Рысюхин, что ты пил?! (СИ) - "Котус". Страница 20

— То есть — кому? А до этого, кто работал?

— Отсудили же только сам завод?

— Да, а что?

— У Конопельченко там был большой арендованный участок. На котором возникло полу-стихийное поселение, которое он затем собирался легализовать, Получив на этом некие преференции за «освоение диких мест». Там жил и управляющий с семьёй, и часть работников, для остальных был «общинный дом», где те могли жить по нескольку дней, от выходного до выходного, не мотаясь ежедневно туда-назад за пятнадцать вёрст. Кому достался участок — вернулся к владельцу, то есть в казну, или остался у семьи покойного? В последнем случае — есть ли вообще проезд к почти моему заводу? Или каждый раз нужно будет испрашивать разрешение семьи Конопельченко на проезд по их землям? И что с хутором: снесён, заброшен, остался жилым? Вопросов много, ответов нет, и приятными они быть вряд ли могут, когда появятся.

— Да уж, с такой точки зрения я это не рассматривал. Хм, похоже, комплименты в ваш адрес вполне заслужены.

— Это вы о чём?

— Да о вашей службе и её результатах. — И сделал загадочное выражение… так и хочется сказать — «морды». Стало очевидно, что он что-то может рассказать, но не хочет. — А про арендованные земли можно будет узнать в следующем присутствии.

В суде получение нужных бумаг много времени не отняло. Не то у них эта рутинная процедура отработана до совершенства, не то их стимулировало к скорейшему выполнению всех действий присутствие жандарма «при исполнении». Дед с уверенностью заявлял, что имеет место второй вариант. Я, вспоминая визиты в Минск при регистрации своего вступления в права главы рода, был с ним согласен.

По пути к Управлению казённых имуществ, что располагалось буквально в сотне метров, Мурлыкин был задумчив и порой мельком бросал на меня нечитаемые взгляды.

В этом заведении Мурлыкин остался курить на крыльце, и это сразу сказалось на скорости прохождения «полосы препятствий» совсем не в сторону её увеличения. Вдруг понадобились зачем-то какие-то справки с моего места жительства, лицензии на ведение деятельности и что-то ещё, я не успел уточнить. Не успел, потому что в кабинете появился Мурлыкин:

— Ну, что, скоро ты тут? Сколько ещё ждать?

Вместо меня ответила хозяйка кабинета, дородная дама неопределимого возраста:

— Сколько надо, столько и ждать! Кто вы вообще такой и по какому праву врываетесь в кабинет без приглашения⁈

Потом переключилась на меня:

— После того, как предоставите необходимые документы, в течение десяти рабочих дней будет принято решение о порядке передачи…

— Стоп-стоп-стоп. Юрий Викентьевич, вы что, до сих пор не отдали бумаги из суда?

— Отдал, ещё два кабинета назад.

— Тогда какие ещё вопросы, не понимаю?

— Вот и не лезьте в вопросы, которых не понимаете! Не мешайте работать, пока я охрану не вызвала!

— А вот это интересное предложение! Только не охрану, а сразу полицию. А лучше моих коллег, из Надзора.

— Да кто вы такой⁈ Что вы себе позволяете⁈

— Я? Старший следователь Могилёвского управления отдельного корпуса жандармов. И позволяю я себе узнать, что за бардак здесь творится, и какой такой «порядок передачи» вы собираетесь тут назначать, если он давно определён законом, в том числе именным рескриптом Государя Императора за номером семьсот четырнадцать дробь девяносто шесть, разделом четвёртым⁈ Или вы считаете себя самовластной правительницей, не подчинённой Империи⁈

Под конец речи Василий Васильевич перешёл на натуральный рык. Присутствовавшая в комнате вторая особа ещё после слова «следователь» исчезла за внутренней дверью, а сейчас вернулась в сопровождении какого-то напомаженного субъекта, который тут же взял всё в свои руки:

— Приношу свои извинения, Алевтина Сергеевна недавно переведена на эту должность, ещё не освоилась на новом месте. — Глубокое и искреннее изумление на лицах обеих служительниц никак не позволяло поверить услышанному. — Сейчас я разберусь и лично проинструктирую сотрудников. Извольте подождать в холле, не более десяти минут. Вам принесут свежую прэссу.

«Прэсса», действительно, лежала на журнальном столике, но изучать её настроения не было. Да и Мурлыкин не успокаивался:

— Вот же гниды, прости Кошка, какие! Это они специально всякую чушь выдумывают и затягивают процесс, чтобы или взятку вытребовать, или с использования — противозаконного, замечу — чужого имущества себе доход получить! Нет, я этого так не оставлю! Три года назад их тут гоняли, навели порядок, год заведение работало, даже поверили, что и дальше всё так будет! Нет, я на них надзорные органы натравлю, на паразитов!

Стимулируемые не слишком тихо рычащим, как тигр в клетке Мурлыкиным местные «гнидопаразиты» даже перекрыли озвученный напомаженным норматив, вынеся картонную обложку с документами уже через восемь минут. Ещё три ушло на то, чтобы выяснить, что арендованные земли вокруг уже моего завода вернулись в казну, с поселением никто ничего не делал — его просто так и не зарегистрировали, в документах никакого хутора или деревни около предприятия не значилось. Ну, и не надо. Кстати, земля под заводом тоже была в аренде, которую требовалось выплачивать каждый год не позже начала весны за начавшийся год. И оставалось срока аренды восемь лет с остатком текущего.

На крыльце жандарм как-то замялся, перед тем, как начать прощаться.

— Василий Васильевич, не подскажете, где тут рядом пообедать можно, как местный житель? В Минске жандармы ходят в определённое заведение, здесь сотрудники лаборатории тоже, там я уже был — а вот где любимое мосто оставшихся?

Смущение Мурлыкина усилилось:

— Видите ли… Я обычно обедать домой хожу, если есть возможность, на вызове или в целом «в поле» — где и как придётся, так что не могу ничего подсказать конкретно.

«Похоже, в гости пригласить по какой-то причине не хочет или не может, но опасается, что будешь напрашиваться» — высказал своё мнение дед. Похоже, так оно и есть. Мало ли, какие у человека причины — может, ремонт дома затеял. Да и не было у меня в планах столь тесное знакомство сводить.

— Ну, нет, так нет. Как раз успею перехватить своих «дядь» с «тётями» в их любимом заведении! Если у вас ко мне иных дел нет…

— Пока ничего, — с очевидным облегчением сказал Мурлыкин. — Если что — я дам вам знать или через Жабицкого, или через администрацию.

«Да уж, без мобильника неудобно».

«Не знаю, не пробовал».

Я немного лукавил, прощаясь со следователем: обедать пирожками не очень хотелось, больше душа лежала к нормальному обеду, с первым, вторым, с горячим гарниром… Решил: пойду к пирожковой, а по дороге буду высматривать (и вынюхивать) альтернативные варианты. Шёл-шёл, а вариантов всё не попадалось: или продуктовые лавки, или булочные, или кофейня. Попалась ещё какая-то забегаловка, но там речь не шла про «Поесть» вообще, а только про «закусить». Было ещё что-то вроде трактира, у которого стояло множество пролёток и ломовых телег, видимо, там собирались извозчики, и заходить туда было несовместимо со статусом.

Уж думал, что придётся всё-таки обедать пирожками, что после коллег останутся, но повезло, нашёл всё же что-то иное. Формально это называлось «Немецкая пивная», но кроме пива были и горячие закуски к нему, из немецкой кухни. Правда, дед, который, по его словам, «пару раз бывал в Германии» сказал, что это даже не имитация, а так — что-то отдалённо похожее и потому так обозванное. Взял немецкий салат, айнтопф и сосиски с горошком. Получилось вкусно и не очень дорого — дешевле, чем сомнительный обед на вокзале. Дед, правда, бухтел, что поданный гороховый суп с настоящим айнтопфом ничего общего, кроме гороха, не имел, зато замену «баварских сосисок» на обычную домашнюю колбасу одобрил, хоть и обсмеял. От предложенного пива отказался при помощи интересного финта, подсказанного дедом: заявил, что пью только своё, с собственного бровара, что разом отсекло все привычные заходы полового, назвавшегося «кельнером» (под искренний смех деда).