Зелёный ужас. - Уоллес Эдгар Ричард Горацио. Страница 24

— Я всегда считал вас своим другом, — осмелился пролепетать Уайт. — Ведь мы с вами знакомы очень давно, с 93 года, когда в Понсонби произошла кража.

— Давайте не будем уклоняться от темы. Меня в качестве вашего друга очень интересует вопрос о вложении вами капиталов в синдикат Гардинга. Итак, вы дали доктору деньги, не потрудившись даже выяснить, насколько то, что он собирается предпринять, не противоречит закону?

— Разумеется, я счел нужным осведомиться об этом и получил заверения, — поспешил заявить Уайт, — что дело касается какого‑то химического открытия. Но ведь я ничего не смыслю в химии. Я готов сознаться в том, что искренне сожалею, что доверился доктору, и, право, был бы очень рад получить обратно свои деньги.

Мак‑Нортон не сомневался в искренности последних слов Уайта. Он более чем кто бы то ни был знал о том, насколько запутаны денежные дела Уайта. Ему было также известно, что этот внешне безукоризненный директор находился в руках ростовщиков, безжалостно высасывавших из него все соки. Знал и о том, что в последнее время в Сити поговаривали, что дела фирмы Понсонби не совсем благополучны.

— моё знакомство с доктором началось с того, что я оказался его пациентом, — неожиданно заговорил Уайт. — Поэтому я чувствовал себя в некотором роде обязанным ему.

Мак‑Нортон знал, что Уайт лгал.

— Я полагаю, вам ясно, что все акционеры гардингского предприятия будут отвечать вместе с ним за все им содеянное. И позвольте вам пожелать, чтобы ваши деньги вернулись к вам. — Азы разве полагаете, что в этом приходится сомневаться? — осведомился Уайт, и лицо его омрачилось. — Я всегда сомневаюсь, когда дело доходит до того, что из синдикатов приходится выцарапывать свои деньги.

И Мак‑Нортон собрался уходить.

— Ради бога, прошу вас, не уходите, — взмолился Уайт и преградил инспектору путь, проявив при этом несвойственную его возрасту подвижность.

Он усадил Мак‑Нортона и сказал:

— Я очень напуган, мистер- Мак‑Нортон… И не хочу скрывать от вас этого обстоятельства. То, что вы мне сообщили, ввергло меня в уныние. И не утрата денег смутила меня. Вы ведь понимаете, что для Понсонби утрата столь пустяковой суммы особого значения не имеет. Меня смутили ваши намеки на темные замыслы доктора, господин инспектор, простите, господин старший инспектор, — и приблизившись к полицейскому, он зашептал: — Скажите, неужели это возможно, что я в своем неведении дошел до того, что оказался финансирующим некий… нелегальный… противозаконный… неэтичный… план?

— В финансовом мире возможно все, — улыбнувшись, ответил ему инспектор. — У меня нет оснований утверждать, что синдикат доктора Гардинга противозаконен. Я не имел возможности даже ознакомиться с его уставом. Быть может, вы могли бы мне ПОМОЧЬ?

— Я не знаю его, — ответил Уайт. — В списке торговых предприятий он не значится и, по‑видимому, является личным предприятием Гардинга.

— По производству «зелёной пыли», не так ли? — вставил инспектор, заставив и без того бледного директора побледнеть еще сильнее.

— «зелёная пыль»? — повторил Уайт. — Что это такое?

— Вы не знаете, что это такое, потому что вы боялись спросить объяснение. Вы не знаете ничего, потому что вы подозреваете что‑то дурное. И прошу вас не перебивать меня, — потребовал Нортон. — Вам померещилось, что вы сможете заработать много денег, и это увлекло вас. Не было за последние гады ни одного мошеннического или фантастического плана, сулившего большие барыши, в который бы вы не сунулись со своими деньгами.

— Клянусь вам… — начал было Уайт.

— Это излишне. Пока что ваши клятвы не нужны. Существует всего лишь одно место, где требуется приносить клятву, — это суд. Но одно я вам скажу: и вы, и мы пока что блуждаем в неизвестности. Но есть один человек который может разрешить эту загадку. И этот человек — Белл.

— Белл!

— Вы ведь имели возможность познакомиться с ним? Быть может, «зелёная пыль» окажется безобидной вещью и дело ограничится тем, что вы потеряете ваши деньги. Для вас это было бы наилучшим выходом. А в худшем случае вас ждет насильственная смерть.

Уайт в своем кресле откинулся назад, и что‑то заклокотало в его горле.

— Мои сведения пока что очень расплывчаты, но и по ним я могу судить о том, что дело нешуточное.

Он взял со стола свою шляпу и направился к дверям.

— Не знаю, что сказать вам: до свидания или прощайте, — иронично бросил инспектор.

— Я думаю, «прощайте» несколько вышло из моды, — попытался поддержать шуткой свое мужество Уайт.

Олива лежала на кровати, Гардинг сидел рядом. В его холодных голубых глазах таился смех.

— Вы очень забавно выглядите, — сказал он, обращаясь к ней.

Олива отвернула лицо в сторону. Это было единственное, что она могла сделать, потому что руки и ноги её были привязаны к кровати. Рядом с ней на подушке лежал мокрый платок, предназначенный для того, чтобы заткнуть ей рот, если она вздумает закричать.

— В глупом вы положении, — заметил Гардинг, жуя кончик сигары, — Бриджерс выпустил вас на волю? Славный парень этот Бриджерс. Что он вам успел рассказать?

Она взглянула на врезавшиеся в руки ремни и сказала:

— Вы ведете себя по‑рыцарски.

— Не сердитесь, дорогая. Завтра мы будем повенчаны.

— Никогда, — с отвращением бросила она своему мучителю. — Вы никогда не сможете заставить меня выйти за вас замуж против моей воли. Мы в…

— В свободной стране? Совершенно верно, — перебил он её. — Но даже в свободных странах порой происходят странные вещи. И на вопрос пастора вы ответите «да».

— Нет, я скажу пастору «нет».

— Вы скажете «да», — улыбнулся он. — Я надеюсь, что вы образумитесь и мне не придется доказывать вам, что существуют на свете вещи более ужасные, чем венчание со мной.

— Ничего ужаснее быть не может, — холодно возразила Олива.

— Ошибаетесь, — по‑прежнему спокойно сказал Гардинг. — Я вам уже говорил, при каких условиях совершится наш брак. Напоминаю, что дело может обойтись без венчания, но тогда случатся вещи похуже. — В его словах было столько многозначительности, что Олива почувствовала, как мороз пробежал по её коже.

В течение пяти минут доктор молчал. Он курил сигару и, похоже, погрузился в свои мысли. Казалось, что предстоящая помолвка занимала его в очень малой степени.

— Я думаю, — наконец заговорил он, — вы никогда не интересовались вопросом, как приводятся в исполнение смертные приговоры. Широким кругам публики неизвестно, что заключенным перед казнью дают определенный препарат, именуемый бромоцином. Вас интересует этот вопрос?

Олива ничего не ответила, а доктор рассмеялся и продолжил:

— А между тем вам следовало бы заинтересоваться этим. Бромоцин обладает весьма своеобразным действием: он притупляет восприятие пациента и приводит его в состояние полной усталости. Пациент становится равнодушным ко всему или, вернее, производит такое впечатление. Несмотря на то, что он не теряет сознания, он поспешно исполняет все, что ему велят, и идет на смерть, не пытаясь сопротивляться. Бромоцин уничтожает волю.

— К чему вы мне это рассказываете? — спросила девушка.

Не удостаивая её ответом, он вынул из кармана черный футляр и достал из него маленькую бутылочку. С напряженным вниманием девушка следила за его приготовлениями. В бутылочке находилась бесцветная жидкость. Не нарушая молчания, он достал шприц и методично разложил все принадлежности на кровати. Он раскупорил бутылочку, привинтил к шприцу иглу, наполнил шприц жидкостью, проверил его действие, брызнув в воздух тонкой струйкой. После всех этих приготовлений он столь же заботливо уложил шприц в футляр.

— Итак, вы утверждаете, что не выйдете за меня замуж? Я вижу, мне приходится опасаться, что вы нарушите свадебный церемониал какой‑нибудь выходкой, а я хотел предоставить вам возможность обвенчаться со мной торжественно. Женщины любят вспоминать о том, какова была церемония бракосочетания. Увидев, что мне не удастся осуществить свадьбу подобным образом, я решил ограничиться скромным венчанием в нашей церковке. — Он указал на видневшуюся за окном церковь. — А теперь я прихожу к выводу, что придется отказаться даже от этого и обвенчаться с вами здесь, в доме.