Разоблачение - Крайтон Майкл. Страница 5

Но теперь приходилось смотреть на сплетни в другом свете. Если они верны, то для Сандерса разговор идет даже не о понижении в должности. Он может остаться без работы.

О Боже! Без работы?

Он невольно вспомнил свой разговор с Дэйвом Бенедиктом по дороге на работу. Бенедикт коллекционировал сплетни и, кажется, знал многое. Может даже, больше, чем говорил.

«Это правда, что ты единственный начальник отдела – не инженер? – пришли на память слова Дэйва. А дальше: – Кажется, это довольно необычно?..»

«Господи Иисусе», – подумал Том. Его снова прошиб пот. Стараясь дышать глубже, Сандерс наконец дошел до конца коридора к вошел в свой кабинет, ожидая увидеть здесь поджидающую его Стефани Каплан, финансового директора компании. Она-то и расскажет ему, что происходит. Но кабинет оказался пуст. Сандерс обратился к своей секретарше Синди Вулф, рывшейся в картотеке:

– А где Стефани?

– Она не пришла.

– Почему?

– Вашу встречу, назначенную на девять тридцать, отменили из-за изменений в расписании, – ответила Синди.

– Каких изменений? – спросил Сандерс. – Что происходит?

– Ожидается какая-то реорганизация, – ответила Синди и, стараясь не встретиться с начальником взглядом, опустила глаза на телефонный справочник, лежавший у нее на столе. – Они назначили на 12.30 дружеский ленч в главном конференц-зале с руководителями всех отделов, а к вам сейчас идет Фил Блэкберн. Он должен быть с минуты на минуту. Так, что еще? Ах да, Ди-Эйч-Эл во второй половине дня доставит дисководы из Куала-Лумпура, а в десять тридцать с вами хотел встретиться Гэри Босак. – Синди пробежала пальцем по записям в своем блокноте. – Дон Черри дважды звонил насчет «Коридора», и буквально минуту назад был срочный звонок от Эдди, из Остина.

– Перезвони ему.

Эдди Ларсон был контролером на заводе в Остине, производящем переносные радиотелефоны. Синди набрала номер, и почти сразу же Сандерс услыхал знакомый голос с гнусавым техасским акцентом.

– Здорово, Томми.

– Привет, Эдди. Что стряслось?

– Так, небольшие осложнения с конвейером. У тебя найдется пара минут?

– Да, конечно.

– Поздравления с новой должностью уже принимаешь?

– Пока ничего о ней не слышал, Эдди, – ответил Сандерс.

– А-а. Но дело-то на мази?

– Ничего не знаю.

– Правда, что завод в Остине остановят? От неожиданности Сандерс захохотал.

– Чего-о?

– Слушай, Томми, но здесь об этом только и говорят. «Конли-Уайт» купит фирму, а потом нас прикроют.

– Черт возьми, – сказал Сандерс. – Никто еще ничего не купил, и никто ничего не продает, Эдди. Конвейер в Остине – образец для всей индустрии. К тому же он очень выгоден.

Эдди помолчал.

– Но ты ведь скажешь мне, Томми, если что-нибудь узнаешь?

– Скажу, – пообещал Сандерс. – Но это просто сплетни, Эдди, так что забудь об этом. Ну а что у тебя там за проблемы на конвейере?

– С жиру бесятся. Девицы из сборочного потребовали, чтобы мы содрали все картинки с девками со стен мужского туалета. Говорят, что это пример сексуального преследования. Если хочешь знать мое мнение, это блажь, – заявил Ларсон, – потому что женщины все равно не заходят в мужской сортир.

– А откуда они тогда знают о картинках?

– В бригаде, которая убирается по вечерам, работают и женщины. И теперь работницы с конвейера хотят, чтобы картинки содрали.

Сандерс вздохнул.

– Не хватало нам еще неприятностей, связанных со взаимоотношениями полов. Уберите все картинки.

– Несмотря на то что их туалет весь обвешан картинками?

– Да, Эдди.

– Если хочешь знать мое мнение, это значит сдаться на милость всякого феминистского дерьма.

В дверь постучали. Сандерс поднял глаза и увидел, что в дверях стоит юрисконсульт компании Фил Блэкберн.

– Эдди, мне нужно идти.

– Ладно, – сказал Эдди, – но я хочу тебе сказать…

– Извини, Эдди, но мне срочно нужно идти. Позвони мне, если будет необходимо.

Сандерс положил трубку, и Блэкберн вошел в комнату. Сандерс сразу почувствовал, что адвокат улыбается слишком лучезарно и вообще имеет чересчур приветливый вид.

Это был дурной знак.

Главный юридический советник «ДиджиКом» Филип Блэкберн был стройным человеком сорока шести лет, одетым сейчас в темно-зеленый костюм от Хуго Босса. Как и Сандерс, Блэкберн работал на фирму более десяти лет, и это давало ему право принадлежать к «старой гвардии», к «тем, кто был у истоков». Когда Сандерс увидел его впервые, Блэкберн был молодым нахальным бородатым адвокатом по гражданскому праву из Беркли. Правда, с тех пор он пообтесался, перестал бороться за ограничение прибылей, сторонником которых он теперь стал, настойчиво, но осторожно проталкивал идеи проникновения в другие отрасли и равных возможностей. А корректность и следование последней моде в одежде сделали «тайного советника Фила» предметом насмешек в некоторых подразделениях компании. Как сказал один сотрудник: «От постоянного облизывания и держания на ветру палец у Фила уже покрылся цыпками». Он был первым, надевшим брюки-клеш, первым, срезавшим бачки, и первым сторонником разнообразия.

Много шутили о его манерах. Тщеславный, слишком заботящийся о своей внешности, Блэкберн всегда что-то на себе поправлял: приглаживал волосы, трогал лицо, детали костюма, ласкательными движениями расправлял складки на пиджаке… Все это, вкупе с его несчастной привычкой подергивать, поглаживать и теребить кончик носа, было неисчерпаемым источником шуточек. Но шутники здорово рисковали – Блэкберн был злопамятен и считался воинствующим моралистом.

В разговорах Блэкберн мог быть авторитетным и в частных беседах на короткий период мог показаться примером интеллектуальной честности, но в компании его считали тем, кем он был на самом деле: человеком без убеждений, ревностным исполнителем чужой воли и – благодаря таким качествам – идеальным человеком для претворения в жизнь карательных распоряжений Гарвина. В прежние годы Сандерс и Блэкберн были близкими приятелями, и не только потому, что росли вместе с компанией, но и потому, что их жизненные пути постоянно пересекались: когда Блэкберн в восемьдесят втором году прошел через мучительный развод, он некоторое время жил на холостяцкой квартире Сандерса в Саннивейле. А несколько лет спустя Блэкберн был свидетелем на свадьбе Сандерса и молоденькой сиэтлской адвокатессы Сюзен Хэндлер.

Но когда Блэкберн в восемьдесят девятом женился во второй раз, Сандерса даже не пригласили на свадьбу – настолько натянутыми стали их отношения. Многие сотрудники компании считали это естественным и неизбежным, поскольку Блэкберн остался частью правящей верхушки в Купертино, к которой живший в Сиэтле Сандерс больше не принадлежал. Кроме всего прочего, между двумя бывшими друзьями существовали острые разногласия по поводу заводов в Ирландии и Малайзии. Сандерс чувствовал, что Блэкберн игнорирует важные реалии, связанные с производством продукции за границей.

В качестве примера можно было бы привести категорическое требование Блэкберна, чтобы женщины составляли не меньше половины от списочного состава работников, занятых на конвейере в Куала-Лумпуре, причем; работать они должны на тех же должностях, что и мужчины. Местные же управляющие проводили политику половой сегрегации, разрешая женщинам работать только на определенных рабочих местах, да еще и отдельно от мужчин. Блэкберн страстно протестовал, а Сандерс тщетно объяснял ему: «Это же мусульманская страна, Фил!»

– Это меня не волнует, – отвечал Фил. – «Диджи-Ком» стоит за равноправие.

– Фил, это же их страна, и они мусульмане.

– Ну и что? Завод-то наш!

В другой раз разногласие возникло, по сути, по противоположному поводу: малайзийские чиновники не хотели принимать на работу в качестве бригадиров местных китайцев, хотя они и были намного более квалифицированны – политика правительства состояла в том, чтобы предоставлять руководящие должности только малайцам. Сандерс оспаривал такую дискриминацию, поскольку хотел иметь на заводе грамотный персонал. Но Фил, будучи непреклонным обличителем дискриминации в Америке, немедленно и безоговорочно согласился с политикой местных властей, обвиняя Сандерса, что тот не хочет следовать курсу «ДиджиКом», направленному на охват всех реалий межнациональной политики. И в последнюю минуту Сандерс полетел в Куала-Лумпур на встречу с султанами Селангора и Паханга, чтобы согласиться на их условия. Фил тогда заявил, что Сандерс «потакает экстремистам».