Соблазнение красавицы - Бэнкс Майя. Страница 42

А ее непроизвольное движение ногой, зажатой между его ног, которая так соблазнительно касалась его чресл, мгновенно пробудило к жизни его орудие, так что Элерику оставалось только тихо и грязно ругаться себе под нос.

— Обожаю пробовать тебя на вкус, — пролепетала она, уткнувшись ему в шею.

В подтверждение своих слов Кили высунула язык и лизнула пульсирующую жилку, которая забилась еще быстрее, когда влажные горячие губы прильнули к ней.

Прежде чем Элерик попытался вырваться из ее объятий, она приподнялась и впилась в его губы сладострастным, обжигающим поцелуем, так что у него перехватило дыхание. Ощутив ее вкус и запах, он забыл обо всем и замер.

Эти поцелуи, соблазнительные, требовательные, горячие, без труда лишили его самообладания. Не иначе, как сам Господь решил испытать его. Он чувствовал, что адский огонь уже поджаривал ему пятки, пока он отчаянно боролся с соблазном протиснуться между ног Кили и подарить их телам наслаждение, которого оба влюбленных так страстно желали.

И дело было не только в том, что Йен мог вернуться в любую минуту, Элерик просто не мог позволить себе воспользоваться полубессознательным состоянием Кили.

Именно в тот момент, когда Кили пыталась оседлать Элерика, не давая ему опомниться от поцелуев, в комнату вошел Йен, держа в руках два ведерка с водой и несколько полосок ткани.

— Тебе придется раздеть ее догола и накрыть тонкой простыней: тепло только навредит ей.

Элерик нахмурился.

— Я отвернусь, — буркнул Йен. — Не забывай, я глубоко предан своей жене. И у меня нет никакого желания лицезреть чужие прелести.

Йен пересек комнату и занялся смачиванием полосок ткани в холодной воде, которую он предварительно налил в миску, в то время, как Элерик приступил к раздеванию, что оказалось нелегким делом, ибо Кили не желала расставаться с ночной сорочкой и отчаянно сопротивлялась.

— Не надо! — вскрикнула она.

Рыдания клокотали у нее в горле, отчего голос, и без того осипший, стал хриплым,

— Пожалуйста, оставь меня, это неприлично. Постой! Так нельзя!

Она резко взмахнула руками и угодила Элерику по скуле. Боль обожгла его лишь на мгновение, ибо больная была слаба, как котенок.

— Тихо, красавица! Я тебя не обижу, клянусь! Расслабься. Это я, Элерик, твой воин.

Он продолжал стягивать с нее ночную сорочку, но, когда дошел до плеч, Кили вдруг заплакала. Слезы нескончаемым потоком катились по щекам. Ее тело обреченно обмякло, лишившись последних сил, чтобы дать отпор неведомому демону.

— Это мой дом, — бормотала она сквозь рыдания. — Вы не можете выгнать меня из родного дома. Я ничего плохого не сделала!

Гнев охватил Элерика. Он понимал, что Кили бредит, вновь переживая обиду, нанесенную ей лэрдом Макдоналдом, свой позор и изгнание из родного клана.

Ему безумно хотелось помчаться туда и уничтожить их всех.

— Господи, что с ней такое? — тихо спросил Йен.

— Она пострадала от людской несправедливости и лишилась всего, что ей было дорого, — сказал Элерик сдавленным голосом. — Но я обязан ей жизнью и в долгу не останусь. Я отомщу.

— Элерик, — медленно заговорил Йен, отжимая тряпочки и глядя на брата. Закончив, он повесил последнюю полоску ткани на край миски. — Своим необдуманным поведением ты даешь ей надежду. Это жестоко. Она влюблена в тебя, и только слепой этого не заметит. Не поощряй ее, иначе придется жестоко расплачиваться за свое безрассудство. Подумай, какую боль ты ей причинишь, когда женишься на другой! Если девушка тебе не безразлична, убереги ее от страданий и унижения.

— Ты просишь меня о невозможном. Йен. Я не могу… просто не могу отказаться от нее только потому, что так нужно. Разумом я все понимаю, но мне тяжело с этим смириться. И поверь, мне вовсе не хочется никому причинять боль, даже если бы на месте Рионны Макдоналд была другая. Я уверен, что смогу уберечь от позора обеих женщин.

— Все это плохо кончится, — мягко возразил Йен, — либо для тебя, либо для Рионны, либо для Кили. Кто-нибудь из вас неизбежно пострадает, если ты не прекратишь это немедленно.

— Ты сам отказался бы от Мейрин? Представь, что завтра сюда приедет король и скажет, что она должна выйти замуж за другого человека, чтобы упрочить шотландский трон. Как ты поступишь? Покоришься его воле? Смиришься с тем, что никогда ее больше не увидишь?

— Это нелепое сравнение.

— Я же не отказываюсь исполнить свой долг перед кланом. Неужели я много прошу? Просто я не желаю изображать безразличие, когда моя душа поет и наполняется радостью, стоит мне увидеть ее. И я собираюсь насладиться каждым мгновением, чтобы после расставания у нас остались воспоминания о чудесных моментах любви, которые мы сохраним до конца наших дней.

— Глупец, — резко оборвал его Йен. — Держись от нее, как можно дальше. Оставь ее сейчас, пока не поздно! Это наилучший выход из положения.

Элерик печально улыбнулся.

— Уже поздно.

— Тогда прояви такт и просто уйди. Нам нельзя ссориться с Грегором Макдоналдом. Конечно, он не самый сильный из союзников, но объединение с соседним кланом позволит нам быстрее добиться цели.

— Это Грегору надо быть осторожнее, и лучше ему не злить меня, — гневно прошипел Элерик. — Он за все ответит, когда смерть придет за ним. Ему нет прощения за то, что он сделал с Кили! И, будь моя воля, я сам приблизил бы его смертный час. Кили застонала и снова начала метаться в горячечном

бреду, шепча что-то невразумительное. Йен бросил Элерику тряпочку, и тот положил ее на пылающий лоб больной.

Она затихла ненадолго, но стоило ему приложить холодную ткань к шее Кили, как ее снова начало знобить.

— Х-х-холодно, мне очень холодно, Элерик. Я не хочу мерзнуть.

— Тихо, любовь моя, я здесь, с тобой, — ласково шепнул он.

— Мне остаться? — спросил Йен.

Элерик отрицательно покачал головой.

— Нет, не нужно. Мейрин скоро обнаружит, что тебя нет, и начнет волноваться. Если понадобится вода или лохань со снегом, я позову Ганнона или Кормака.

Йен положил ему руку на плечо и слегка сжал, затем вышел из комнаты. Элерик сосредоточил все свое внимание на Кили, продолжая менять компрессы.

Каждый раз, когда холодная ткань касалась тела больной, она вздрагивала, и ее гладкая нежная кожа покрывалась мурашками. Все это заканчивалось стонами и ознобом.

В конце концов Элерик решил остановиться. Кожа больной стала заметно прохладнее, и, здесь было важно не переусердствовать, ибо переохлаждение могло нанести больше вреда, чем пользы.

Элерик забрался в постель и обнял обнаженную Кили. Тело ее было холодно, как лед; руки лихорадочно скользили по спине Элерика в поисках тепла.

Наконец Кили удалось забраться ему под тартан, и, ощутив тепло, она умиротворенно вздохнула и положила голову на плечо возлюбленного.

Вскоре озноб прекратился, и она, согревшись, расслабилась. Элерик дотянулся до одеяла и укрыл их, но не стал укутываться, чтобы Кили не было слишком жарко.

Он поцеловал Кили в горячий лоб.

— Спи, моя любимая. Я буду охранять твой сон, — прошептал он.

— Мой воин, — пробормотала она.

Элерик улыбнулся. Его дорогой ангел был рядом.

Глава 24

Кили проснулась с таким чувством, будто ее придавил огромный валун. Больно было даже дышать. Из-за свинцовой тяжести она не могла поднять голову, а при попытке вздохнуть в груди все хрипело и хлюпало.

Приоткрыв рот, она хотела облизнуть потрескавшиеся губы, но язык был таким сухим, будто его натерли песком.

Кили пошевелилась, но сразу поняла, что совершила ошибку.

Она всхлипнула; глаза наполнились слезами. Какая же она жалкая и беспомощная! Как такое могло с ней случиться? Ведь она не болела ни разу в жизни и очень гордилась своим отменным здоровьем.

— Кили, дорогая, не плачь.

Обычно спокойный, приятного тембра голос Элерика оглушил ее, словно лязг мечей.

Сквозь слезы, застилавшие глаза, она едва различала лицо любимого, который склонился над ней.