Сплит (ЛП) - Солсбери Дж. Б.. Страница 12

— Было бы здорово. Спасибо, — лгу я. Может быть мне стоит подумать о том, чтобы проглотить этот отвратительный ком гордости. Возвращение моей работы у Дженнингсов — это лёгкие и хорошие деньги и то, что я уже умею делать. Одна ночь каждый второй выходной за обслуживанием столиков не принесёт мне тех денег, которые я бы могла заработать у Дженнингсов. И хотя я не хочу признаваться в этом, но начинаю немного уставать от притуплённого скручивающего ощущения в моём животе, которое напоминает чувство вины при выборе местного бара вместо семейного бизнеса. Что бы подумала мама о том, что я поворачиваюсь к отцу спиной? Хмурюсь при мысли о её разочаровании.

— Это дерьмовая работа, Шай, — шепчет Сэм, наклоняясь к моему плечу.

— Тогда почему ты здесь работаешь?

Выражение её лица становится печальным.

— У меня нет выбора. Если бы был, я бы…

— Чёрт подери, посмотри, кого затянул большой город. Это?..

Я роняю челюсть и стону от баритона моего бывшего бойфренда Дастина.

— Шай Дженнингс… — он втискивается рядом с Сэм, положив руку ей на плечи. — Я думал, ты пошутила, детка.

Кажется, она слегка съёживается.

— Дастин, — киваю я. — Давно не виделись.

Его густые светлые волосы короче, чем я помню, но не менее великолепные. Загорелая кожа, тёмно-карие глаза, рост и мускулистость, которые олицетворяют привлекательность горного мужчины, но я слишком хорошо помню, что вся эта красота лишь напоказ.

— Я не заметил, — он смущенно обхватывает своё красивое лицо и смотрит на Сэм. — Сколько уже прошло?

Бармен протягивает ему невысокий стакан с тем, что похоже на крепкий бурбон со льдом.

— Не будь придурком, — бормочет Сэм.

— Как делишки, Дастин? — темноволосый парень, который выглядит, как дровосек, с его тёмной бородой, шапочкой и фланелевой рубашкой, хлопает Дастина по спине. — Как ты оказался… Боже мой! — широкие глаза парня прикованы ко мне.

Вот дерьмо.

— Это Шай Дженнингс?

Ещё один мужчина нечаянно слышит его и направляется к нам.

Мои ноги горят желанием бежать, убраться отсюда и согласиться на работу у Дженнингсов, вероятно, что я должна была сделать в первую очередь.

— Хей, — я слабо машу рукой.

— Подруга, я не видел тебя со времён… — его взгляд устремляется к потолку, а затем фиксируется на мне. — Вечеринки по случаю выпускного в доме Дастина.

Я инстинктивно бросаю взгляд на Дастина, а его глаза становятся широкими, прежде чем он спохватывается и прижимает к себе Сэм.

У Дастина была огромная вечеринка на ранчо его родителей. Мы занимались любовью на стоге сена в сарае, как парочка сельских жителей. Он сказал, что любит меня и с нетерпением ждёт совместного будущего, соединения фамилий Дженнингс и Миллер, чтобы быть чем-то вроде маленького городского дворянства. Я сказала ему, что уезжаю во Флагстаф ради школы, и надеюсь, что никогда не вернусь, таким образом закончив наш романтический период. Дело в том, что однажды я любила Дастина, насколько была способна, но я никого не любила так сильно, как ненавидела Пейсон.

Воссоединения продолжаются ещё несколько часов. Ликёр не прекращает поступать и, прежде чем я смогу контролировать себя, пускаюсь в воспоминания со своей лучшей подругой, бывшим парнем и людьми, с которыми я проучилась все школьные годы. Большинство из них, похоже, понимают, почему я уехала, кроме Сэм и Дастина, но с появлением новых напитков приходит и их окончательное прощение.

В час ночи мы выходим из бара. Слишком пьяные, чтобы ехать, мы сидим на парковке, пока половина из нас не решает позвонить Генри, нашему штатному таксисту, а другая половина предпочитает идти домой под прохладным ночным воздухом. Я запрыгиваю в такси, и так как дом моего отца находится на окраине города, меня высаживают последней. Только когда Генри останавливается у дома, у меня возникает гениальная идея. Это будет первый раз, с тех пор как я вернулась, и мне понадобится храбрость в виде алкоголя, чтобы вынести это.

В трезвом виде это было бы пыткой.

Если задуматься, в пьяном виде, возможно, будет ещё хуже.

Лукас

В комнате темно, за исключением свечения от моего фонарика. Плечо чешется из-за непокорной пружины, пробивающейся через тонкий слой подушки на моём подержанном матрасе. Я вожу рукой туда-сюда вдоль края моей кровати, бросая жёлтое свечение на три фигурки, лежащие между кроватью и стеной. Они служат данью и напоминанием о смерти.

Человек-паук, Бэтмен и Пинки Пай.

На самом деле, они не принадлежали моим братьям и сёстрам. После ночи, когда они умерли, я не мог вернуться домой. Поэтому нашёл их в одном из тех магазинов, где всё стоит доллар, вскоре после своего освобождения. У меня было мало денег, но я знал, что должен иметь их, чтобы никогда не забывать.

Это всё, что у меня остается от них; единственные воспоминания, которые мне удается сохранить, заключены в трёх персонажах мультфильмов. У меня нет домашних видеороликов или фотографий, только три куска формованного пластика со штампом «сделано в Китае» на их ногах.

Алексис любила розового пони с отпечатком воздушных шаров на его боку. У неё никогда не было вечеринки по случаю дня рождения, но один из её учителей подарил ей открытку Пинки Пай «My Little Pony», когда ей исполнилось шесть. Она мечтала о наклейках внутри, и с тех пор моя младшая сестра стала одержима.

Майки всегда пытался убедить нас в том, что Человек-паук победит в борьбе с любым супергероем, но Дейв клялся, что ничто не сможет одолеть Бэтмена, хотя мы все согласились, что парень технически не был супергероем, а просто богачом с кучей гаджетов. То есть, не то, чтобы он имел рентгеновское зрение или мог пускать паутину из рук.

Уголок моих губ дёргается при этом воспоминании, даже если оно только одно из немногих. Пкриодические провалы в памяти лишают меня большей части детства, и я ненавижу их за это. Хочу вернуть своих братьев и сестру. Полагаю, хорошо, что я практически ослеп от собственной крови в ночь их гибели. По крайней мере, то, что я помню, было скорее их жизнью, чем воплощением смерти. Во время их похорон я находился за решёткой, поэтому даже их гробы, вдвое меньше обычного размера, не могут преследовать меня.

Только эти три кусочка пластика величиной с ладонь вместе с горсткой ускользающих воспоминаний — всё, что у меня остается.

С радостью, возникающей при мыслях о них, приходит и боль. Как бы ни было больно таращиться на пластик, я должен. Я сражаюсь с печалью один на один и приветствую её. Важно помнить, на что я способен. Об ужасе того, что может случиться, если не буду держать свои чувства под контролем. Если не буду сдерживаться.

Всегда помнить.

Крошечные разрисованные лица… Я подскакиваю от какого-то шума за моим окном. Хруст гравия и… мычание?

Выключаю фонарик и закрываю глаза, чтобы сконцентрироваться, уверенный, что я ошибаюсь.

Нет, это определённо мычание и… хихиканье? Да, женское хихиканье.

Я приподнимаюсь и ползу по полу к открытому окну. Подойдя близко, я определяю, что звук исходит от ручья по другую сторону дома.

С выключенным светом могу свободно передвигаться, оставаясь незамеченным, но все окна открыты, поэтому я крадусь, чтобы не быть услышанным. Добираюсь до гостиной и склоняюсь над маленьким столиком, чтобы выглянуть из окна.

Прищурившись, я едва могу различить очертания человека. Женщина.

Как, чёрт возьми, здесь появляется женщина?

Я осматриваю ближайшие леса на предмет машины, другого человека, чего-либо, но ничего не нахожу. Она как будто появляется из воздуха.

Сюда от главной дороги, по крайней мере, восемь километров пешим ходом. Луна высока, поэтому я предполагаю, что сейчас в районе полуночи. К счастью, почти полнолуние, поэтому женщина может видеть в густой темноте.

Она спотыкается, кренится и сваливается на валун с трелью смеха.

Хм… может быть, она не видит.

Спокойно говоря сама с собой, она опускается и снимает один ботинок, потом другой, затем носки. С усилием она выпрямляется и засовывает пальцы за пояс своих джинсов. Её бедра движутся из стороны в сторону и… О Боже.