Смерть в Голливуде (Происхождение зла) - Куин (Квин) Эллери. Страница 15
— Кстати, о деревьях, — вмешалась Лаурел. — Мак, не постараешься ли ты ограничиться своим собственным деревом? Я не страдаю излишней стыдливостью, но всякой девушке порой очень хочется побыть одной, вдали от посторонних глаз. Понимаете, Эллери, он…
— Макгоуэн, — обратился к их голому хозяину Эллери, оглядывая его с головы до ног, — скажите, зачем вам все это понадобилось?
— То есть как? Я же только что объяснил.
— Ваши объяснения остаются вашими объяснениями. А мне хотелось бы знать, что за спектакль на самом деле вы разыгрываете. И кто автор сценария? — Эллери поставил стакан и поднялся. Эффект неожиданности от вопроса был немного подпорчен тем обстоятельством, что он чуть не свалился вниз и неуклюже отскочил от края, позеленев от испуга. Но тут же упрямо закончил:
— Мак, мне уже немного знакомы голливудские нравы, и я научился относиться к ним с юмором.
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — беззлобно пробурчал загорелый гигант. — И когда последним из человеческого рода окажусь я, то обещаю закатить вам шикарные похороны, если только удастся раздобыть все необходимое.
Эллери долго и пристально изучал его широкую спину, распластавшуюся на настиле. Она оставалась лениво расслабленной. Эллери недоуменно пожал плечами. Каждый раз в этом проклятом Голливуде происходит что-нибудь… несусветное. Но этот Обитатель Деревьев переплюнул всех. Эх, хорошо бы взять и покончить разом с этой историей!
Однако Эллери вспомнил, что до конца еще ой как далеко! — Он сунул руку в карман и многозначительно спросил:
— Лаурел, нам лучше удалиться?
— Если вы окружаете такой таинственностью тот самый клочок бумаги, который на моих глазах вытащили из матраса Хилла, то я был бы совсем не против узнать его содержание.
— Хорошо, Эллери, — сказала Лаурел с нервным смешком, — пусть узнает. Гроув на самом деле гораздо больше интересуется событиями иллюзорного мира, чем он хочет показать. Странно, но я доверяю ему. Так что же, будет мне наконец позволено взглянуть на записку?
Эллери счел необходимым предварительно дать некоторые пояснения.
— Это не та самая записка, которую ваш отец нашел в коробочке. Это копия. Оригинал отсутствует. — Он достал из кармана сложенный пополам лист. Развернул. Бумага оказалась плотная, мелованная, слегка зеленовато-серого цвета, с рельефной зеленой монограммой.
— Это папина именная бумага…
— Да, с ночного столика. Там я еще нашел двухцветную ручку. — Эллери нащупал в кармане шариковую ручку. — Синий стержень использован полностью. Записка начата синим цветом, а закончена красным. Очевидно, синего стержня не хватило, поэтому продолжать пришлось красным. Очень важный факт, он неоспоримо доказывает, что копия сделана прямо в спальне. — Эллери протянул листок Лаурел. — Почерк вашего отца?
— Да.
— Вы уверены?
— Да.
Тогда Эллери сказал слегка дрогнувшим голосом:
— Ну хорошо, Лаурел. Тогда прочтите.
— Здесь нет подписи! — в голосе Лаурел звучало такое разочарование, словно она уже готова была защелкнуть наручники на чьих-то запястьях, да вот вдруг сорвалось…
— Читайте.
Макгоуэн примостился сзади нее, заглядывая девушке через плечо и прижимаясь к нему щекой. Лаурел не обратила на это никакого внимания, она буквально впилась глазами в текст, сжав зубы. И громко прочла следующее.
«Вы полагали — я умер. Исчез с лица земли. Вы убили меня. Но я не умер. Я искал вас обоих и сейчас, наконец, нашел. Чего я хочу? Я вас убью. Но не сразу, а очень медленно. В возмещение моих долгих поисков и бесплодных надежд на воздаяние. Медленное умирание… неизбежное умирание. Для вас обоих. Медленное и верное — и для сознания, и для организма. И перед каждым следующим шагом к умиранию — предупреждение, особое значение коего совершенно ясно для вас обоих Озадачивающее и наводящее на размышления. Данная записка — первое предупреждение».
— Лаурел неподвижно уставилась на загадочные строчки.
Макгоуэн забрал у нее листок.
— Это самая дурацкая шутка на свете, — хмуро прокомментировал он.
— Это не шутка, — покачала головой Лаурел. — Первое предупреждение. Смерть. Воздаяние. Особое значение… Для шутки это слишком. Даже для голливудской шутки. — У нее вырвался нервный смешок.
— А почему славный старик воспринял все это так болезненно? — осознал серьезность происходящего Макгоуэн.
Эллери взял листок у него из рук и бережно сложил вдвое.
— Трагическая суть этой записки заключается в общем духе и стиле. И в обстоятельствах ее появления. Возьмите, к примеру, две-три лос-анджелесские газеты на выбор. Вы найдете в каждой по крайней мере пару криминальных случаев, по сравнению с которыми эта записка покажется детским лепетом. Но эти злодеяния воспринимаются вами как нечто обыденное, потому что изложены простым и понятным газетным языком. Леденящая душу странность этой записки вытекает не из смысла слов. А из их подбора и расстановки.
— Подбора и расстановки?
— Да. Чувствуется какое-то напряжение. Местами архаичность и громоздкость предложений. Как будто автор говорит на особом английском языке. Или вынужден писать на таком языке, с какими-то другими законами, чем обычно. Поэтому чувствуется странный оттенок… древности что ли? Ясно, что этот оттенок в тексте не случаен, но он появился не в результате попытки заморочить голову или просто поиграть словами. Эта записка совсем не похожа на послания мафиози с требованием выкупа или чего-нибудь в этом роде, где преступники намеренно пропускают слова и делают нелепые грамматические ошибки, надеясь создать впечатление неграмотности авторов и сбить со следа. — Эллери сунул лист обратно в карман. — Но в чем ее особенность, я пока никак не пойму.
— А может быть… — озадаченно сказал молодой человек, при этом как бы между прочим обвивая огромной ручищей плечи Лаурел. — Может быть это дело рук какого-нибудь сумасшедшего иностранца? Текст похож на перевод с другого языка, — предположил Мак.
— Может быть, — Эллери задумчиво прикусил нижнюю губу и поежился. — В любом случае это уже кое-что. Но что же вы ничего не скажете, Лаурел?
Она опять нервно хихикнула и освободилась из объятий Мака.
— Если вы думаете, что я молчу из-за боязни упомянуть имя Роджера, то вы ошибаетесь. Мак не относится к числу его пылких поклонников. Так что при нем можно разговаривать свободно.
— Что он еще натворил? — взревел приемный сын Приама.
— Ничего особенного. Просто сказал, что его не испугает никакой «призрак» или «тень». Вернее не сказал, а прорычал. И я вижу здесь ключ к загадке. Ключ, указывающий на прошлое Роджера и Лендера Хилла. Там сказано «для вас обоих»… Лаурел, что вам известно о жизни вашего отца?
— Почти ничего. Думаю, что у него была бурная молодость, полная приключений. Но на все мои попытки расспросить его он только смеялся, а когда я была совсем маленькой ласково шлепал меня пониже спины и отсылал к няньке.
— А что его семья?
— Семья? — рассеянно переспросила Лаурел.
— Ну да, братья, сестры, дядюшки, тетушки — родственники, одним словом. Откуда он родом? Лаурел, я не могу гадать вслепую. Мне нужны факты.
— Вот тут я ничем не смогу вам помочь. Папа никогда ничего не говорил о себе. И я всегда чувствовала, что не должна расспрашивать его. Не могу припомнить, чтобы он хоть раз имел контакты с кем-нибудь из родственников. Я не знаю даже, существуют ли они.
— А когда они с Приамом начали свое дело?
— Около двадцати-двадцати пяти лет назад.
— Еще до того, как они с Делией поженились. Делия — это моя мать, мистер Куин, — вмешался Гроув.
— Я знаю, — слегка смущенно ответил Эллери. — Мак, а Хилл и Приам были знакомы до того, как стали партнерами?
— Не знаю, — ответил гигант и непринужденно обнял Лаурел за талию.
— Думаю, что были, — не очень уверенно ответила Лаурел, с трудом убирая его руку. — Только сейчас я начинаю понимать, как мало мне известно о папином прошлом.
— Или о прошлом Роджера, — добавил Гроув, медленно поглаживая девушку двумя пальцами вдоль позвоночника. Она дернулась и сказала: