Гремучий Коктейль 3 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович. Страница 29

— И… когда? — голос жены дрогнул еще сильнее.

— Сейчас, — допив чай, я поставил чашку на стол, — Это ведь возможно, Бронзовая Черепаха.

— Да, князь. Мой транспорт недалеко, — старуха как будто ждала именно такого ответа.

Ну а какой выбор, по сути, нам предоставляется? Причин не верить старой китаянке нет, она не будет подвергать риску свою уникальную репутацию. Тем более, что вон, Тернова сидит рядом со мной в мобиле, тихо-тихо болтая с Витиеватым через разговорник, причем явно слышит подтверждающие предложение Черепахи сведения. Следовательно, либо я отказываюсь, не желая портить свою кожу, либо Кристина несколько дней мандражирует и мучается сомнениями (сомневаюсь, что китаянка не нашла бы чем надавить, если бы такой вопрос поднялся), либо мы едем прямо сейчас, в наш почти свободный выходной.

— Так, — внезапно подала голос княгиня, — Мне что, придётся обнажаться перед мужчиной?! Этого…

— Не волнуйтесь, княжна, — почти ехидно проскрипела мафиози, — Подобное бесчестье тебя точно минет.

Действительно минуло. Что меня, что её тернейшество. Правда, таким образом…

На следующий день в академию мы не пошли. Еще лежа под работающими иглами, я набрал по разговорнику барона Медичи, извинился за столь ранний звонок, а потом предупредил, что мы не появимся. А может быть, и пару деньков подряд. Продублировав это послание чрезвычайно недовольному Витиеватому, я положил трубку, вернувшись к тому единственно возможному занятию, которым мог заниматься голым и испытывающим боль от постоянно снующих туда-сюда артефактных игл — принялся успокаивающе поглаживать по голове лежащую прямо на мне девушку. Разумеется, неодетую. Совсем неодетую. То есть полностью.

Это же, всё-таки, брачная татуировка. И наносится она, как выяснилось, посредством частично волшебного инструмента, напоминающего ткацкий станок,… причем, одновременно на обоих. Оператор сидит за непрозрачной ширмой, получая необходимые ему знания от самого магического аппарата.

Затем, после того как всё кончится, нас оденут китайцы и китаянки соответственно, заботливо донесут на специальных носилках в специальную машину (кажется, это была слегка переделанная гробовозка), потом доставят домой, где не менее заботливо поднимут в квартиру. Там мы парочкой еле живых звуков уведомим встревоженное двухметровое чудище по имени Анна Эбигейловна о том, что всё произошедшее не смертельно и хоронить нас не надо… с огромным облегчением будем рассованы по своим комнатам. Через несколько минут получавшие инструкции от доставивших нас китайцев домашние придут, выполнят обратную процедуру раздевания, смажут воспалившуюся кожу специальным составом, и…

На этом месте вроде бы оставалось лишь выдохнуть, закрыть глаза и терпеть, пока мазь успокоит исколотую с использованием магии кожу, да? Много исколотой кожи, татуировка была чуть ли не на половину тела, причем, наносилась невероятно быстро, что тоже добавляло болевых ощущений. Ну так вот, не удалось. Не совсем удалось. Вошедшая в комнату без стука Анна Эбигейловна молча сунула мне под бок жену (опять без ничего), следом в комнату проникли животные, каждый из которых счел долгом залезть на кровать, Фелиция открыла рот, причем не у меня в голове, а вслух…

В общем, поубивать всех мы с бывшей Терновой пригрозили хором. Следом за этим событием, после того как даже Курв, легший у кровати, хрипеть перестал, Кристина вновь вызвала свою горничную и умирающим голосом сделала ей заказ. Тут даже я хрюкнул от неожиданности.

Через полчаса томного лежания под одеялом мы дождались появления двухметровой горничной со столиком, на котором стояло ведро со льдом, в котором куковала бутылка водки. Две рюмочки прилагались.

— Станис, наливай… — умирающе пробурчало откуда-то у меня с плеча, — Хотя нет, не наливай. Давай так, струйкой, по чуть-чуть.

Телекинез — великая вещь, понял я, всасывая губами обжигающе холодную струйку водки и получая следом маринованный помидорчик. А водка — тем более. Когда крепкий алкоголь дошёл до головы, то я аж охнул, поняв, насколько сильно напрягло тело это иглоукалывание. Судя по блаженным вздохам принявшей на грудь девушки, ей полегчало как бы не на порядок сильнее, чем мне. Ну еще бы, я-то покрыт тугим мясом, а она кожа да кости, не понятно, в чем жизнь теплится. И как еще с рапирой скакала…

— Не так я этого хотела… — невнятное бурчание слегка отвлекло мой кайфующий мозг, но переспросить я не успел — девушку вырубило. Вскоре я последовал её примеру. Нам действительно нужно было какое-то время находиться вплотную друг к другу — шла синхронизация татуировок.

Наутро, когда мы достаточно оклемаемся и будем вяло завтракать перед новым учебным днём, всклокоченная и слегка опухшая Кристина хриплым голосом поинтересуется, зачем и ради чего я на это вообще пошёл? Не моргнув глазом, отвечу, что ради того, чтобы у неё было меньше стимулов меня угробить и стать счастливой вдовой княгиней.

Ответ парадоксальным образом обидит всех, кроме Курва.

Интерлюдия

Она так давно ничего не боялась, что забыла про это чувство. Его много лет успешно вытесняли другие — превосходство, подавляющая магическая мощь, имя её Великого Дома. Ежедневно получая уверения в своей исключительности, видя склоняющиеся головы, суетливые жесты покорности и внимания, ты забываешь о неприятном.

Это не значит, что неприятное может забыть о тебе, особенно когда оно и только оно являлось главным источником твоего страха. Пусть даже и осталось в другом мире.

— Сильвия, девочка моя, — тепло улыбнулся великой госпоже Сильверхейм обнаруженный ей у себя в номере мужчина, в данный момент встающий с дивана, — Я так рад тебя видеть!

Он дал ей несколько секунд оклематься от подобного сюрприза, подавить вспышку дикой паники, немного подержаться за дверной косяк, даже вспомнить, как нужно дышать. Просто стоял, высокий, худой, с белоснежного цвета кожей, такими же волосами и глазами, заложивший руки за спину. Высокий, атлетичный, мило улыбающийся мужчина необыкновенной красоты.

Дарий Сильверхейм, глава Дома. Человек, выбирающийся на Сердечник очень ненадолго и только в одном-единственном случае — будучи взбешенным до предела и за ним.

Найдя в себе силы сделать шаг вперед и закрыть дверь за своей спиной, Сильвия тут же упала на колени перед главой и родственником, мелко дрожа и умоляюще ловя глазами его взгляд. Тщетно, он смотрел поверх женщины.

Прошла минута, показавшаяся ей вечностью.

Он бросил что-то перед ней. Взглянул. Всё-таки взглянул. Потом снова улыбнулся этой кошмарной, мягкой как мёд улыбкой человека, готового простить другому любые его прегрешения. Условие о мучительной и долгой казни «грешника» никогда не показывалось в момент, когда еще существовало место для надежды.

— Первая страница, дорогая моя Сильвия. Самые крупные буквы. Читай. Вслух.

— …

— Немедленно, — с этим словом от ног главы медленно поползло поле белого сияющего инея, в котором жутко затрещали деформирующиеся дощечки паркета.

— Д… дми… трий… Про… сстр… ааа… — острое желание жить придало Сильвии сил, но вот знание, как пользоваться языком, пока не вернулось.

— Я тебе помогу, — теплоты и патоки в голосе Дария, казалось, прибавилось, — Дмитрий Пространственник, заслуженный и знаменитый волшебник города Санкт-Петербурга, изволит, вместе со своими многочисленными коллегами, открыть исследовательский дом-музей. В котором, дорогая моя Сильвия, будут размещены и тщательно изучаться многочисленные диковины и чудеса, обнаруженные Дмитрием и его многочисленными коллегами, на территории этого города. Правда, чудесно? А знаешь, что еще чудеснее? М?

Она лишь подняла от газеты лицо, вновь встречаясь белым сиянием своих глаз, с таким же, но более глубоким и ярким, у главы.

— Еще чудеснее, моя дорогая Сильвия, — это новости из тех многочисленных газет, которые мне привез Георг. Привёз отсюда. Много-много газет, дорогая родственница. В каждой из них есть статьи о странностях, удивляющих жителей этого города. Поющие монеты, лающие цветы, ожившая метла, летающий крот. Тебе это… о чем-нибудь говорит?