Полководец. Война генерала Петрова - Карпов Владимир Васильевич. Страница 131

Вот такие бывают неожиданности в жизни полководцев — не только от противника он получает удары, но и от своих.

За что же был снят с должности генерал Петров?

В его личном деле записано:

Давайте разберемся, что же произошло и в чем вина генерала Петрова. Истинная причина мне известна от самого Ивана Ефимовича, но я хочу, чтобы у читателей была полная и мотивированная ясность.

Деятельность Петрова в операции по форсированию Керченского пролива и созданию оперативного плацдарма в Крыму прошла в моем рассказе перед читателями. Может быть, я рассказал о ней не очень подробно, упустил многие детали этих боев, не упомянул многих героев. Я делал это вынужденно, помня, что тема моего повествования локализуется вокруг полководческой жизни и работы Ивана Ефимовича. Но даже из этого неполного описания видно: Северо-Кавказский фронт под командованием генерала армии Петрова приказ Ставки выполнил — пролив форсирован, оперативный плацдарм завоеван, Отдельная Приморская армия (созданная из Северо-Кавказского фронта) находится на крымской земле.

Петров настолько вникал в мельчайшие для его ранга детали боев, что сам руководил действиями десантов и особенно дивизией Гладкова, когда она оказалась в критическом положении на Эльтигене. Довел это героическое дело до конца — спас, вывез десант Гладкова на Большую землю. Приведенные выше телеграммы — лучшее тому доказательство. А ведь боем дивизии Гладкова должен руководить командир корпуса или командующий армией. Для Петрова как командующего фронтом одна дивизия — не его масштаб. Но когда дивизия (а сначала даже ее часть, не более полка, под командованием Ковешникова) оказалась единственным десантом в Крыму, Петров, да еще при его характере, конечно, не мог действовать, соблюдая субординацию в длинной лестнице подчиненности. Надо было действовать быстро и решительно, поэтому он взял руководство на себя — напрямую. Корпус и армия, понимая, что у командующего фронтом больше сил и возможностей, тоже не стояли в стороне, а помогали ему и в обеспечении, и в поддержании связи с десантом.

Может быть, Петров слишком увлекся руководством боем десанта на Эльтигене и упустил из внимания другие участки фронта? Нет, именно в эти дни генерал Петров, находясь на главном направлении, руководил переправой двух корпусов и сам с ними перешел на крымскую землю, создав тот самый оперативный плацдарм, о котором говорила Ставка.

Тогда в чем же «самоустранение от проведения боевой операции, в результате чего операция не выполнена»?

Может быть, имеются в виду три потопленных боевых корабля? Но эта трагедия произошла до начала форсирования Керченского пролива, и за нее Петров получил суровый упрек от Верховного.

Что же еще? Не очередная ли операция? Но она еще не начиналась, а подготовку ее, по утверждению представителя Генштаба Штеменко, провел генерал Петров прекрасно, оставалось только дать команду.

Где же еще самоустранение? Не мог же Сталин просто так, голословно обвинить генерала армии Петрова. А то, что формулировка в деле Петрова записана со слов Сталина, не вызывает сомнения — никто другой не осмелился бы сделать такую запись по своей инициативе. Сталин действительно и сказал эти слова, и обвинение такое обрушил на Петрова.

Так где же проваленная операция? Что имеется в виду?

Ну, операция — это не драка двух человек, от которой не остается следа и которую можно забыть через несколько дней. Военная операция — дело серьезное, даже при неудаче остаются приказы, карты, донесения, наконец, люди — участники этой операции.

Стал я искать — читать, расспрашивать. Не может быть, чтобы потерялась целая операция! И нашел. И не только нашел, но и убедился, что дело не в одной неудаче. Есть тут и некое, как говорится, подводное течение, или своеобразный подтекст.

Операция действительно была. И ее никто не пытался скрывать или прятать. И Петров о ней знал. Просто в оценке ее произошел непредвиденный поворот, повлекший неожиданные последствия. Но поведу рассказ по порядку. Вспомните слова Штеменко из приведенных мною выше его воспоминаний: «Климент Ефремович нервничал…» А почему нервничал? Как видно из тех же воспоминаний, нервничал Ворошилов потому, что расширение керченского плацдарма шло не так быстро, как хотелось бы. Сталин поругал Петрова за то, что войска ввязались в длительные бои за город Керчь, а не действуют на степных просторах, а значит, эти слова косвенно относились и к представителю Ставки. Климент Ефремович, как большинство военных, понимал косвенные упреки и переживал их конечно же тяжело. Если вспомнить, что в течение первых двух лет войны у Ворошилова было уже немало неприятных минут и упреков от Верховного, то можно понять состояние Климента Ефремовича и его желание… хотел сказать — отличиться, но назову это скромнее — поддержать свою репутацию.

Ну а теперь позвольте привести документы, где черным по белому написано, что же произошло. Да и не только документы; тот, кто писал их и был одним из участников событий — вице-адмирал Холостяков, — жив-здоров. Я еще раз побывал у него и еще раз подробно расспросил об этой злополучной операции.

…Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. После того как эта глава была почти вся написана и сказано, что адмирал Холостяков жив-здоров, мне вдруг сообщили по телефону, что Георгий Никитич трагически погиб 21 июля 1983 года. Сообщаю об этом для того, чтобы у читателей, которым стало известно о гибели адмирала, не возникло недоумения по поводу того, что я пишу о нем еще как о живом.

Возвращаясь к прерванному рассказу, приведу цитату из опубликованной книги адмирала Холостякова «Вечный огонь», каждый читатель может ее сам проверить. Тут и описана та самая операция, от которой якобы самоустранился Петров.

Для того чтобы лучше запомнилось, прошу читателей заметить: приезжал «представитель Генштаба», вызывал телеграммой «командующий флотом». Куда вызывали? К «представителю Ставки».

Читаем дальше: