Кристофер Робин - Рудник Элизабет. Страница 9

Кристофер наконец посмотрел на неё.

– В её возрасте я тоже покинул родительский дом, – заметил он. – Это подготовит её ко взрослой жизни. К работе. Разве мы не обязаны заботиться о ней?

Эвелин вспыхнула.

– Что? – спросил он.

Она встала из-за стола, задвинула стул и подошла к мужу. Эвелин села рядом и взяла его за руку.

– Но ведь тебе даже не нравится твоя работа, – ласково сказала она и заглянула ему в глаза.

– А при чём здесь это?

– Я вот не училась в Грэйфорде, но при этом обожаю свою работу, – пояснила она.

– Да, но это всё же скорее хобби, разве не так? – спросил Кристофер.

Эвелин изогнула прекрасную бровь. В её глазах вспыхнул огонь, а щёки покраснели. Она любила мужа. Любила всем сердцем. Но порой – как, например, сейчас – он говорил такие вещи, что ей хотелось взвыть от досады.

Её хобби, как Кристофер называл её работу, так много для неё значило. Благодаря этому хобби она могла расплатиться по счетам, и, что гораздо важнее, это хобби её по-настоящему вдохновляло. Она любила свою работу, любила команду талантливых инженеров, архитекторов и строителей, с которыми они вместе трудились на благо города. На работе считались с её мнением, смеялись над её шутками, там с ней, в конце концов, разговаривали. Её ценили. Дома же она была счастлива, когда им с Кристофером удавалось переброситься больше чем хотя бы парой предложений. Она тяжело вздохнула и промолчала. Сейчас не время для ссор.

– Полгорода разрушено из-за бомбёжек, – сказала она, стараясь не сорваться. – И я помогаю отстроить его заново. Вот на что тратятся государственные субсидии.

– О, государство выделило вам средства? – Кристофер был удивлён.

– Я говорила тебе об этом несколько недель назад, – ответила Эвелин.

Она выпустила ладонь мужа и сложила руки на коленях.

Когда Эвелин снова заговорила, то уже не пыталась скрыть грусть.

– Вот об этом я и говорю. Даже когда ты рядом, на самом деле ты где-то далеко. Так больше нельзя. Когда-нибудь ты сломаешься.

– Если потрудиться сейчас, то в будущем наша жизнь станет... – Он поднёс ко рту вилку.

Эвелин не дала ему шанса договорить. Хватит с неё оправданий, чаша её терпения переполнилась. Резко отодвинув от него тарелку, она решительно посмотрела мужу в глаза.

– Станет какой? – спросила она. – Лучше? Хуже? Да неважно! Нам нужен ты. Это жизнь, Кристофер. Жизнь происходит прямо здесь и сейчас. У тебя на глазах. Посмотри, ву-у-ху-у! – Она скорчила рожицу и помахала руками над головой. Ни один мускул не дрогнул на лице Кристофера. – Я уже несколько лет не видела, чтобы ты смеялся.

– Очень забавно, – холодно отозвался Кристофер.

Эвелин встала, забрала его тарелку и направилась в кухню, но вдруг остановилась на полпути. Она обернулась и посмотрела на мужа.

Тот всё ещё был в замешательстве.

– Я лишь хочу, чтобы ты хоть иногда веселился. Дурачился. Я полюбила тебя не за то, что ты был готов к работе.

Поднявшись, Кристофер вздохнул.

– Пожалуйста, не надо всё усложнять, – мягко сказал он. – Прости меня. – Он повернулся и посмотрел в прихожую, где стояли собранные чемоданы. – Я подниму свой чемодан наверх. Прости, что попросил тебя собрать его за меня.

Но когда Кристофер подошёл поближе, то обнаружил, что его чемодана там нет.

– А где же мой?

– Я даже не стала утруждаться, – сказала Эвелин, а потом развернулась, зашла в кухню и захлопнула за собой дверь.

Кристофер так и стоял в прихожей, в недоумении глядя на чемоданы. Это звенящее, холодное равнодушие жены прозвучало громче всего того, что она сказала за ужином, и ударило больнее, чем любой из её возможных упрёков.

Что же с ними стало? Почему и когда это произошло? Раньше они во всём находили радость. Тогда он мог рассказать Эвелин о чём угодно, он бы поведал ей о том, что творится у него на душе, поделился бы своими опасениями за его подопечных. А сейчас?

Сейчас в их разговорах не было доверия, не было тепла. И Кристофер признавал, что всё это его вина. Эвелин была доброй, терпеливой, удивительной женщиной, и он знал, что она любит его. Но он настолько отдалился от неё. Как же теперь сократить эту бесконечную пропасть между ними?

«А что, если я не смогу её вернуть? Что, если она права? Что, если я и правда разучился радоваться?»

И с этими тяжёлыми мыслями Кристофер отправился в спальню.

* * *

Той ночью Кристофер дурно спал. Он всё ворочался с боку на бок, перед глазами мелькали странные картинки, а в голове вспыхивали путаные воспоминания. Время от времени он вскрикивал сквозь сон. Ему снился сырой, мрачный лес, а сквозь густой, окутавший деревья и застилающий землю туман проглядывали едва различимые силуэты медведей, кроликов, ослов и поросят.

Кристофер проснулся в холодном поту и повернулся на другой бок. Но вторая сторона кровати была пуста. Сквозь шторы пробивались первые слабые солнечные лучи. Вот и настал новый день. Он услышал, как внизу открывается дверь.

Голос дочери смешивался с голосом жены. Они были готовы к отъезду.

Сбросив с себя одеяло, Кристофер запрыгнул в рабочий костюм и побежал вниз по лестнице. Как он и полагал, входная дверь была открыта. Во дворе стояла машина. Вещи Мадлен и Эвелин были уже сложены в багажник, а они стояли в гостиной и едва удостоили Кристофера взглядом.

– Что ж, – сконфуженно сказал он. – Хорошей поездки.

Он наклонился, чтобы обнять Мадлен, но та даже не шелохнулась, поэтому он просто клюнул её в щёчку и легонько похлопал по спине.

Малышка кивнула и направилась к выходу. Но вдруг замерла, развернулась и вручила ему сложенный лист бумаги.

– Мне очень нравится этот твой рисунок, – ласково сказала она. – Может, повесишь его к моим?

Кристофер кивнул, она слабо улыбнулась и вышла во двор.

Эвелин подождала, когда она выйдет, и одарила его своим быстрым, холодным «пока». Он вдруг подумал, что этот беглый поцелуй в щёку и лёгкое похлопывание по спине без намёка на теплоту, были ни чем иным, как молчаливым наказанием за его собственное горе-прощание, за его собственное горе-всё. Не проронив больше ни слова, Эвелин покинула дом. Кристофер вышел вслед за ними. Он наблюдал за тем, как они сели в машину и уехали.

– Мне так жаль, – пробормотал он и поднял на прощание руку.

Но было уже слишком поздно. Никакое «прости» или «жаль» не вернёт ему выходных с семьёй. Он тяжело вздохнул, повернулся и пошёл обратно в дом. Зайдя в кухню, Кристофер водрузил на столешницу свой портфель.

На плите засвистел чайник, и Кристофер на автомате заварил себе чашку чая. Затем он – разумеется, эффективно – раскрыл портфель и проверил, там ли всё необходимое. Он вынул из кармана рисунок, который отдала ему Мадлен, и развернул его. К удивлению Кристофера, с потёртого листа бумаги на него глядел его старый верный друг – Медвежонок Винни.

Кристофер вздрогнул: на него вдруг снова нахлынуло туманное наваждение его сна. По рукам побежали мурашки. Он много лет не вспоминал про мишку. А теперь, когда он смотрел на рисунок, казалось, что он слышит его голос, чувствует запах Зачарованного леса. Сам того не заметив, он расплылся в улыбке...

А потом в прихожей громко прогремели дедушкины часы. Кристофер испугался, и улыбка исчезла с его лица. Он убрал рисунок обратно в карман, схватил портфель и ринулся к выходу, задев по дороге стол. На бок упала маленькая баночка мёда: Мадлен ела его на завтрак. Но Кристофер в спешке ничего не заметил и, вылетев из дома, захлопнул за собой дверь.

От удара дом содрогнулся, баночка закрутилась. Липкое золото мёда стало заливать деревянный стол, а затем и рисунок с медвежонком. А через мгновение баночка и вовсе свалилась на пол. Звон бьющегося стекла нарушил тишину опустевшего дома...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ворча, бурча и сопя, Винни проснулся. Его красный ночной колпачок съехал набок, и мишка медленно открыл глазки-пуговки. А когда он окончательно отошёл ото сна, то сладко и протяжно потянулся – такое было чувство, словно он проспал несколько лет. Винни потянулся: в уютной постельке было так тепло и хорошо!