Сфера - Валентинов Андрей. Страница 31

[…………………………..]

– …Хозяин тот, кто видит сон. Здесь все, и берег, и солнце, – для него, для вашего, как вы говорите, клиента. Ноу-хау – сон Альды, так? Она хозяйка, хотя еще этого не понимает. Но она-то сама кто?

– Хотите ответ? – Джимми-Джон вздохнул. – Времени мало, отвечаю по-компьютерному. Мир… Скажем так, мир Альды, дворцы и автомобили – моя программа. Компьютер же… Компьютер – ваша Гипносфера, Том Тим. Это все Ее воля.

Протянул руку, чуть подался вперед… Что там у него? Бабочка, светящийся диск?

– Гипносфера – абстрактное понятие, Джимми-Джон!

– И атмосфера – абстрактное понятие.

Его протянутая ладонь дрогнула.

– Но в атмосфере есть облака, там дует ветер, там идет дождь…

Городок исчез, исчезла земля, в серый провал превратилось небо. «Поеду я в город Анапу…» Нет, не поеду уже! Значит, так и гибнет мир? Значит, таков он и есть, Армагеддон?

32. НЕ ДОМА

(Rezitativ: 3’08)

Темнеет, сейчас очень рано темнеет. Скорее бы домой, в такие осенние вечера надо возвращаться с последним лучом солнца, запирать дверь, и не на один замок – на оба. Запереть дверь, включить свет во всей квартире… Сначала свет, потом проигрыватель. Мой «Аккорд» совсем новый, я только что сменил алмазную иголку…

Трамвай идет так медленно! Ненавижу трамваи, особенно когда приходится ехать через эти пустыри, через эту холодную степь.

Почему я не дома? Совсем другое окно, у окна – стол, справа стенка с книгами, кресло рядом. Не дома, не дома… Как плохо ночевать не дома! Я не рожден бродягой. Вот и пытаюсь каждое лето вырваться в горы, чтобы себе доказать. Сырая палатка, сырая трава, сырой рассвет… Лучшие дни года, бр-р-р!..

Значит, не дома. Скверно просыпаться не дома! Первая пара, шесть пятнадцать, не проспать бы!

[…………………………..]

…Я не смогу включить «Аккорд». Я купил его еще на первом курсе, он давно не работает, пластинки лежат мертвым грузом в нижнем ящике.

Почему так долго едем? Зачем я вообще садился и трамвай? Надо было сесть на автобус. Хорошо бы лечь пораньше, завтра – первая пара.

Но ведь я сплю? Неужели сплю? Да, сплю в незнакомой комнате, на незнакомом диване. Утром придется просыпаться не дома.

Куда идет трамвай?

Не дома? Я эту комнату знаю, много лет знаю. И не только комнату. За окном… Сейчас ночь, ничего не увидеть, но я помню… Там, напротив, другое окно, оно сегодня темное. Нет, окно не может быть темным! Сколько себя помню, за ним все время горел свет, и вечером, и ранним утром, и ночью. Много лет я пытался понять, что за квартира такая, почему в окне всегда свет? Наверное, какая-нибудь кухня в большой коммуналке. Тут сплошные коммуналки, старые кирпичные дома построены в начале века, верхние этажи – надстройка тридцатых. Коммуналки – длинные коридоры, двери слева, двери справа, мутное окошко впереди. Почти все мои друзья жили там, в таких квартирах. Тогда казалось, что это очень уютно, очень хорошо – жить в коммуналке. Я им даже завидовал.

Отчего бы не дождаться утра, не пройти сотню метров, не подняться в нужный подъезд… Только о чем спрошу? Почему у вас всегда горит свет? Почему он горел сорок лет назад, тридцать, двадцать?

Не пойду, конечно. А жаль! Так и не узнаю, что там. Маленькая вечная загадка, одна из многих.

Я помню окно, помню комнату… Нет, она должна быть не такая, совсем не такая. Отчего на стенах нет линкруста? Красивое слово – «линкруст»! И сам он красивый – ровные полосы, узоры между ними. Еще довоенный, потому и наружная проводка, витые провода, маленькие медные гвоздики…

[…………………………..]

Совсем темно! Кажется, трамвай уже за городом. Но такого не может быть, мы просто на окраине, в царстве блочных девятиэтажек. Спальный район, нелепый, огромный, за всю жизнь пешком не обойдешь. Летом и весной тут очень хорошо, ветер пахнет травой, хочется никуда не спешить, идти от дома к дому, смотреть в небо, ни о чем не думать.

Где-то сзади – знакомая гостиница, знакомый бар, где мы бывали с Л… Стоп, я там ни с кем не бывал! Никакой гостиницы нет, она просто иногда снится, я же сплю! Но все равно, надо спешить, а трамвай еле ползет, и остановок давно не было. За окном – поздние сумерки, темные силуэты домов… Значит, я все-таки не в поле, я в городе, в знакомом городе. И никак не доберусь домой.

И люстра странная – нелепая, плоская, прямо стеклянный блин. Люстра должна быть совсем иной – большой, на бронзовых цепях. Светящаяся хрустальная капля под потолком… Она тоже старая, от прежних жильцов осталась. В войну квартира пустовала, на кухне разорвался снаряд…

Значит, помню? И люстру, и комнату, и квартиру. Но я не дома. Завтра придется просыпаться не дома…

[…………………………..]

Так и знал! Трамвай не свернул, мы ползем прямо, значит, придется объезжать еще полчаса, не меньше. Я часто тут ездил, пока не открыли метро. Трамваи ходили редко, особенно по вечерам, особенно зимой. Приходилось долго ждать на остановке, дул ветер, очень хотелось домой.

Но ведь я сплю? Да, сплю, и мне надо скорее вернуться. Я не дома, а это так плохо, если ночью ты не дома!

Жаль, здесь нет бабочки!

О чем я? Какая бабочка? Она – тоже сон, мне приснилось, будто некий австралиец выдумал волшебную картинку… Так не бывает, сном нельзя управлять, сну нельзя приказывать.

И хуже всего, когда все тянется, тянется, словно этот трамвай. А мне надо домой, я сплю, завтра рано вставать.

Странный звук! Это за окном, на улице. Всегда знаешь, если кто-то едет по улице, там булыжник, серая неровная брусчатка. Особенно хорошо слышно по утрам, по утрам проезжают телеги. Им до овощного, что на углу, там они разгружаются.

…Телеги? Откуда телеги? Улица давно в асфальте, никаких телег нет и быть не может.

Но ведь я же помню! Каждое утро, и зимой и летом – легкий стук колес, сначала далеко, потом все ближе. На телегах возили овощи, и молоко тоже возили. Очень тихий район, машин почти нет, во дворах клумбы, одинаковые, круглые, обложенные кирпичами.

Нет, нет, все не так, все совсем иначе! По улице – одностороннее движение, трасса, машины мчатся круглые сутки, свет фар отражается на потолке. И клумб никаких нет, во дворах все давно растоптано, перерыто…

Да, перерыто. Там же траншея, глубокая траншея! Двор исчез, старые тополя давно спилены, не осталось и следа. И пионерка, гипсовая пионерка…

Совсем темно, ничего не видно… Но мы, кажется, уже не в степи. Это что, дом «Salve»? Привет, привет, сегодня ты совсем не страшный. Да ты никогда и не был страшным, очень красивый старый дом, большое разбитое крыльцо, тихий сад. Хорошо, когда ты снишься именно таким, теперь ты совсем другой. Нет сада, справа громоздится нелепая пристройка, и крыльцо исчезло. А соседний дом, что стоял рядом, сломали, там сейчас многоэтажка. Жалко домик, он был как брат-близнец, только чуть меньше, уютнее.

Пора домой, мне надо домой, я очень хочу домой! Но ведь я сплю? Если я сплю, значит, я дома?

Но ведь я не дома!

[…………………………..]

…Да, гипсовая пионерка. Как живая – в коротком платьице, с галстуком, с горном в руке, только белая. И пьедестал тоже гипсовый, высокий, большой. Это все наш скульптор сделал, он живет во втором подъезде… Пионерка стоит как раз посреди клумбы – той самой, обложенной кирпичами. Летом на ней очень много цветов, а над цветами летают «часики». Это пчелы такие – «часики». Они не кусаются, а если поймать, сжать в кулаке и к уху поднести, тикать начинают – жужжат.

А еще там шмели. Но их лучше не трогать.

…Но ведь пионерки нет! Ее давно сломали, и пьедестал раскрошили, разобрали по кирпичику. Он не гипсовый был – кирпичный. Вместо клумбы – колеи от машин. А «часики»… Где теперь они, «часики»? Оттикали, бедные!

Колеи от машин? Нет, там траншея, к подъезду не подойти, отсюда надо уходить, улетать… Я не дома, мне скоро вставать, я поставил будильник на шесть пятнадцать!..