Тихие Клятвы (ЛП) - Рамсовер Джилл. Страница 6

Какая прекрасная катастрофа.

Он. Моя жизнь. Наш предстоящий брак.

Я не могла думать ни о чем из этого. К счастью, мой мозг, похоже, не мог функционировать рядом с ним. Его присутствие заполняло комнату, давило на стены и вытесняло воздух, затрудняя дыхание.

Никогда еще я не была так рада, что от меня не ждут никаких слов.

— Приятно познакомиться с тобой, Ноэми. Могу я предложить тебе немного вина? — Коннер спросил холодно, как будто это был его дом, а я — гостья. Я представляла, что он чувствует себя как дома везде, где ему вздумается, потому что он так считает. Его присутствие было настолько властным, что я не была уверена, что ураганные ветры осмелятся вздыбить хоть один волос на его голове, опасаясь его гнева.

Я кивнула.

Мой взгляд зацепился за черные чернила на тыльной стороне его левой руки. Я не заметила этого в кофейне. Роза. Она тянулась вверх под манжеты его дорогого костюма, и я не могла не задаться вопросом, какая часть тела под ним была отмечена подобным образом.

Я отпила глоток вина, внезапно почувствовав жажду.

Коннер и мой отец начали непринужденную беседу, оставив меня наедине со своими мыслями. То, что меня было трудно вовлечь в разговор, было вполне объяснимо, особенно если учесть, что такие мужчины все равно редко вовлекали женщин в свои дела.

Я задавалась вопросом: если этот мужчина знал, что я не разговариваю, почему он выбрал именно меня? Или в этом и был весь смысл? Ему нравилась идея молчаливой жены. Неужели я собиралась попасть в руки человека, еще более деспотичного, чем мой отец? Что будет, если после свадьбы он узнает, что я могу говорить? Неужели мне придется молчать вечно, чтобы обезопасить себя?

Мое сердце пустилось в олимпийский бег, голова закружилась.

Коннер говорил с моим отцом, но я могла слышать только гипнотические полутона его глубокого голоса, потому что в ушах у меня звенело. Затем твердая рука медленно сжала мое подпрыгивающее колено, заставив мое тело замереть. Мой отец не мог видеть, что происходит под столом, и Коннер продолжал говорить, как будто грубая кожа его ладони не держала меня в плену, но каждая фибра моего существа была сосредоточена на месте соприкосновения наших тел.

Медленно, очень медленно, его большой палец провел взад-вперед по моему колену.

Он… успокаивал меня? Не совсем. С его стороны этот жест больше походил на приказ успокоиться — несколько авторитарный жест, но, тем не менее, он сработал.

Мой пульс вернулся к нормальному ритму, устранив угрозу остановки сердца. Наконец, я сделала длинный, ровный вдох, наполняя легкие столь необходимым кислородом.

Затем так же неожиданно, как и появилась, его рука исчезла — как будто такое общение было нормальным между нами. Как будто я не встретила этого человека всего десять минут назад. У меня возникло ощущение, что время и пространство ничего не значат для Коннера Рида. Он устанавливал правила в своем мире, а остальные должны были подстраиваться под них.

Коннер был таким же внушительным, как и мой отец, может быть, даже более внушительным. Что это означало для меня? Жизнь в ужасе и боли? Я не была в этом уверена. По какой-то необъяснимой причине его доминирование не вызывало во мне такого же страха, как отцовское. Может быть, я просто безнадежный романтик, в чем он меня обвинял, и его красота ослепила меня?

Неопределенность моего состояния пугала меня, но что касается Коннера, то я не была уверена в своих чувствах. Он оказал на меня глубокое влияние — этого я не могла отрицать. Настолько сильно, что было трудно точно определить, что я к нему чувствую.

Но он был моим женихом, так что я должна была выяснить это в ближайшее время.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Рядом с отцом она вела себя иначе, чем в кафе. Или она просто вела себя по-другому теперь, когда узнала, кто я? Невозможно сказать, но перемены в ней были очевидны.

Неделю назад она была смелее, даже в своем молчании. Когда я впервые встретил ее, я ожидал увидеть оболочку девушки, хрупкую и скорбящую. Ноэми не была даже отдаленно сломлена. Я даже не был уверен, как ее вообще посчитали травмированной. Мне хватило одного короткого общения, чтобы понять, что потеря, которую она понесла, не будет проблемой.

Более того, я почувствовал мгновенное желание узнать о ней больше. Мое любопытство было настолько велико, что это пугало меня. После нашего короткого общения жажда большего грызла меня изнутри. Это было так тревожно, что я потерял самообладание с этим ее засранцем телохранителем. Мне не следовало бить его, но я был так на взводе, что набросился на него. Он был доволен тем, что вцепился мне в лицо.

После этого я немного волновался, что мои действия могут заставить ее отца отозвать свое согласие, но этого не произошло. Я позвонил Джимми, как только вернулся в машину, и сказал ему, чтобы он продолжал действовать. К концу дня он подтвердил, что сделка состоялась.

С этого момента я думал, какой будет ее реакция, когда она узнает мою личность. Я знал, что она будет удивлена, но не ожидал, что она будет так потрясена. Был ли это шок от того, что она снова увидела меня, или присутствие ее отца вызвало напряжение?

Учитывая гребаных итальянцев и их склонность чрезмерно опекать своих дочерей, проблемы с отцом не должны были стать шоком. Черт, возможно, именно по этой причине она согласилась на брак. Шанс вырваться из-под его влияния.

Мне нравилась идея ее молчания, но видеть ее скованной и неустроенной меня раздражало. Я надеялся, что она вернется к своему задорному характеру, когда мы снова останемся наедине. Я не должен был. Весь смысл ее выбора заключался в том, чтобы свести к минимуму разрушение моей жизни. Это и ее красота. Я бы солгал, если бы сказал, что ее потрясающая внешность не сыграла никакой роли в моем выборе. Когда она вошла в столовую в этом платье, обтягивающем ее изящные изгибы, что-то глубоко внутри меня проснулось. Что-то первобытное и грубое.

Ее глаза были зеленого цвета, как мох, и они еще больше сияли на фоне зеленой ткани ее платья. Ее каштановые волосы были прямыми и густыми, спадающими чуть ниже плеч, а ее знойные губы были чертовски влажной мечтой.

Если бы у меня под крышей жила такая дочь, я бы тоже держал ее под замком.

Моя рука лежала на ее колене не более двадцати секунд, но я все равно чувствовал шелковистую текстуру ее кожи на своих пальцах весь ужин. Дважды мне приходилось хвататься за салфетку, чтобы удержать свои пальцы от желания вернуться к ней.

Чувствовать, как она нежится под моими прикосновениями, было бы куда приятнее, чем бездумная болтовня с ее отцом. Этот мудак ни разу не втянул ее в разговор, хотя, похоже, он не испытывал тех же трудностей, когда втягивал в него своего сына. Как будто мне было не все равно, что ребенок учится в выпускном классе школы. Этот человек был полным придурком, если думал, что я буду рядом с ним. Но это было не первое мое родео. Сидя за его столом, я должен был следовать его примеру. Если он не обратился к ней, то и я тоже.

По крайней мере, таков был мой план.

К концу нашей трапезы стало ясно, что Фаусто не намерен вовлекать свою дочь в наш разговор. Ну и хрен с ним. Я не собирался покидать его дом, не поговорив с Ноэми. Она собиралась стать моей женой, ради всего святого. Я хотел, чтобы она была тихой, а не невидимой.

— Это была честь для меня, Фаусто. У тебя прекрасный дом, а твой повар феноменален.

Мужчина опустил подбородок и с размахом взмахнул рукой. — Скоро мы станем семьей. Я всегда рад видеть тебя за своим столом.

— Спасибо. Я бы остался и дольше, но, боюсь, у меня есть дела, требующие моего участия. Прежде чем я уйду, не мог бы я поговорить наедине с Ноэми? — Я не сводил глаз с Фаусто, интересуясь его реакцией.

— Конечно. — Он тонко улыбнулся. — Мы с Санте оставим вас наедине. — Его глаза на мгновение метнулись к дочери, после чего он последовал за сыном из комнаты. Это было предупреждение? Неужели он думал, что я собираюсь трахнуть ее на его обеденном столе? Сумасшедшие гребаные итальянцы.