Сплит (ЛП) - Солсбери Дж. Б.. Страница 19

— Если вы хотите проверить… — голос мужчины отрывает моё внимание от Шайен, и он движется к сложенным друг на друга поддонам, доверху заполненным бежевой и тёмно-коричневой травертиновой плиткой под мрамор. — Убедитесь, что всё соответствует заказу.

Шайен направляется туда со своим договором поставки, быстро выполняет расчёт и сверяется с листом.

— Всё на месте.

— Хорошо, давайте её погрузим, — Джим хлопает по лежащей плитке.

Через тридцать минут мы отрываемся от нескольких сотен килограммов плитки, крепко привязанных к грузовику.

— Я не понимаю, — бормочет Шайен.

— Что?

— Почему папа настоял на том, чтобы я приехала. Ты и так тут прекрасно справляешься.

Я пожимаю плечами, но не выражаю никакого мнения на этот счёт. Я также потрясён решением мистера Дженнингса отправить её со мной. Он ничего не знает обо мне, моём прошлом, и о том, что я сделал. Если бы знал, то никогда не доверил бы мне свою дочь. Скорее всего, он собрал бы горожан с вилами и выгнал бы меня. Поэтому мне нужно держать язык за зубами и не высовываться, дабы сберечь то немногое, чего мне удается достичь.

— Я бы убила за тако с жареным зелёным чили, — она поворачивает эти пронзительные голубые глаза ко мне так быстро, что прядь её блестящих чёрных волос падает на лицо. — Ты голоден?

Мой живот скручивает от сочетания голода и страха, но я киваю.

— Тебе нравится еда коренных американцев?

— Никогда не ел её.

— Хочешь попробовать? — её лицо озаряется воодушевлением.

Я стараюсь держаться подальше от пищи, приготовленной для меня, и придерживаюсь того, что пресно и безопасно, но боюсь, что мой отказ сотрёт с её лица этот взгляд, а мне он вроде как нравится.

Я киваю.

— Есть отличное место, где мы можем остановиться по пути из города. Раньше я ходила туда при любой возможности, которая предоставлялась, только когда мы с Тревором скрывались в Долине (прим. пер. — Phoenix Valley). Они готовят лучшее…

— Кто такой Тревор? — этот вопрос слетает с моих губ, прежде чем я успеваю спохватиться.

— Э… на самом деле никто. Коллега. Бывший коллега, — поджимает губы она.

Моя кожа внезапно кажется слишком тугой, как только я думаю о том, что она проводит время с этим Тревором. Это безосновательно и совершенно нелепо; красивая женщина, как она, вероятно, проводит время с большим количеством парней. Это не моё дело.

Она даёт мне указания, которые ведут нас к крошечной хижине недалеко от шоссе. На вывеске с облупленной ярко-голубой краской читается надпись «THE FRY HOUSE», но F — всего лишь очертание буквы, которой больше здесь нет. А парковка — не что иное, как плоское пятно грязи по соседству с несколькими старыми деревянными скамейками для пикника, разбросанными вокруг этого простенького здания.

Ароматные специи наполняют воздух вместе с нотками масла для жарки и сладкого теста. У меня текут слюнки и это не всегда хорошо.

— Не пугайся. Выглядит подозрительно, но тут безопасно. Я обещаю, — Шайен поднимает бровь, когда мы направляемся к единственному окну этого здания. — Ты мне доверяешь?

Я никому не доверяю.

— Не особо.

Она хохочет, и я ощущаю этот звук каждой косточкой.

— Я закажу обед. А ты найди нам место в тени.

Движением руки она прогоняет меня в сторону скамьи для пикника, которая оказывается под тенью большого дерева пало-верде.

Я вытираю ладони о джинсы и пытаюсь избавиться от влияния этой женщины, в то время как сижу на поверхности стола с ногами на скамейке. Весёлый звонкий голос Шайен доносится до меня по ветру и мало способствует успокоению моих нервов. Я бегло осматриваю местность для отступления.

Четверо мужчин, одетые в покрытую потом и грязью одежду, говорят по-испански и едят так, будто они долго работали на солнце. Похоже, что они едят большие, нестандартнве тако, они воздушные и завёрнуты в жёлтую бумагу. Один из мужчин ловит мой взгляд и изучает меня.

Я опускаю глаза и натягиваю кепку, сердце глухо стучит в груди. Независимо от того, сколько проходит времени, я не могу отделаться от навязчивой мысли быть узнанным. Хотя и не похож на того истощённого мальчика, каким был десять лет назад, и это другой город, другое время, другой я.

— Не переживай так. Я обещаю, что тебе понравится, — Шайен подходит ко мне с бумажной тарелкой в каждой руке и банками газировки под мышками. Она ставит тарелку мне на колени и усаживается рядом со мной, прежде чем передать мне «Колу».

Я рассматриваю жёлтую бумагу, в которую завёрнута пышная булочка и то, что похоже на измельчённое мясо, сыр, сметану и салат.

— Что это?

Она открывает свою «Колу» и делает большой глоток, причмокивая губами.

— Тако, — она показывает на мою тарелку. — Попробуй.

Её тарелка стоит на коленках, а длинные тонкие пальцы осторожно разворачивают конец тако, и она подносит его ко рту, кусает и стонет.

— О, ничего себе, даже лучше, чем я помню.

Я опускаю глаза на своё, гадая, с какого края начать.

— Оно тебя не укусит, — говорит она с полным ртом еды.

— У меня… у меня было пищевое отравление, когда я был ребёнком. Часто.

Она облизывает сметану со своего пальца.

— Из-за тако?

— Нет, но… — существует очень мало продуктов, которые в какой-то момент не делали бы меня неизлечимо больным. — Я не ем пищу, которую не приготовил сам.

Она мычит, и я боюсь взглянуть на неё, потому что она замечает, какой я чудила.

Но затем моя тарелка исчезает. Я смотрю, как она разворачивает конец моего тако и откусывает такой же кусок, как от своего, жуёт и проглатывает.

— Вот, — она ставит тарелку обратно мне на колени. — Теперь, если мы заболеем, то сделаем это вместе.

Мои щёки начинают болеть, прежде чем я понимаю, что улыбаюсь. Она рискует получить пищевое отравление ради меня. Настолько, насколько мысли о проглатывании этой еды достаточно, чтобы мне стало плохо, но я не хочу разочаровать её.

Подражая ей, я разворачиваю бумагу и подношу тако ко рту, молясь, чтобы отравление, если случится, настигло меня дома, где я могу быть жалким за закрытыми дверями.

— Ну же. Всё в порядке, я обещаю, — она прижимает кончики пальцев к моей руке, направляя еду к губам, и от тепла её прикосновения я ёрзаю на месте.

Медленно кладу тако в рот, кусаю и жую. Чувствую, как взрываются мои вкусовые рецепторы.

— Вкусно.

— Правда, ведь? Моя мама говорила, что Мексика украла тако у её народа. Она говорила, что индейцам Навахо принадлежали все вещи, сделанные из кукурузы, включая тако, хотя, — она поднимает свою еду и рассматривает её, — уверена, что это всё из муки.

Её мать была Навахо. Это объясняет отличие цвета её лица от отцовского.

— Ты и Коди, вы, ребята, похожи на неё.

Она печально улыбается.

— Мама говорила, что гены Навахо всегда доминантные. И что мои глаза — случайность.

Будто реагируя на вызов, ясные голубые глаза светятся, чтобы подтвердить это.

— Они красивые, — я вздыхаю и опускаю взгляд на землю.

«Глупый, глупый, глупый».

— Я имею в виду, цвет… подходит.

— Спасибо, — в её голосе слышна улыбка, но я не осмеливаюсь взглянуть. Ведь она так пристально смотрит на меня, что иногда мне кажется, будто она знает, как часто я думаю об этих глазах. Сколько раз имитировал изгибы её тела в своих рисунках. Небольшие впадины и женственные округлости её фигуры — это шедевры, как игровая площадка для глаз. Я думаю о том, чтобы вырезать её из дерева, мечтаю о том, чтобы использовать её голое тело в качестве холста. Фантазирую о чём-то большем, в чём вряд ли когда-нибудь буду готов признаться.

Моё сердце уходит в пятки от такого же чувства беспокойства, как во время нашей первой встречи. Волнение, смешанное с чем-то порочным, с потребностью, которая заставляет пальцы моих ног сжиматься, а кожу наэлектризовываться. Нет, в этом явно нет ничего хорошего.

Глава 10

Шайен