Опасный пациент - Крайтон Майкл. Страница 36

Андерс же, напротив, слушал ее с величайшим вниманием.

– Где, как вы думаете, сейчас может находиться Бенсон? Куда он мог пойти?

Она покачала головой.

– Трудно сказать. Сейчас после перенесенного припадка он в постиктальном состоянии, как мы говорим, и предсказать его поведение невозможно.

– Но вы же его психиатр, – настаивал Андерс. – Вам должно быть многое о нем известно. Неужели вы не можете предположить, куда бы он мог пойти? Как он будет себя вести?

– Нет. – Боже, как же она устала! Неужели он не может понять? – Бенсон находится в ненормальном состоянии. Он почти психопат, он получил избыточное количество стимуляций, он пережил несколько припадков. Он может сделать все, что угодно.

– Но если он устал, испуган… – Андерс замолчал. – Как он может себя вести в таком состоянии? Как бы он себя повел?

– Слушайте, – сказала Росс, – так мы ни к чему не придем. Он может сделать все, что ему заблагорассудится.

– О'кей, – сказал Андерс. Он мельком взглянул на нее и отпил кофе.

Господи, ну почему он просто не пустит все дело на самотек? Его желание понять мотивы Бенсона и выследить его было смехотворно и нереалистично. К тому же всем и так известно, чем это обернется. Кто-нибудь выследит Бенсона и пристрелит его – тем все и кончится. Даже Бенсон сказал…

Она нахмурилась. А что он сказал? Что-то о том, как все это закончится. Как же это он сформулировал – дословно? Она попыталась припомнить, но не смогла. Она тогда была слишком напугана, чтобы придавать значение его словам.

– Да, это просто невозможно, – сказал Андерс, встав и подойдя к окну. – В любом другом городе шанс есть, но не в Лос-Анджелесе. Не в городе площадью пятьсот квадратных миль. Он же больше Нью-Йорка, Чикаго, Сан-Франциско и Филадельфии, вместе взятых. Вам это известно?

– Нет, – ответила она, не слушая.

– Слишком много возможностей спрятаться, – продолжал он. – Слишком много возможностей убежать: шоссе, аэропорты, морские пристани. Если он не дурак, он уже давно скрылся из города. Сбежал в Мексику или в Канаду.

– Он этого не сделает.

– А что он сделает?

– Он вернется в клинику.

Наступила пауза.

– Мне казалось, вы отказывались делать догадки на этот счет.

– Это только интуитивная догадка. Вот и все.

– Тогда поедем в больницу.

Центр нейропсихиатрических исследований походил на военный штаб. Все посещения были отменены вплоть до следующего понедельника. На четвертый этаж допускались только сотрудники Центра и полицейские. Но по неизвестной причине все сотрудники отделения «Развитие» находились на этаже: они бегали по коридору с перепуганными лицами, явно опасаясь за судьбу своих рабочих мест и стипендий. Телефоны разрывались – звонили репортеры местных газет. Макферсон заперся у себя в кабинете с представителями администрации. Эллис изрыгал проклятия по адресу всякого, кто подходил к нему ближе чем на десять ярдов. Моррис куда-то исчез, и его нигде не могли отыскать. Герхард и Ричардс пытались освободить несколько телефонных линий, чтобы с их помощью контролировать компьютерную программу Бенсона, используя для этого второй стационарный компьютер, но все линии были безнадежно заняты.

В глазах стороннего наблюдателя Центр, должно быть, представлялся форменным бедламом: в пепельницах громоздятся горы окурков, кофейные чашки, надкусанные гамбургеры и тосты валяются на полу, на спинках стульев висят скомканные пиджаки и форменные куртки. И телефоны не умолкали: как только кто-то вешал трубку, телефон трезвонил вновь.

Росс сидела в своем кабинете вместе с Андерсом и перечитывала составленный полицейским протокол, сверяя приметы Бенсона. Описание было составлено по рубрикам типовой компьютерной программы, но в целом было достаточно точным: «Белый мужчина, черные волосы, карие глаза, рост 5 футов 8 дюймов, вес 140 фунтов, возраст 34 года. Особые приметы внешности: черный парик и бинты на затылочной части головы. Возможно, вооружен – револьвер (?). Особенности поведения: ненормальные реакции, прочее – персеверация. Причина преступного поведения: подозрение на психическое заболевание». Росс вздохнула.

– Он не вполне соответствует вашим компьютерным рубрикам.

– Никто не соответствует, – ответил Андерс. – Мы можем только надеяться на то, что описание достаточно точное, чтобы кто-нибудь смог его опознать. Мы также разослали его фотографию. Несколько сотен снимков распространены по всему городу. Это должно нам помочь.

– А что теперь? – спросила Росс.

– Ждать. Если только вам не придет в голову, где он может прятаться.

Она покачала головой.

– Значит, будем ждать.

12

Они находились в просторном, с низким потолком, помещении, стены и потолок которого были выложены белым кафелем. Помещение было залито ярким светом люминесцентных ламп. Шесть металлических столов выстроились в ряд вдоль стены. Каждый стол завершался большой раковиной. Пять столов были пусты. Тело Анджелы Блэк лежало на шестом. Двое патологоанатомов из полиции и Моррис склонились над телом. Шло вскрытие.

Моррис повидал на своем веку немало вскрытий, но те, на которых он присутствовал в качестве хирурга, не были похожи на это. Сейчас патологоанатомы не менее получаса исследовали поверхность тела, фотографируя каждый дюйм, и только потом приступили к вскрытию. Они пристально осмотрели колотые раны, уделив особое внимание тому, что они назвали «растянутым разрывом».

Как объяснил один из патологоанатомов, это означало, что раны были нанесены тупым предметом. Предмет не разрезал, а вмял и разорвал упругий эпидермис. Затем инструмент прошел внутрь ткани, но первый разрыв всегда немного отклоняется от траектории глубокого проникновения. Они также отметили, что волоски с поверхности кожи в некоторых местах загнулись и попали в раны – это было еще одним свидетельством того, что раны нанесены тупым предметом.

– А что за тупой предмет? – поинтересовался Моррис.

Патологоанатом пожал плечами.

– Пока трудно сказать. Надо осмотреть раны более тщательно, по всему следу проникания.

След проникания означал глубину, на которую орудие вошло в тело. Определить след проникания было непросто: кожа эластична и имеет тенденцию возвращаться в исходное положение, восстанавливая прежнюю форму, а подкожные ткани после смерти меняют конфигурацию. Дело затянулось.

Моррис едва держался на ногах от усталости. Глаза болели. Через некоторое время он вышел из анатомички и зашел в соседний кабинет – лабораторию судмедэкспертизы, где на большом столе лежали вещи, найденные в сумочке убитой. Их изучали трое. Один называл предмет за предметом, другой записывал их характеристики в протокол, третий наклеивал на них ярлыки. Моррис стал молча наблюдать. В основном предметы были самые обычные: губная помада, компакт-пудра, ключи от машины, кошелек, бумажные салфетки, жвачка, контрацептивные пилюли, телефонная книжка, шариковая ручка, тени для глаз, ножницы. И две коробки спичек.

– Две коробки спичек, – сказал полицейский. – На обеих фирменная надпись: "Отель «Марина-аэропорт».

Моррис вздохнул. Как неторопливо, терпеливо они работают. Это не лучше вскрытия. Неужели им и впрямь кажется, будто они таким образом что-то обнаружат? Для него это было невыносимо. Джанет Росс называла это болезнью хирурга – искушение действовать решительно и быстро, неспособность терпеливо ждать. Однажды на одной из конференций в Центре они обсуждали кандидатуру пациента третьей стадии – женщину по фамилии Уорли. Моррис настаивал, чтобы ее поставили в операционный план, несмотря на то, что у нее был целый букет прочих заболеваний. Росс тогда подняла его на смех: «слабый самоконтроль», сказала она ему тогда. В тот момент он готов был ее убить, и его намерение не исчезло даже после того, как Эллис спокойным безапелляционным тоном произнес, что он согласен: мол, миссис Уорли – неподходящий кандидат для операции. Моррис был совершенно уничтожен, хотя Макферсон и заявил, что, по его мнению, миссис Уорли вполне подходит и ее следует оставить в списке с пометкой «возможный кандидат».