Вынужденная мера - Крайтон Майкл. Страница 49
– Благодарю, – холодно отозвался Джей Ди. – Итак, с чем пожаловали?
– У нас к вам небольшое дельце юридического свойства, – сообщил ему Уилсон. – Вероятно, вы захотите пересмотреть свои обвинения в адрес доктора Ли.
– Пересмотреть?
– Именно так я и сказал.
– А что тут пересматривать?
Уилсон пригубил бокал.
– Так-таки и нечего?
– Разумеется.
– Мы думаем, – продолжал Уилсон, – что ваша супруга просто ослышалась, и доктор Ли не делал аборт Карен Рэндэлл. Мы полагаем также, что Питер Рэндэлл ошибся, когда заявил в полицию об угоне своего автомобиля. Или мистер Рэндэлл ещё не подал заявление?
– Ни моя жена, ни мой брат не ошиблись, – ответил Джей Ди.
Питер снова прыснул и закурил сигару.
– Я что-то не так сказал, Питер? – спросил его Джей Ди.
– Нет, все верно, – Питер отпил глоток бренди и запыхтел сигарой.
– Господа, – обратился к нам Джей Ди, – вы отнимаете у нас время. Никто не ошибся и никто не намерен ничего пересматривать.
– В таком случае, – вкрадчиво проговорил Уилсон, – дело должно рассматриваться в суде.
– Именно так, – согласился Рэндэлл, сопроводив свои слова кивком.
– А суд пожелает узнать, как вы провели сегодняшний вечер.
– Возможно. Но миссис Рэндэлл заявит, что мы весь вечер играли в шахматы, – Джей Ди указал на шахматный столик в углу..
– И кто же выиграл? – с тусклой улыбкой осведомился Уилсон.
– Господи, разумеется, я, – впервые подал голос Питер. И снова хихикнул.
– А каким ходом?
– Слоном и конем, – усмехнувшись, ответил Питер. – Мой брат – бездарный шахматист. Как его ни учи, все без толку.
– Питер, сейчас не время для шуток.
– Ты не умеешь проигрывать, брат.
– Замолчи!
Питер оборвал смех, сложил руки на пышном животе и погрузился в молчание.
Джей Ди Рэндэлл выждал несколько секунд, вслушиваясь в тишину, а затем спросил нас:
– Что-нибудь еще, господа?
– Сукин вы сын! – напустился я на Уилсона. – Вы все испортили!
– Я сделал все, что мог.
– Вы разозлили его. Теперь-то уж он точно пойдет в суд.
– Я сделал все, что мог.
– Это было глупейшее… бездарнейшее…
– Полегче, – бросил Уилсон, почесывая свой шрам.
– Вы могли настращать его. Сказать им, чем кончится дело. Объяснить, как объяснили мне в баре. Вы могли заявить им, что сделали снимки…
– Это было бессмысленно.
– Как знать.
– Они полны решимости довести дело до суда. У них…
– Да, – воскликнул я. – Благодаря вам! Надутый самодовольный индюк, вот вы кто! Явились к ним с жалкими угрозами, словно шпана, потребовали бренди. Хороши, нечего сказать.
– Я пытался их убедить, – ответил Уилсон.
– Не мелите чепухи.
Он пожал плечами.
– Я вам скажу, чего вы добились, Уилсон, – продолжал я. – Вы подзадорили их и заставили пойти в суд, потому что суд нужен вам. Вам необходима арена, чтобы показать себя во всей красе, сделать себе имя, заслужить славу крутого и энергичного законника. Мы оба знаем, что, независимо от итогов судебного разбирательства, Арт Ли проиграет. Он потеряет свое доброе имя, потеряет пациенток, возможно, даже лицензию на врачебную практику. Если дело дойдет до суда, проиграют и Рэндэллы. Домыслы, полуправда, грязные намеки – этого достаточно, чтобы очернить и уничтожить их. В выигрыше останется только один человек.
– Ну-ну, продолжайте.
– Это будете вы, Уилсон. Суд станет вашим звездным часом.
– Вы так думаете? – он начинал сердиться. Похоже, я задел его за живое.
– Это так и есть.
– Вы слышали, что говорил Джей Ди? Слышали, какую чепуху он молол?
– Вы могли бы заставить его выслушать нас.
– Нет, не мог, – возразил Уилсон. – А вот в суде ему придется нас слушать. – Он откинулся в кресле и несколько секунд молча смотрел на дорогу, вспоминая события сегодняшнего вечера. – Вы меня удивляете, Берри. Вроде бы, ученый человек и должны уметь непредвзято оценивать имеющиеся сведения. Сегодня вы получили чертову уйму доказательств виновности Питера Рэндэлла и, тем не менее, по-прежнему поете заупокой.
– По-вашему, он вел себя как человек, который в чем-то виновен?
– Он неплохой актер.
– Отвечайте на вопрос.
– Я и отвечаю.
– Значит, вы убеждены в его виновности?
– Совершенно верно, – сказал Уилсон. – И смогу убедить присяжных.
– А если вы заблуждаетесь?
– Что ж, тогда остается лишь сожалеть. Как мы сожалеем о том, что миссис Рэндэлл заблуждалась насчет доктора Ли.
– Вы придумываете отговорки.
– Неужели? – Уилсон покачал головой. – Нет, приятель, отговорки – ваш удел. Это вы корчите из себя ревнителя чистоты белого халата и приверженца традиций, это вы участвуете в заговоре молчания. Хотите, чтобы все было шито-крыто, тонко и дипломатично. И чтобы никто не обиделся.
– А разве так – не лучше? – сердито спросил я. – В конце концов, обязанность защитника – добиваться для своего клиента наилучшего исхода.
– Обязанность защитника – выигрывать дела.
– Арт Ли – человек. У него есть семья, есть какие-то виды на будущее, есть желания и устремления. Ваша задача – помочь ему добиться цели, а не устраивать судебный спектакль, чтобы самому прославиться.
– Ваша беда в том, что вы – типичный эскулап. Вы не можете поверить, что один из ваших продался. Вы предпочли бы видеть под судом медсестру или бывшего армейского санитара. Или милую бабусю-повитуху. Но только не врача.
– Я хотел бы видеть под судом виновного и никого другого, – ответил я.
– Что ж, вы знаете, кто виновник, – сообщил мне Уилсон. – Прекрасно знаете.
Высадив Уилсона, я поехал домой и налил себе водки с капелькой воды. Время перевалило за полночь, и дом был окутан безмолвием.
Потягивая напиток, я размышлял о том, чему стал свидетелем. Уилсон был прав: все указывало на Питера Рэндэлла. Кровь в его машине. Поджог. Галлона бензина и спички более чем достаточно для уничтожения любых улик, и теперь Питер чист, точнее, был бы чист, не поймай мы его с поличным.
Уилсон был прав и в другом: все фрагменты складывались в осмысленную картину. Анджела и Бабблз не лгали, сказав, что не видели Карен: в тот вечер она отправилась к Питеру Рэндэллу. И Питер напортачил. Карен вернулась домой и начала истекать кровью, о чем и сообщила миссис Рэндэлл, которая отвезла её в больницу на своей машине. Не зная, что поставленный в приемном покое диагноз не требует обращения в полицию, и стремясь уберечь семью от скандала, миссис Рэндэлл обвинила в случившемся единственного знакомого ей подпольного акушера. Арта Ли. Но опередила события, и в итоге все пошло наперекосяк.
Да, так оно и было. Все верно. Все, кроме исходной посылки. Питер Рэндэлл лечил Карен много лет и знал, что она истеричка. Поэтому он не мог сделать аборт без предварительных анализов. Он знал, что Карен жаловалась на зрение, а это могло означать опухоль на гипофизе, симптомы которой похожи на признаки беременности. Нет, Питер не стал бы выскабливать её без обследования.
По-видимому, он направил Карен к Арту Ли. Зачем? Если бы он хотел, чтобы Карен выскоблили, что мешало ему самому сделать это?
Питер уже дважды прерывал беременности Карен, и все обошлось. С чего бы вдруг ему портачить? Как вообще он мог допустить столь серьезную ошибку?
Нет, это просто чепуха.
И тут мне вспомнились слова Питерсона: «Вы, врачи, горой друг за дружку стоите». Кажется, он выразился именно так. Наверное, и он, и Уилсон правы: я просто не хотел признавать, что Питер виновен. Потому что он – врач. А ещё потому, что я расположен к нему. И, несмотря на веские улики, продолжаю верить в его невиновность.
Я вздохнул и осушил стакан. Сегодня ночью я видел нечто очень важное, нечто предосудительное и оттого старательно скрываемое. Видел, никуда не денешься. Такое не спишешь на случайность или совпадение. Этому необходимо найти объяснение.
А самое логичное объяснение возвращает нас к первоначальному выводу: аборт сделал Питер Рэндэлл.