ОН. Дьявол - Гуляева Евдокия. Страница 3

Мы уехали в ту же ночь, когда отец поведал Томасу о моём будущем.

Он не планировал предупреждать меня заранее, намереваясь позволить ЕМУ забрать меня. А потом выкупить, когда провернёт несколько удачных сделок и вернёт Дагеру долг. По крайней мере, он был уверен, что сделает это.

К чёрту мужиков!

Крадусь к открытому окну, замирая за кружевной шторой. Только с третьим глубоким выдохом выглядываю на улицу. На заднем дворе пусто, лишь низкорослые вечнозелёные ксерофитные кустарники; а ещё свободная гравийная парковка, свидетельствующая о том, что брат уехал на своём Porsche.

До пляжа, находящегося в двух кварталах от нашего дома, видимо, мне придётся добежать. На побережье – «Брайтон Палас Пир», а там Томас. Если, конечно, мне удастся вылезти из окна и проскочить незамеченной.

Наверно.

В том, что во дворе находится не один человек, я не сомневаюсь.

А вот в доме… Даже не знаю.

Дурацкая мыслишка, но вдруг это самый обычный грабитель, который задумал утащить всё то, что было скоплено отцом таким трудом и лишениями: столовое серебро, винный погреб с марочными бутылками бургундского, папочкина любимая коллекция трофейного оружия и, несомненно, деньги.

От частого дыхания кружится голова. Нож в моих дрожащих вспотевших руках позвякивает о подоконник.

По-настоящему страшно.

И снова тишина.

Несколько минут просто стою, пытаясь успокоиться. Закрываю глаза. Глубоко вдыхаю. Открываю, и внизу во дворе дома… вижу его.

Цепкий взгляд устремлён прямо на меня. Он держит в руках винтовку, но не наготове, а небрежно опустив ствол. И это нервирует меня даже больше, чем если бы я была у него на прицеле. Он просто выжидает и наблюдает за мной, и я понимаю – значит в доме, как минимум, ещё один.

Сердце забилось где-то в горле. Неотвратимо. Обреченно.

Я до боли прикусила губу, прогоняя жалость к себе.

Перед домом ОН сам или один из его людей, пока не ясно. Но так ли это сейчас важно?

Глава 2.2

Без резких движений оседаю на пол и на животе по-пластунски быстро ползу к двери. Может, если я успею, то смогу добраться до лестницы на чердак. Цепляюсь за эту мысль, напрягаю слух, пытаясь угадать, есть ли кто за дверью.

Забавно, ведь каждый раз я ворчала на Томаса, чтобы тот прекратил жрать по ночам, потому что слышала шуршание, стук и чавканье, а теперь, не могу уловить шаги мужчины, который, особо не прячась, собирается меня выкрасть.

Подрастая, я всегда знала, что похищение вполне возможно.

Поспешно гоню детский страх. И это даётся мне нелегко – мозг неудачно выбрал момент и именно сейчас решил прокрутить болезненные воспоминания.

За свои восемнадцать не помню ни одного раза, когда бы я имела свободу выбора: каждый момент моей жизни контролировался отцом и был им четко спланирован. Меня всегда тщательно опекали, оберегая, пряча от цепких глаз криминальных воротил, теневых личностей средней значимости – список таких людей просто огромный, и он, на самом деле, ещё больше, чем я могла тогда предположить.

Поначалу я думала, что причина такой защиты – в родительской любви, но мне не потребовалось слишком много времени, чтобы осознать, насколько я ошибалась. Как Ахиллес, отец был практически недосягаем; но у первого единственным уязвимым местом оказалась пятка, а у второго – я. Вот такое недоразумение в виде дочери.

Теперь удивляюсь, отчего он самостоятельно не избавился от меня раньше!

Добравшись до двери, чувствую, как в груди разгорается искорка надежды. Но тут же гаснет, когда в комнате раздаётся оглушительный трезвон мобильника, моментально раскрывая похитителю информацию о моём местоположении.

Это Томас. Но чтобы принять вызов и ответить на звонок, мне необходимо встать и подойти к столу, где я оставила телефон. А я совсем не желаю облегчать задачу вооружённому типу за окном и подставлять ему открытую спину – это всё равно, что нарисовать на ней удобную мишень.

Томас значительно сократил время препровождения за игральным столом, с тех пор, как мы оказались с ним в Брайтоне, поэтому, видя мою озабоченность, он всякий раз повторял это, буквально по-детски, наивно веря, что так он сможет защитить меня практически в любой момент.

Возможно, он просто не хотел верить в силу сложившихся обстоятельств. Может быть, думал, что отец сможет быстро разобраться со своими проблемами и сгладить существующий конфликт интересов.

В любом случае, появление Томаса не заставит себя долго ждать. Он может поступать, как стереотипный зависимый игроман, путающий реальности и время, но быстро сообразит, что к чему; голова на плечах у него ещё осталась, вдобавок – раздутое самомнение и крутой нрав. В том, что он, вернувшись, первый спровоцирует перестрелку и первый пострадает – сомнений не было.

Телефон замолчал, но через несколько секунд зазвонил снова.

На счету каждая секунда.

Мы оба обещали маме, что будем присматривать друг за другом.

Она умерла, когда мне было десять. Что, чёрт возьми, я вообще помню о ней, кроме того, что у неё, как и у меня не было свободной жизни и собственного выбора? А ещё то, что она ненавидела нашего отца и противостояла ему на каждом шагу, что, скорее всего, и привело к её скоропостижной кончине.

Эта тревожная мысль усиливает состояние паники.

Чего бы она хотела для меня?

Не всего того, что сейчас происходит, разумеется. Но, по крайней мере, я верю, она порадовалась, если я хоть раз в жизни смогла бы сделать собственный выбор.

Один.

Два.

Три.

Мысленно начинаю считать, как всегда делала, когда Томас в детстве затаскивал меня к глубокой части бассейна, чтобы столкнуть в воду. Я не умела плавать и жутко боялась. Меня ужасала сама мысль, что я могу утонуть. Стоило пальцам ног коснуться бортика, как сердце принималось глухо колотиться в клетке из рёбер. И я начинала считать до шестидесяти. Дыхание постепенно приходило в норму, пульс снижался, и мне становилось стыдно за свой панический страх.

Четыре.

Пять.

Шесть.

Снаружи шагов не слышно, но это не значит, что там никого нет. Это говорит только о том, что кто-то двигается настолько бесшумно, абсолютно, что заставляет меня сомневаться в адекватности своего восприятия реальности.

Я пячусь назад, неуклюже падаю и приземляюсь на задницу, но серебряный миниатюрный нож для писем из рук не выпускаю. По-прежнему сжимаю его, выставив перед собой.

Да, нечего сказать – оружие! Но ведь ничего другого не было.

Дверь настежь распахивается.

Внушительная тёмная мужская фигура замирает в проёме. Я не могу разглядеть его, потому что мой взгляд упирается в дуло пистолета, нацеленного мне в голову.

Глотаю слова вместе со сдавленным криком, потому что догадываюсь, кто это.

Это не тот человек, что был за окном.

Это именно ОН.

Тот, кто держит ствол напротив моего лица, а палец на курке – Келлан Дагер – один из крупнейших нелегальных торговцев оружием в мире, скандально известный владелец секс-траффика и прочее-прочее, а ещё человек, которому отец меня отдал в счёт своего долга.

Я прекрасно понимаю, что против него у меня нет никаких шансов, но нож не опускаю.

Во рту пересохло. Горло дерёт, словно его выстлали наждачкой.

– Встань и подойди ко мне, – говорит негромко, не грубо, не резко, но очень внятно; тон ровный, очень, как нить… натянутая до звона. – Если не сделаешь, мы дождёмся младшего Аддерли, я вложу в твою ладонь этот ствол, и мы вместе спустим курок, целясь ему в лоб. Обещаю.

Парадоксально, но именно сейчас конечности полностью отказываются меня слушаться. Хочу выбросить нож, но никак не могу разжать онемевшие пальцы.

К горлу подкатывает ком слёз, тело сковывает нервозное оцепенение, коленки предательски дрожат, как и помертвевшие губы.

– Не могу… Я. НЕ. МОГУ.

Умоляюще заглядываю в ЕГО глаза, ожидая наткнуться в них на злость, но нет, там, скорее, зрелая усталость и полное отсутствие удивления, словно ОН привык к такому, и только с каждым разом всё больше разочаровывается.