Опасный пациент - Крайтон Майкл. Страница 7
В отделении занимались, можно сказать, вещами ординарными – если сравнивать с «Развитием», отделением исследовательских проектов с его химитродами, компсимами и вероятностными сценариями. Не говоря уж о крупных проектах вроде «Джорджа» и «Марты», «Формы Кью», «Развитие» лет на десять опережало «Прикладные процедуры», а «прикладники» в своих областях продвинулись очень и очень далеко.
Год назад Макферсон попросил Росс провести группу журналистов, специализирующихся на вопросах науки, по ЦНПИ. Он выбрал именно ее в качестве гида, по его словам, из-за ее «аппетитной попки»! Забавно было от него такое услышать. Но она также была и шокирована. Обычно он держался с ней вежливо и по-отечески.
Но что говорить о ней – шокированы были и репортеры. Росс собиралась показать им и «Прикладные», и «Развитие», но, увидев, что делается у «прикладников», гости явно получили чрезмерную порцию острых ощущений, и она прервала экскурсию.
Потом это ее долго беспокоило. Репортеры же не были наивными неискушенными дурачками. Это были люди, которые курсировали между крупнейшими научными центрами всю свою жизнь. Но, ознакомившись с опытами и исследованиями, которые велись в ЦНПИ, они буквально потеряли дар речи. Сама она давно уже утратила способность абстрагироваться, взглянуть на происходящее в Центре как бы со стороны – ведь к тому времени она проработала здесь уже три года и постепенно привыкла ко всему, что творилось в этих стенах. Взаимодействие человека и машины, человеческого мозга и электронного мозга – все это уже давно не представлялось ей чем-то странным и шокирующим. Она воспринимала это как нормальный путь движения науки вперед к новым достижениям.
С другой же стороны, она выступала против операции третьей стадии на Бенсоне. С самого начала она возражала. Она была уверена, что Бенсон – неподходящий человеческий материал, и теперь у нее оставался один-единственный, последний шанс это доказать.
В конце коридора она на мгновение замерла у дверей «Телекомпа» и прислушалась к тихому зудению принтеров. Из-за двери донеслись голоса – и она открыла дверь. «Телекомп» был в полном смысле сердцем всего Центра: просторное помещение, уставленное разнообразным электронным оборудованием. Стены и потолки были обиты звуконепроницаемыми накладками – напоминание о тех давнишних временах, когда здесь стояли стрекочущие телетайпы. Теперь же использовались либо бесшумные КЛТ – катодно-лучевые тубы, – либо струйные принтеры, которые не шумно печатали, а выливали на бумагу ряды букв точно из шланга. Макферсон настоял на замене печатных аппаратов на бесшумные машины, потому что, как ему казалось, стрекот телетайпов раздражал поступивших в ЦНПИ пациентов.
В комнате находились Герхард и его ассистент Ричардс. Их называли близнецами-вундеркиндами: Герхарду было только двадцать четыре, Ричардсу – и того меньше. Они были самыми юными сотрудниками Центра: оба рассматривали «Телекомп» как площадку для игр. Они работали допоздна, но урывками и беспорядочно: начинали вечером, а уходили из лаборатории засветло. Они редко появлялись на научных советах Центра и общих собраниях – к вящему неудовольствию Макферсона. Но чего нельзя было отрицать, так это их таланта. В таланте им невозможно было отказать.
Герхард носил ковбойские сапоги, полотняные штаны и атласные рубашки с жемчужными пуговицами. В возрасте тринадцати лет он обрел всенародную известность, построив двадцатифутовую твердотопливную ракету во дворе родительского дома в Финиксе. У ракеты была чрезвычайно сложная электронная система наведения, и Герхард не сомневался, что сумеет вывести ее на орбиту. Соседи, заметившие за гаражом устремленный в небо нос ракеты, забеспокоились и вызвали полицию. После чего в известность поставили даже армейское командование.
Армейская комиссия изучила ракету Герхарда и отправила ее на полигон Уайт-Сэндз для запуска. После запуска вторая ступень воспламенилась до момента отделения, и ракета взорвалась на высоте две мили. Но к тому времени Герхард получил четыре патента на свою систему наведения и несколько заманчивых предложений из ряда колледжей и промышленных фирм. Он их все отверг и поручил своему дяде инвестировать гонорары за патенты, а достигнув шестнадцатилетия, купил себе «Мазерати». Он нанялся на работу в компанию «Локхид» в Палмдейле, в Калифорнии, но через год уволился, потому что не имел возможности должностного роста – из-за отсутствия инженерного диплома. К тому же сослуживцы открыто недолюбливали семнадцатилетнего коллегу, разъезжавшего на «Мазерати» и предпочитавшего приходить на работу в лабораторию около полуночи. Считалось, что в нем отсутствует «дух коллективизма».
Вот тогда-то Макферсон и взял его в Центр нейропсихиатрических исследований для разработки электронных компонентов, совместимых с человеческим мозгом. Макферсон как глава ЦНПИ провел собеседования с десятками кандидатов, которые считали эту работу «научным вызовом» и «интересной возможностью для прикладного использования теоретических разработок», но только Герхард сказал, что ему все это кажется ужасно занятной игрой – и его немедленно взяли в штат.
У Ричардса был приблизительно аналогичный жизненный опыт.
Он закончил среднюю школу и полгода проучился в колледже, а потом загремел в армию. Уже попав было в полк для отправки во Вьетнам, он предложил некоторые улучшения в армейских системах электронной разведки. Его предложения оказались удачными, и Ричардс отправился не на поля сражений, а в военные лаборатории в Санта-Монике. После демобилизации он тоже пришел в ЦНПИ.
Близнецы– вундеркинды! Росс улыбнулась.
– Привет, Джан! – сказал Герхард.
– Как дела, Джан? – сказал Ричардс.
Они обменялись рукопожатием. Эти двое были единственными в Центре, кто осмеливался обращаться к Макферсону просто «Род». И Макферсон смирился с этим.
– Все отлично, – ответила она. – Мы представляли нашего пациента третьей стадии на конференции. Я хочу на него взглянуть.
– А мы как раз заканчиваем проверку его компьютера, – сказал Герхард. – Все в норме, – он указал на стол с микроскопом, окруженным множеством электронных датчиков и дисплеев.
– А где компьютер?
– Под стеклом.
Она присмотрелась повнимательнее. Пластиковый пакетик размером с почтовую марку лежал под окуляром микроскопа. Сквозь прозрачную оболочку она увидела плотную паутину миниатюрных электронных компонентов и проводков. Из пакетика торчали сорок контактов. С помощью микроскопа ребята исследовали все электроды – один за другим.
– Осталось проверить логическую цепь, – сказал Ричардс. – У нас на всякий случай есть страховочный блок поддержки.
Джанет подошла к полкам с картотекой и стала просматривать карточки тестов. Просмотрев несколько карточек, она спросила:
– А нет ли у вас психодексных карточек?
– Есть. Вон там, – сказал Герхард. – Тебе нужны пятипространственные или "н" – пространственные?
– "Н" – пространственные.
Герхард выдвинул ящик и вытащил лист картона.
Еще он вынул плоскую планшетку. К планшетке на цепочке был привязан заостренный металлический штырек, похожий на карандаш.
– Но это же не для вашего пациента третьей стадии? – спросил он.
– Для него, – ответила Росс.
– Вы уж и так использовали на него много психодексов…
– Нужна еще одна – для истории болезни.
Герхард отдал ей карточку и планшетку.
– Ваш пациент понимает, что с ним делают?
– Он понимает почти все.
Герхард покачал головой.
– Он, наверно, совсем спятил.
– Да, – сказала Росс. – В том-то все и дело.
На седьмом этаже она зашла в кабинет дежурных медсестер и попросила историю болезни Бенсона. В кабинете сидела новенькая.
– Извините, но родственникам не разрешается знакомиться с медицинскими записями.
– Я доктор Росс.
Сестра смутилась.
– Извините, доктор. Я не обратила внимания на ваш значок. Ваш пациент находится в палате семьсот четыре.
– Какой пациент?