ТАСС уполномочен заявить - Семенов Юлиан. Страница 16
– Из напитков будем пить «Боржоми», – ответил Константинов.
Официант обиделся, пожал плечами и оправил скатерть так резко, что Константинову пришлось подхватить фужер – наверняка разбился бы.
Еремин опоздал на пять минут:
– Извини, Константин Иванович, не рассчитал время, решил совместить приятное с полезным – пешком отправился.
– По дипломатическому протоколу пятиминутное опоздание допустимо, – улыбнулся Константинов. – А за сорок минут, я думаю, мы управимся: и с разговором, и с обедом. Я бульон заказал.
– Ты – гений, – сказал Еремин. – Добрый гений. Ну рассказывай, что стряслось?
– Ровным счетом ничего. Просто хотел посидеть с тобой, по телефону говорить – глаз не видеть, а мне хочется смотреть в твои глаза, потому как и ты и Славин невероятные хитрецы и я понимаю вас обоих лучше, когда вы молчите.
– Это комплимент?
– Бесспорно. Хитрость – необходимая градиента ума, она противна коварству и бесчестности. Я специально, знаешь ли, перечитал главу в занятной книге прошлого века «Об искусстве военной хитрости».
Еремин посмеялся:
– Есть аналогичная книга, издана в Париже, в восемьсот тридцать девятом году: «Изящество дипломатической хитрости».
– Значит, комплимент?
– Воистину так. Ну рассказывай, зачем я тебе понадобился?
– Понимаешь, Иван Яковлевич, штука заключается в том, что, по нашим последним данным, в Нагонии вот-вот прольется кровь…
– По твоим данным, нагнетание – не есть чистой воды демонстрация, проба сил?
– По моим данным, там готовится резня. А по твоим?
– Нам кажется, что они не решатся на открытую агрессию. Я согласен, ястребы решили избрать полем нового противоборства Африку, но они не готовы к серьезной драке, слишком свежо воспоминание о Вьетнаме. Видимо, дело ограничится пропагандистской шумихой, рыхлят почву, хотят поторговаться на переговорах о разоружении, поэтому тащат нас к грани кризиса, именно к грани.
– Мне сдается, ты не прав.
– Это твое личное мнение?
– Да. Но оно базируется на фактах.
– Бульон – отменен. Только присолить надо малость.
– Все солееды – гипертоники.
– А я он и есть, – ответил Еремин, – давление скачет постоянно… Вкусный бульон, хорошо делают, молодцы… Вообще-то странно, что ты настаиваешь на возможности агрессии. Давай взвешивать: Луисбург, дружбой с которым похваляется Огано, далеко не так монолитен, как кажется. Хотя проамериканские тенденции там сильны, но единства в правительстве нет. Отнюдь не все члены кабинета солидарны с идеей безоговорочной поддержки Огано – слишком одиозен. Потом – проснувшееся национальное самосознание, люди не хотят ползти в фарватере американской политики, те слишком много портачат, глупят сплошь и рядом, крикливого торгашества много, а мир вступил в пору особого отношения к самому понятию достоинство.
– Министр обороны Луисбурга, однако, заявил о своей симпатии Огано…
– Да, но при этом отказался передать ему партию автоматов, закупленных в Израиле.
– Зачем Огано новая партия оружия? Он получает поставки прямиком из Штатов и из Пекина.
– А привязывание? Он просил у Луисбурга оружие для того, чтобы надежнее привязать к себе соседей. А ему отказали. Это – симптом. Мне кажется, что и президент понимает сложность положения, потому-то он и обращался к Грисо и Огано с предложениями о посредничестве…
– И?
– Пока Огано отказывается, но, я полагаю, в последний момент он должен будет пойти на диалог.
– С какой программой? Разве у него есть конструктивная программа? Он крови жаждет…
– Обломается, Константин Иванович, обломается…
– С санкции хозяев?
– Пекин, конечно, будет категорически против переговоров с Грисо, Пекину выгодно открытое столкновение. А Вашингтон, мне сдается, в растерянности. Понятно, монополии давят, потеряли рынок, все ясно, но ведь решиться сегодня на драку – сложное дело, тем более что наша позиция совершенно определенна: Нагонии будем помогать, как стране, с которой связаны договором.
– Я утром просмотрел выступления американского посла по особым поручениям…
– Что ты от него хочешь, Константин Иванович?! Он человек Нелсона Грина, он обязан говорить то, что тот думает! Но ведь над ним – правительство и администрация, а там тоже далеко не все так едины, как кажется.
– В данном случае я шел по пути аналогий – британское право… Перед началом войны во Вьетнаме выступления американской дипломатии были такими же. Сценарий нагнетания у них разработан точный, я бы сказал, элегантный сценарий. Заметь себе, Иван Яковлевич, что ястребы – в африканской проблеме – жмут на Европу, они очень надеются втащить туда партнеров по НАТО.
– Они это слишком нажимисто делают, Константин Иванович, Европа умная стала, здесь политики понимают, что не надо начинать драку в своем доме, пожар войны водой из Янцзы не зальешь. Да и Миссисипи далековато.
– Кого из крупных бизнесменов твои коллеги считают серьезными людьми в Луисбурге? Я имею в виду западных коммерсантов.
– Немцы лихо работают, молодцы. Ханзен очень крепок, это железные дороги, Кирхгоф и Больц – текстиль, автомобили, цемент. Из американцев, пожалуй, наиболее компетентны Чиккерс, Лэндом и Саусер – они представляют Рокфеллера, практически всеохватны.
– А Лоренс?
– Этого я что-то не помню.
– «Интернэйшнл телефоник», – подсказал Константинов.
– Ах да, слыхал! Но о нем наши говорят глухо, что-то за ним стоит, какой-то шлейф тянется.
– Глэбб? Такую фамилию не помнишь?
– По-моему, его подозревают в связях с ЦРУ… Коммерция – прикрытие.
– А может, наоборот? – усмехнулся Константинов.
– Верно. Вполне может быть и так.
– Скажи мне, пожалуйста, Иван Яковлевич, утечка информации – по нагонийскому узлу в частности – здорово вам может помешать?
– Об этом я и думать не хочу.
– Мне, к сожалению, приходится.
– Есть сигналы?
– Есть.
– Бесспорные?
– Разбираемся.
– Плохо.
– Да уж хорошего мало.
– Я бы сказал – очень плохо, Константин Иванович.
– Даем противнику возможность рассчитывать встречные ходы?
– Именно.
– Значит, ты полагаешь, что на драку они не пойдут?
– Полагаю, что нет.
– А я думаю, они идут к ней. И начнут. Если только мы им не помешаем. Не обхитрим, говоря иначе. Скажи мне, научно-исследовательские институты от вас получают много материалов?
– Много. Очень много. Иначе нельзя: коли науку держать на голодном пайке информации – толку от нее не будет. А может, провокация? Ошибка исключена?
– Не исключена. Мы этим как раз и занимаемся…
…Константинов завез Еремина в МИД, заехал к себе, просмотрел последние телеграммы и отправился на корт – Трухин устроил ему партию с Винтер.
– Я еще только учусь искусству тенниса, – сказал Константинов, – так что не взыщите, ладно? Вы привыкли, видимо, к хорошим партнерам?
– Ничего, – улыбнулась Ольга, и лицо ее сразу же изменилось, стало юным. – «Цирюльник учится своему искусству на голове сироты».
– Как, как? «На голове сироты»? Откуда это?
– Афганская пословица. Вас гонять, или хотите поработать над ударом?
– Я готов ко всему. Только особенно не унижайте.
– Я совершенно не азартна, игра дает великолепную зарядку на неделю, работается вхруст.
– «Вхруст»? – переспросил Константинов.
– Не помните? «Одну сонату вечную, заученную вхруст»…
– Мандельштам?
– Вы кто по профессии?
– Юрист.
– Тогда вы мне непонятны. Сейчас поэзию знают только физики; гуманитарии все больше выступают в разговорном жанре. Ну поехали?
– С богом!
Играла Ольга Винтер действительно прекрасно. Иногда бывает так, что человек, сильный в том деле, где он, как говорят, купается, норовит выказать окружающим свою – определенного рода – исключительность. Это ломает партнеров, принижает их; отсюда – зависть, недоброжелательство, грех, одним словом. Редки люди иного склада: умение делает их особо открытыми, идущими навстречу; свое знание они легко отдают людям, испытывая при этом видимую радость, особенно когда заметны результаты такого рода отдавания. С такими людьми общение приятно, оно – обогащающе; воистину, всякого рода отдача неминуемо оборачивается бумерангом: разбудив в другом талант, ты получишь во сто крат больше, иными гранями, а от них, от разности граней, и твой талант становится богаче, высверкивает всеми оттенками – талантливость, если она истинна, всегда оттеночна, только посредственность однозначна.