась тишина, замолкли даже дети за соседним столом. Затем Дарси спросил:

— А что такое? Мне что, не дадут выпить?

— Дарси… — начала Ханна.

Но Дарси даже не повернул головы.

— Могу я, черт побери, налить себе стакан вина?

Ханна только пожала плечами. Она уселась между Эндрю и Джимми, стараясь не глядеть на мужа. Вики встала, подошла к другому концу стола и налила Дарси выпить. Все не сводили глаз с бокала с калифорнийским каберне, как будто это был яд или что-то в этом роде. Дарси сел на место Гордона, отодвинув его тарелку. Дарси разом осушил полбокала и бережно поставил его на стол. Было ясно, что это не первая его выпивка за этот день.

— Итак, — начал он. Кто победил в чемпионате века? Джим?

Джимми ждал совсем других вопросов. Теперь же вероятность того, что Люси все рассказала отцу, как бы уменьшилась, очевидно, плохое настроение Дарси объяснялось совсем другими причинами. Он улыбнулся Дарси.

— Да, Гордон и я. Каждому по половинке пирога.

Приобняв Марсель за плечи и слегка сжав их, как будто она была его трофеем, Джимми услышал мелодичное позвякивание ее сережек.

Эндрю запротестовал, утверждая, что ему принадлежит меньше половины пирога. Разговор вернулся в привычное русло. Дарси выпил, ну и что в этом, собственно, такого?

Майкл украдкой взглянул на Ханну. Несмотря на то, что она была тщательно накрашена, косметика не скрывала какой-то неясной тени на ее лице. Она казалась сегодня не такой красивой, как всегда. Вновь Майкл невольно сравнил Ханну, какой она бывала обычно на людях, с другой Ханной, которую он открыл для себя недавно — одновременно трогательной и вселяющей тревогу. Майкл заставил себя отвести взгляд и посмотреть на Дарси.

Тот громко разговаривал, жестикулируя стаканом, жаловался, что теперь ему не скоро придется поиграть в теннис. Майкл испытал запоздалый шок от того, как выглядел Дарси.

Нос был красным, на щеках горел румянец, но кожа была дряблой, а губы синеватыми. Дарси по-прежнему казался красивым и даже импозантным, но выглядело все это так, как будто приятная наружность перешла ему по наследству от какого-то другого Дарси, которого больше нет уже в живых.

Заработало профессиональное сознание Майкла. Он заставил себя вспомнить фамилию терапевта, услугами которого пользовался Дарси, и подумал, что надо обсудить состояние Дарси с его кардиологом.

Затем все эти беспокойные мысли оформились в го голове в одну: что будет, если Дарси умрет? Что будет с Ханной? Ханна… Майклу показалось странным, что он никогда до сих пор не задавал себе этого вопроса. Но Дарси всегда был заметной фигурой в их компании, да и во всем Графтоне. Каким же непоколебимо надежным должен был он казаться Ханне! И вот у них на глазах Дарси пережил сердечный приступ и был теперь абсолютно больным человеком.

Майкл снова взглянул на Ханну, и в голову вновь полезли странные мысли. Он вздрогнул от смешанного чувства желания и неприятных предчувствий. Ханна, оживленно жестикулируя, что-то говорила Эндрю Фросту, который смеялся над ее рассказом.

Дети пошли в дом. Гордон поставил на стол свечи, на свет их из темноты сада летели мотыльки, предательский жар обжигал их, заставляя виться от боли как бы по спирали.

Беседа постепенно затихала, превращалась в обмен отрывочными репликами, как будто все задумались вдруг о гораздо более важных предметах для разговора, которые никогда не обсуждаются вслух.

Дарси едва притронулся к пище, чего не скажешь о выпивке — пил он много. Он не давал никому ни о чем толком поговорить, даже на другом конце стола, все время наклоняясь вперед и требовательно вопрошая:

— Что? О чем вы там, черт возьми?

Все это выглядело так, как будто Дарси хотел показать, что сохранил свое былое превосходство над окружающими, хотя бы здесь, в кругу друзей. Все относились к этому снисходительно, послушно замолкали, когда Дарси все громче и громче вмешивался в разговор, причем здравого смысла в его репликах становилось все меньше и меньше, и в результате все разговоры заглохли сами собой. Язык Дарси заплетался, к тому же он начал зевать.

— Что ты знаешь? — продолжал он спорить с Эндрю Фростом. — Что, мать твою, ты знаешь? — Лицо его исказилось вдруг от бессильной злобы, но он успел уже забыть сам предмет спора.

Всем было хорошо видно, насколько он беспомощен.

Ханна вообще старалась не смотреть в его сторону.

Гордон перестал наполнять бокалы. Но Дарси, хитро улыбаясь, протянул руку и достал припрятанную в тени около мангала непочатую бутылку вина. Ему стоило огромного труда нагнуться, и был момент, когда казалось, что он не в состоянии будет выпрямиться. Однако ему это удалось, и он издал возглас триумфа, ставя на стол полную бутылку.

— Все пьют со мной? — радостно спросил он, сжимая в кулаке горлышко бутылки. Размахивая бутылкой, Дарси задел один из бокалов, он попытался поймать его на лету, но руки плохо слушались его, и в результате он уронил и бутылку. Фонтан красного вина брызнул над столом, заливая свечи. На скатерти расплылось малиновое пятно, еще один стакан покатился и разбился о пол.