Одна из них - Ромм Катерина. Страница 13
За десять лет он перевидал столько убийц, насильников, взломщиков и преступников иного рода, что давно уже перестал спрашивать себя, откуда они берутся. Лица, фигуры, номера и личные дела сменяли друг друга, как картинки калейдоскопа. Одни находились здесь под судом, другие ожидали в следственном изоляторе конвоирования в тюрьмы Алилута и Флоры. Вилмор Госс смотрел в их глаза, полные бесцветной усталости, тоски, отвращения или пылающей ярости, и больше не чувствовал сострадания.
Обычно Госс заступал на смену рано утром. Он заваривал кофе, прятал в стол коробочку с приготовленным Ренни обедом, совершал обход и читал газету. Иногда нужно было вызвать врача или передать письма адвокатам, принять новых подозреваемых или организовать транзит осуждённых. Стандартная рутина не требовала от Госса никакого эмоционального участия.
За окном уже давно стемнело, когда раздался звонок – дважды. Кому-то явно не терпелось. Госс отставил в сторону чашку с кофе, потёр глаза и нажал на кнопку, открывая ворота. Легковой автомобиль с алилутскими номерами въехал на территорию изолятора и остановился у подъезда. Вилмор Госс наблюдал за ним на мониторе, но дальше ничего не происходило.
«Что ж, неплохо было бы размять ноги», – решил Госс и, оставив на посту помощника, вышел во двор.
Водитель стоял перед открытой задней дверцей автомобиля; услышав шаги, он обернулся.
– Начальник смены, старший лейтенант Вилмор Госс. – Госс дважды хлопнул себя по груди. – Добрый вечер. Это вы из Алилута с индивидуальным поручением, я правильно понимаю?
– Так точно, лейтенант, – отрапортовал водитель. – Принимайте… заключённую.
Он отступил в сторону, открывая Госсу вид на заднее сиденье. Лампы слабо освещали спящего ребёнка: худую девочку младше, чем сын Госса. Она спала на боку, поджав ноги и обняв сумку. Тонкие белые запястья ярко контрастировали с чёрной обивкой сидений.
– Это шутка? – спросил Госс, вновь поворачиваясь к водителю.
– Никак нет, лейтенант, – ответил водитель. – Это дочь бывшей королевы, которая содержится в Алилуте. Девочку приказано доставить к вам, она приговорена…
– К смертной казни, – оборвал Госс. – Это я читал. Но я не думал, что… Она же несовершеннолетняя! Разве я могу её принять?
– Боюсь, у вас нет других вариантов, – водитель развёл руками. – Приказ Роттера. Пожалуйста, бумаги.
– Вы правы, но… это безумие… – пробормотал Вилмор Госс, принимая папку. Он никогда ещё не держал в руках такого тонкого личного дела. Всё потому, что дела там никакого не было, а было лишь обвинение за подписью майора У. Холланда – и приговор.
Госс снова посмотрел на девочку. Лёгкий ветерок шевельнул её распущенные светлые волосы, и она заворочалась во сне. Боже, он не ожидал, что это будет такая тяжёлая смена.
Стук сапог глухим эхом отражался от стен. Госс был бы рад идти ещё медленнее, но не мог. Шаг за шагом они приближались к камере, где временно разместили Веронику Эстель Амейн, и он слышал за спиной сбивающееся дыхание Норы. Она ещё не знала, что её ждёт. С тяжёлым сердцем он обернулся к ней с последним напутствием.
– Нора, ты должна выполнять все мои указания беспрекословно, помнишь?
Нора кивнула. Необычайно грузная женщина, она возвышалась над Госсом на две головы и отсекала свет ламп в той части коридора, что они уже миновали. Пути назад нет.
– Ты будешь удивлена, когда увидишь заключённую, потому что она ещё девочка, – продолжил Госс, – но процедура будет стандартной.
– Лейт’нант Госс… – тихо прогудела Нора, как большая пчела. Её глаза беспокойно расширились.
– Это мой приказ, Нора.
Госс заметил, как она отвела взгляд и стала переминаться с ноги на ногу, но не придал этому значения. Он знал, что исполнительная Нора сделает всё как он скажет.
Ещё две дюжины шагов, и вот… Вероника бросилась к решётке – маленькая загнанная птичка. Она смотрела на него молча и пристально, вместо того чтобы биться в рыданиях и задавать вопросы, на которые у него не было ответов, как ещё полчаса назад. Госс отпер дверь, пропуская Нору в клетку. Пришлось прикрикнуть на женщину, чтобы она вышла из транса, в который впала при виде девочки.
– Раздевайса, – сказала Нора.
Вероника отпустила прутья решётки и уставилась на Нору снизу вверх.
– Нет!
– Раздевайса, – повторила женщина.
– Зачем?
Госс тяжело выдохнул и тоже шагнул в камеру.
– Послушай, э-э… Вероника. Мы не хотим причинять тебе вреда…
– Я надеюсь, – тихо сказала Вероника. – Меня же господин Роттер сюда отправил.
– Эм, да, насчёт этого… – Госс потёр переносицу, мысленно желая убраться отсюда как можно скорее. И никогда не возвращаться. – Обстоятельства изменились, мы должны проводить тебя в другое место. Поэтому нужно, чтобы ты переоделась и получила номер.
– Номер? – глухо спросила девочка. – Зачем?
– Потому что здесь у всех есть номера, – терпеливо ответил Госс.
– Но это тюрьма.
Госс промолчал. Вероника задала следующий вопрос:
– Как я получу номер? Это как паспорт?
– Не совсем… – начал было Госс, но Нора перебила его.
– Тату, – сказала она, пригнулась, чтобы казаться ниже, и вдруг попробовала улыбнуться. Это выглядело устрашающе. – Я сделаю тату Не больно.
Вероника отступила на шаг и упёрлась в стену. Госс не мог больше на это смотреть, он махнул рукой и отвернулся.
– Раздевайса, п’жалста, – сказала Нора.
И спустя несколько долгих секунд Госс наконец услышал шорох ткани и что-то мягко скользнуло на пол.
– Ещё, – это был голос Норы.
Снова Госс слышал ткань и пыхтение Вероники, вероятно, стягивающей штаны, как вдруг раздался другой звук – мягкий «плюп», и Нора удивлённо ойкнула. Госс немедленно обернулся и увидел, как девочка, одной ногой в штанине, ползёт по полу за сложенными листками бумаги. Три небольших блокнотных листа, которые Госс выхватил у Вероники прежде, чем она успела разорвать их или спрятать.
– Это что такое? – спросил он, расправляя бумагу и не выпуская Веронику из виду.
– Я… совершенно не знаю, – залепетала она. – Случайно нашла…
– Это письмо от твоей матери, – отрезал Госс, вскользь проглядывая строчки. – В Поверхностный мир! Она попросила тебя отправить его?
Он посмотрел на Веронику. Та дрожала и прижималась к стене так плотно, словно хотела пройти сквозь неё и исчезнуть, – желание, которое Госс с ней всецело разделял. На мгновение он подумал, что будет, если он донесёт о письме… и что, если сделать вид, будто этого эпизода не было. Ведь нет ничего проще, чем сейчас же положить свёрнутые листки в карман и выбросить их при первой же возможности или – ещё лучше – сжечь. Читать послание Эстель Амейн ему совсем не хотелось.
– Вилмор! – бодро воскликнул кто-то совсем рядом, и Госс вздрогнул. – Где вы застряли? Я уж думал, что-то… ого!
Начальник следующей смены, заступивший на пост, пока Госс решал вопрос с Вероникой, застыл посреди коридора, разглядывая немую сцену в камере.
– Что это, корреспонденция?! – закричал он, бесцеремонно оттесняя могучую Нору. И прежде чем Госс сумел придумать адекватный ответ, коллега схватил бумаги и разобрал подпись. – Вот это да! – он впился глазами в Госса, возвращая тому смятое письмо. – Охренеть… Вилмор, немедленно сообщай наверх, это серьёзно. Иди скорей, твою девицу я беру на себя. Иди-иди! Раздевайся, – услышал Госс за спиной сильный, уверенный голос.
Беспомощный взгляд и тонкие пальцы, цепляющиеся за голую стену, – это всё, о чём он мог думать, пока шёл к телефону.
Часть II
Роза Клингер домыла посуду, убрала тарелки в шкаф и склонилась над раковиной. Жужжало радио, диктор бормотал о погоде, но она не слушала, погружённая в мысли о муже. Она представляла себе его худое лицо с широким подбородком, бороду, которую он то отпускал, то снова сбривал, оставляя лишь жёсткую щетину, его серьёзные глубокие глаза… Ей хотелось заглянуть в эти глаза и прочитать в них, что всё хорошо. Но Ремко был далеко, в Алилуте, и приезжать не собирался.