Я не вернусь (СИ) - Милош Тина. Страница 4

Я сидела на кухне и пила чай с печеньем, когда позвонил Паша. Быстренько метнувшись к телефону, снова вернулась к чаю.

— Привет, родной, — тихо поздоровалась я, улыбаясь от уха до уха.

— Привет, — так же тихо и немного хрипловато ответил Паша.

Ничем непримечательный разговор о том, что он договорился о прохождении практики в хорошем ресторане, что в кинотеатрах новую комедию крутят, которую было бы неплохо посмотреть. А потом…

— Кать, я тут подумал…

— О чем подумал? — вроде бы причины к волнению нет, но я резко напряглась.

— Да ты, наверное, откажешься… — Паша пошел на попятную, зажался. — В общем, как ты отнесешься к тому, чтобы вместе…

— Что вместе? — слова моему любимому человеку явно давались с трудом.

— Ну, вместе жить.

— Где жить? — уровень моего интеллекта продолжал скатываться к нулевой отметке.

— Квартиру вместе снимать.

Печенька, которую я только что проглотила, стала пресловутым комом в горле. Я откашлялась и, собрав остатки здравого смысла, ответила:

— Нет, Паш. Извини, но мы с тобой еще не так долго встречаемся, чтобы вместе жить.

4

Видит Бог, как я жалею о том своем решении! Я тогда очень хотела согласиться и с пионерским призывом «Я готова!» в тот же вечер собрать вещи, но тем не менее отказалась. Господи, о чем я думала в ту минуту? Больше эту тему Паша никогда не открывал.

Да, действительно, это была моя самая большая ошибка. Если бы мы с Пашей вместе жили, то проблем было бы гораздо меньше.

Но все они случились гораздо позже, а до этого мы не расставались. Наша любовь прошла и дорогой ресторан на умопомрачительно высоких каблуках, и зимнюю рыбалку в огромных валенках с резиновыми калошами. Нет, мы и ругались, как это у всех бывает. Чаще всего Паша — отсчитывал меня как нашкодившую школьницу, если я не так посмотрела, не то сказала, по-другому сделала…

Сейчас я понимаю, что причины конфликтов, которые и конфликтами-то не назовешь — так, взаимные бзики — были выдавлены из пальца и глупы до маразма. Даже несколько смешно вспоминать. Смешно, а от того еще грустнее.

— Паш, мы же договорились поехать на море вместе! Почему ты едешь с друзьями без меня?

— Мать посоветовала ехать с друзьями.

— Ах, мать… А своего мнения у тебя нет?

— Кать, не начинай…

— Кать, сколько можно забывать у меня заколки?

— Это обычные заколки, Паша! Я же не апокалипсис устроила.

— Уж лучше бы апокалипсис. Мне мать весь мозг уже съела.

— Паш, ты испортил мне праздник.

— Сама виновата. Надо было в клуб пойти вместе со мной.

— Я не хочу идти в клуб!

— Это твои проблемы.

Я не устраивала истерик. Даже не кричала на него никогда. Просто замыкалась в себе. Я была спокойной, но… как бы так правильно сказать? С бзиком, да. Если меня что-то очень сильно не устраивало, то я пыталась уйти. Не важно — день, ночь, главное — покинуть место, где меня обидели. Паша поначалу был уверен, что никуда, дескать, я не уйду — знал, что от него меня разве что самосвал оттащит.

Я всегда первая извинялась даже тогда, когда ни в чем не была виновата. Даже когда Пашина ошибка была очевидна. Ему самому прощения просить не надо было — я всегда все прощала заранее. Как сказано в одной из книг Натальи Нестеровой: «В нашей жизни есть такие люди, которым мы прощаем все. На обиды закрываем глаза, на недостатки не обращаем внимания. Потому что любим. Потому что не можем жить без их тепла, улыбки, объятий…» В моей жизни таких людей всегда можно было пересчитать по пальцам одной руки. И Паша всегда будет входить в их число.

— Паш, прости.

— Кать, ну сколько можно извиняться?

Да сколько угодно! Ведь я боялась, что он о чем-то неправильно подумает, обидится, сделает какие-то неверные выводы… Для меня его обвинительный взгляд звучал похоронным маршем в ушах громче, чем если бы он кричал на меня благим матом. Нет, проще было извиниться, чтобы любимый человек не смотрел на меня с осуждением.

Паша был нужен мне, как воздух, необходим как дыхание. Смотрели кино «Сумерки»? Как там главный герой говорит о своих чувствах? «Ты мой личный сорт героина». Поначалу я улыбалась над этой глупой, затролленной в интернете фразой, но очень скоро в полной мере познала на себе всю точность подобранных слов. Паша для меня был как наркотик. Все мои действия были направлены на то, чтобы хотя бы ненадолго оказаться рядом с ним, и с каждым разом этого времени становилось недостаточно.

Я была уверена, что нашла свою настоящую любовь. Первую, единственную и на всю жизнь. А с моим… «объектом любви», так сказать, произошли колоссальные метаморфозы. Даже продолжая любить, он говорил, что не любит.

Переломный момент наступил через полгода, в тот самый злополучный вечер, когда я уперлась, как баран рогами, и не пошла на свидание. Подготовка к зачету оказалась важнее. И, как бы я хотела с ним не согласиться, спорить до хрипоты, но все-таки да — тогда что-то поменялось. Что-то? Нет, конкретно кое-что. Его мать влезла в наши отношения.

С Ниной Владимировной я познакомилась практически сразу, как мы с Пашей начали встречаться. Первое впечатление о ней было смутным. Невысокая, темноволосая женщина, говорила что-то приятное, улыбалась. Если бы я тогда знала, что именно эта женщина сломает мою жизнь, то нашего знакомства вообще бы не состоялось. Даже в случае свадьбы. Даже после свадьбы. Да, точно… Знала бы, где упаду — соломки бы постелила. С одной стороны, родители — это святое, но с другой… обвинения Нины Владимировны были настолько необоснованы и нелепы, что порой хотелось рассмеяться ей в лицо.

— Мать сказала, что ты постарела.

— Паш, мне двадцать лет! Что за глупости?

— Ей со стороны заметней.

— Мать сказала, что ты шизофреничка.

— Родной, ты сам себя слышишь?

— Ей виднее. Она все-таки медсестра.

— Мать сказала, что любовь длится один год, поэтому нам лучше расстаться.

— ЧТО-О? — я настолько опешила от подобного заявления, что не смогла выдавить из себя ни звука — будто чья-то невидимая рука сдавила горло и не позволяла произнести хотя бы один аргумент в защиту своих же собственных чувств и чувств любимого, но такого глупого человека.

«Мать сказала…» Уже и не сосчитать, сколько раз я слышала эту фразу, после которой театрально улыбалась, говорила, что все в порядке и в то же самое время просто мечтала всадить этой женщине в глаз вилку. И это несмотря на то, что она — родная мать моего любимого человека. Мне очень стыдно, неприятно думать и говорить об этом, но да, надо признать — такие мысли в моей голове были. Любовь не проходит. Никогда. Ей некуда и незачем уходить. Она занимает собой все пространство, вытесняет все другие чувства… и не спрашивает позволения.

Но вопреки вышеперечисленным обвинениям Паша своей бабушке говорил обо мне немного иные слова.

— Катюша, знаешь, что Павлик сказал? — хитро улыбнулась бабуля, когда я устало вздохнула после очередного бзика ее внука. В этот раз ему не понравился приготовленный мной завтрак.

— Не-а, — я отрицательно покачала головой. Что нового может Павлик сказать обо мне из того, чего я не слышала? Он мне всегда напрямую говорит все, что думает, без посредников. Хотя лучше бы молчал, ей-Богу!

— Что он все равно на тебе женится! — и бабуля так крепко сжала мою ладонь, что я каждой клеточкой почувствовала ее тепло. Да и сами слова были сказаны с такой теплотой, будто бы бабуля уже считает меня своей внучкой. Как было бы здорово, если бы мы с Пашей приезжали в деревню не на несколько дней, а жили все вместе. Я, Паша и Ба. И кот. Господи, пусть эти его слова сбудутся! Пусть не сейчас, но потом… и чтобы навсегда…

Теперь я точно знаю, что Паша не может ответить ни за свои слова, ни за свои действия. А может, это относится лично ко мне? Как бы то ни было, Паша прекрасно осознавал, что главной проблемой является его же родная мама.

— Если бы мать постоянно не давила, то и проблем бы не было… — часто повторял Паша в раскаянии, и он был как никогда прав в своей жизни.