Самодержец (СИ) - Старый Денис. Страница 21
Однако, у горожан оказалось слишком много оружия, чтобы оно где-то, да не выстрелило. В том порохом складе, в которой превратился Стокгольм хватило нескольких перестрелок, прежде чем ситуация стала вообще неконтролируемая и город на три дня погрузился в хаос.
Когда утром 6 сентября 1762 года король Адольф Фредерик без страха, демонстративно, восседая на сверхмощном коне, иные его большую тушу и не потянули бы, входил в Стокгольм, его уже встречали, как избавителя. Не все, конечно, противников государственного переворота все еще хватало. Однако, при отсутствии деятельного участия в событиях партии «шляп», ареста «колпаков» и их лидера Туре Рудбека, вся вероятная инерция сопротивления была растеряна и оно стало безынициативно.
Король ехал в риксдаг, чтобы торжественно объявить о его роспуске. Все шествия сопровождалось звуками труб и боем барабанов, что привлекало горожан. А большая масса солдат, как шведских, так и иностранных, отбивала всякое желание стрелять и защищать свои демократические права. Без стрельбы не обошлось, пару отрядов особо отчаянных попытались оказать сопротивление, однако, король входил первым в город только для видимости, на самом же деле Адольф Фредерик вошел уже после того, как основные улицы и площади были уже взяты под контроль войсками.
— Поздравляю Вас! — французский генерал первым принес поздравления королю Адольфу Фредерику, ставшим абсолютным монархом Швеции.
— Благодарю, граф, но замечу, что все это нужно было сделать еще раньше, а не тогда, как понадобилась шведская кровь, — отвечал король, не забывая при этом улыбаться и махать возбужденно-радостной толпе, собравшейся у балкона королевского дворца. — Они так вытопчут всю траву и разрушат идиллию ландшафта.
— Ваше Величество, считаю, что именно сейчас и нужно выступать, чтобы до зимы занять пограничные русские крепости и переждать суровые морозы в тепле, но не в поле. Войска готовы, англичане переподчинили свой корпус мне, у господина Якоба Магнуса Спренгтпортена шесть тысяч солдат, у принца Карла двенадцать тысяч солдат. В Вашем подчинении сейчас еще сорок тысяч. Это сила, которая должна сокрушить русских. У нас более ста тысяч солдат, из которых пятнадцать тысяч кавалерии и более трехсот пушек. Как только мы выступим, Фридрих узрит наши успехи и так же поспешит вступить в войну. Уже к зиме мы станем делить шкуру медведя, где самые лучшие куски достанутся тем, кто первый выстрелил в злого хищника, — распылялся генерал-лейтенант граф Антуан-Мари де Апшон.
— Не делите шкуру неубитого медведя, — вдруг из неоткуда вспомнил король русскую поговорку.
Хотя, в шведском фольклоре подобные мудрости также имели место. Шведский король, никогда особым образом не интересовался культурой России, только лишь немного историей, будучи уверенным, что шведы принесли государственность на Русь, а русские на это были не способны. И считал, что победы России были связаны только с тем, что в этой стране была абсолютная монархия, когда мудрые, или не очень, если речь идет о России, монархи, могли быстро принимать решения и аккумулировать все ресурсы для достижения целей.
* * *
Петербург
17 сентября 1762 года
— Хрясь! — массивный посох обрушился на могучую спину Степана.
— Как ты допустил? — кричал я, сжавшемуся в комок Шешковскому, впадая в ярость.
— Государь! — попробовал что-то сказать Степан.
— Хук! — полетел мой кулак в лицо казачьему генералу, но тот ловко увернулся и сделал шаг назад.
— Петр? — услышал я удивленный голос Катерины.
— Ты что тут делаешь? — прикрикнул я на жену.
— Успокойся! — ласково сказала Катя и приобняла меня.
Я не знаю, что это был за порыв, какой бес в меня вселился. На секунду потерял над собой контроль и уже размахиваю массивным посохом, который перешел ко мне по наследству от Елизаветы Петровны. Раньше такого не было. Правда раньше мой сын, наследник Российского престола и цесаревич, не сбегал.
— Ну чего ты? Петр Великий в генах проснулся? — спросила Екатерина, показывая жестом Шешковского и Степану Краснову, чтобы те ушли.
— Гены? Это ты у академика Кашина нахваталась слов? — спросил я, действительно приходя в себя. — Ну, вот, теперь досужие сплетни пойдут, что я бью своих же соратников. Но как он мог? Что это за мальчишество? Выпорю, ей Богу, выпорю, когда его найдут!
— Уже нашли. Я и шла сказать, что по оптическому телеграфу пришло сообщение, что Павел найден, и я, уж прости, от твоего имени отдала приказ, чтобы казаки, сопровождающие сына привезли его обратно, — говорила Екатерина, гладя меня по голове.
— А ну-ка! Я правильно понял? Ты приказала от моего имени? — зацепился я за слова. — А так, что, возможно?
— Прости, но нельзя было медлить! И я сказал, что это ты приказал. Кто ж не поверит уже почти императрице и жене императора. Я же врать не могу, — Катерина улыбнулась.
— Еще раз сделаешь подобное… — начал я.
— Знаю, в монастырь! — усмехнулась жена. — Ты, наверное, и стариком не перестанешь, вот так монастырем грозить. И еще… будь милостив к Павлу. Его Матрену отправили в Крым. Там и жениха присмотрели, и дом ей неплохой дали, крепостных. Все по чину. Ты своих офицеров так не балуешь, что она получила на два месяца работы. Вот Павлуша и побежал догонять девку ту срамную.
— Зря это все! — сказал я, уже окончательно успокоившись. — И то зря, что девку подложили только кабы и узнать о мужской силе наследника. И то, что вот так разлучаем, что он устремился в след и не подумал, что страна, почитай уже воюет и нужно быть осмотрительным.
Стук в дверь прервал мои размышления.
— Вот, ежели сейчас зайдет побитой собакой Шишковский и сообщит, что началась война еще с кем, возьму, за сломаю трость о его горб! — усмехнулся я.
В кабинет зашел… Шешковский. Взгляд в пол, ноги полусогнуты, горбящийся.
— Ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Катерина, заражая и меня своим смехом.
— Скажешь, что новая война… убью, — сказал я, не преставая смеяться.
— Позвольте, я тогда позже, — проблеял Степан Иванович, между тем, не спеша уходить.
— Говори! — сказал я, резко посерьезнев. — Взаправду война?
— Пока нет, Ваше Величество, но в Швеции, с помощью французов и при участии англичан государственный переворот. Адольф Фредерик распустил риксдаг, наши люди частью арестованы, частью даже ушли в леса и горы, чтобы начать сопротивление. Партия «колпаков» разгромлена, но многие мещане и иные люди третьего сословия поддержали их. Возможна гражданская война, если…
— Если мы поможем, — перебил я доклад главы Тайной канцелярии. — Я тебя хоть не сильно?
— Что Вы, Ваше Величество, как в народе говорят: «Бьет, значит — любит!» — захотел отшутиться Степан Иванович.
— Мазохист. Вокруг одни извращенцы. Начиная с жены, — пробурчал я себе под нос, при этом стараясь размышлять.
На самом деле, я, да и Неплюев, как и аналитики, считали, что Швеция может быть только пугалом для нас. Шведская армия должна подойти к границам и до наступления холодов «дурить» нам голову своим присутствием. Не верил никто, что Адольф Фредерик решится начинать войну, у него для этого элементарно не было полномочий, а риксдаг нам удалось, если не купить, то создать прорусское большинство. Чуть менее месяца назад состоялось голосование по вопросу войны с Россией. Шведский парламент тогда проголосовал против войны, за нейтральный статус и за то, чтобы потребовать от короля отсылки английского корпуса восвояси. Последнее, правда носило рекомендательных характер, и было некоторой уступкой «шляпам» от «колпаков», которые не настаивали на скором отбытии островитян к себе домой, за то не воспротивились голосованию. Однако, было четко принято решение, что англичане не могут участвовать в войне со стороны шведских территорий. Вот такое и нашим, и вашим, но больше, все же нашим.
То, что Густаф, мой еще один дядюшка, не извращенец, как Фридрих, хотя я свечки не держал, но просто эталонный чревоугодник, решится на государственный переворот, я не верил. Уж больно сильными казались позиции парламента. Уверен был, что станет селедку есть с креветками, пудингом, мороженным, соленой рыбой и запивать все это русской сладкой водой, шлифуя шампанским [в РИ Адольф Фредерик умер от переедания, причем, употреблял за один прием пищи заведомо несочетающиеся продукты в феноменально больших порциях]. А тут, гляди-ка решился на подвиг.