В огне любви - Картленд Барбара. Страница 2

— Я, пожалуй, займусь изучением обстановки, а то живу здесь уже больше двух недель, но, мне кажется, что без карты не найду свою комнату.

— Но вы же в утреннем платье! — оторопела Джесс.

— Знаю, — усмехнулась Давина. — Часы пробили полдень, и мне уже следует переодеться в дневное платье, но кто меня здесь видит?

Джесс удивленным взглядом проводила хозяйку, удалявшуюся по коридору, ведущему в восточное крыло. Мисс Давина выглядела такой бледной и хрупкой, но что у нее на уме — одному Богу известно.

Когда Давина шла по коридору, до ее ушей долетел отдаленный бой часов в зале на первом этаже. Оказавшись у узкой лестницы, она остановилась. Спускаться в душную прачечную ей не хотелось. Она и так знала, что там можно увидеть: служанки, возящиеся с бельем в огромных тазах или натягивающие его на вешалки под потолком для просушки.

Нет, она поднимется по лестнице, ведущей в мансарду.

Преодолев последнюю ступеньку, она уже порядком запыхалась, но увидела перед собой лишь еще один коридор. Он не был таким широким, как нижние, и маленькие грязные окна здесь почти не пропускали свет с улицы.

Оказывается, тут, наверху, и смотреть-то было не на что. В некоторых комнатах стояла кое-какая мебель: в одной покосившийся комод, железная рама кровати—в другой, кувшин и таз на подставке для умывания, но в основном они были пусты и казались брошенными.

Это зрелище заставило Давину в первый раз задуматься над тем, почему Прайори-Парк так долго пустовал, до того как его купил отец.

В конце коридора она увидела закрытую дверь.

Давина попыталась ее открыть и чуть не закричала от неожиданности, когда та просто-напросто вывалилась из петель и с грохотом упала на пол.

Пытаясь успокоить выпрыгивающее из груди сердце, она заглянула в комнату и увидела, что здесь полностью сохранилась обстановка, которую когда-то можно было назвать даже уютной. В полумраке она различила выцветший плюшевый диван и дубовый стол, накрытый красной бархатной скатертью, изрядно побитой молью.

Увидев в углу колыбель, сплетенную из лозы, она поняла, что эта комната когда-то была детской.

Но в следующее мгновение ее внимание приковала к себе картина, прислоненная к стене. Подойдя ближе, она взяла ее в руки, затем поднесла картину к окну, пытаясь рассмотреть изображение на холсте.

Но только стерев рукавом пыль с картины, Давина смогла увидеть, что на ней изображена прекрасная молодая женщина.

У нее были пышные темные волосы и большие грустные глаза. Бриллиантовое колье на шее говорило о том, что девушка была богата. По ее одежде можно было судить, что этот портрет был написан в начале века, быть может, годах в тридцатых.

На картине не было никаких надписей, которые бы указывали на то, кто на ней изображен, однако по оригинальному витражу на заднем плане можно было судить, что женщина позировала художнику в библиотеке Прайори-Парка.

Давину заинтриговало скорбное выражение лица девушки. Наверняка ей тоже пришлось испытать горечь разлуки с любимым. Возможно, ее избранник отправился на поиски славы и богатства, но так и не вернулся. А может, отец не дал ей своего согласия на брак. Какая бы история ни стояла за этим портретом, Давина была уверена, что она имела отношение к несчастной любви.

«Что, если она, как и я, чувствовала себя в этом доме пленницей?» — взволнованно думала Давина.

Она решила, что вызволит девушку из этой заброшенной комнаты тем, что повесит портрет в своей спальне и будет любоваться им каждый день.

Картина была небольшой, всего-то фут на фут, но ее рама оказалась довольно тяжелой.

Давина поискала взглядом шнурок колокольчика для вызова слуг, но, увидев криво висящее на стене ржавое нечто, поняла, что он уже давно не работает. Что ж, придется нести самой.

Джесс изумленно замерла на месте, когда увидела, как ее хозяйка боком протискивается в дверь, неся покрытую пылью картину.

— Господи помилуй, мисс, что это у вас?

— Я надеялась, что ты мне расскажешь, Джесс, — задыхаясь, ответила Давина. Она развернула картину изображением вперед и поставила на пол, прислонив к кушетке. — Вот! — сказала она, жестом приглашая Джесс взглянуть. — Правда, прекрасно?

Когда ответа не последовало, Давина удивленно повернулась к Джесс. Брови камеристки сурово сдвинулись, глаза сузились.

— Мне доводилось видеть и получше, — проворчала она.

Давина слегка склонила голову набок.

— Но... Ты знаешь, кто это?

— Могу лишь догадываться, мисс.

— Так... Кто же это по-твоему, Джесс? Джесс вдруг смутилась.

— Не могу сказать, мисс.

— Не можешь или не хочешь? — спросила Давина, вскинув бровь.

Джесс поджала губы и уперлась взглядом в пол.

— Что ж, — пожала плечами Давина, подождав какое-то время. — Даже если я не узнаю, кто она, я все равно повешу эту картину у себя в комнате.

Джесс внезапно встревожилась.

— Это плохой знак, мисс.

Давина изумилась.

— Плохой знак?

Джесс угрюмо вздохнула.

— Мне больше нечего добавить, мисс.

Давина серьезно посмотрела на Джесс и подошла к шнурку колокольчика для слуг.

— Позову кого-нибудь повесить портрет, — решительно сказала она. — И никакая... суеверная болтовня не повлияет на мое решение.

Джесс ничего не оставалось, кроме как молча наблюдать за тем, как Давина дергает шнурок. Она ничего не могла сделать, чтобы не дать молодой хозяйке оставить у себя эту картину, но одно она знала точно.

Настанет день, когда Давина горько пожалеет, что повесила этот портрет у себя в комнате.

Днем погода улучшилась настолько, что Давина смогла в сопровождении Джесс выехать на прогулку в двуколке.

Намереваясь осмотреть окрестности, Давина направила лошадь к воротам поместья.

Но ворота оказались запертыми, а привратника нигде не было видно.

— Там его нет, — сказала Джесс, после того как сходила к сторожке привратника и постучала в дверь.

Давина нахмурилась. Она выбралась из двуколки, подошла к воротам и посмотрела в щель между створками.

«Спасибо, папа, — подумала она. — Неужели он решил, что я могу поехать на станцию и сесть на поезд до Лондона?»

Она уже повернулась и сделала шаг обратно, как вдруг за воротами послышался стук копыт. Показались двое джентльменов на великолепных вороных жеребцах, идущих рысью.

Внешность одного из всадников ее поразила. Он был удивительно похож на Феликса Бойе! Отец сказал бы, что схожесть заключена в вялых губах и мягком взгляде голубых глаз незнакомца, но сама Давина видела лишь его светлые волосы и прекрасное открытое лицо.

На его спутника она обратила внимание лишь тогда, когда джентльмены бок о бок приблизились к воротам. Взглянув на него, она отметила, что человека, менее похожего на Феликса, трудно себе представить: смоляные волосы, тяжелый взгляд темных глаз, решительные, почти жестокие черты лица и очень загорелая кожа, словно он долгое время провел в далеких жарких странах.

Заметив Давину, джентльмен, похожий на Феликса, натянул поводья так, что его конь перешел на шаг. Изящным жестом он снял шляпу и одарил ее такой широкой и яркой улыбкой, что она зарделась.

Его спутник лишь слегка кивнул в знак приветствия.

Всадники проехали мимо ворот, и Давина повернулась к Джесс, которая стояла у двуколки.

— Ты знаешь этих джентльменов? — спросила она. Джесс кивнула.

— Эти молодые господа, мисс, живут в Ларк-Хаузе. Мой двоюродный брат работает там младшим слугой. Это ваши ближайшие соседи, — добавила она.

— И они до сих пор ни разу не заехали к нам! — воскликнула Давина.

— Они в последнее время ни к кому не ездят, мисс.

Давина была заинтригована.

— Почему?

— Я не знаю наверняка, мисс, но их отец, лорд Дэлвертон, умер в начале этого года, может быть, поэтому. Мистер Чарльз (это старший, тот, который с темными волосами) стал теперь лордом Дэлвертоном. Он приехал на похороны отца из Африки.

— Из Африки!

— Да, мисс. Он уехал туда, чтобы управлять алмазным рудником, который достался ему по наследству от кого-то из дальних родственников. Он там прожил... восемь лет. Но я слышала, что рудник прогорел и он потерял огромные деньги.