Сплит (ЛП) - Солсбери Дж. Б.. Страница 50

— Какая наглость — ступить в мой магазин.

Мой взгляд медленно перемещается по широкому телу к лицу. Его челюсть напряжена, а на лбу вздувается вена.

— Я… прошу прощения?

— Немного поздновато для извинений, тебе не кажется? — его светлые волосы, кажется, становятся светлее, а лицо — пунцовым. — Тебе здесь не рады.

— О…

— Убирайся, мальчик.

Я ощетиниваюсь, когда он называет меня мальчиком, и черное мелькает на краю моего зрения.

Мне нужно выбраться отсюда.

Я отступаю к отделу с собачьим кормом и ставлю пакет обратно на полку.

— Еще раз увижу тебя здесь, позвоню шерифу, и тебя арестуют за незаконное проникновение на чужую территорию.

Темнота застилает мне зрение, но я отталкиваю ее и заставляю свой пульс успокоиться.

— Тебе нужно сопровождение, придурок?

Я вздрагиваю от ненависти в его словах.

— Нет. Я ухожу. — Поворачиваюсь к двери, мой подбородок вжимается глубоко в грудь.

— Эй, тупица!

Мои ноги застывают, и я закрываю глаза, когда Гейдж цепляется за поверхность. Хотел бы я быть более сильным человеком, таким, который мог бы защитить себя. Я всегда хотел быть храбрым, но терплю неудачу. Всегда терплю неудачу.

— Держись от нее подальше, слышишь меня?

Мои мышцы напрягаются.

— От нее?..

— Шайен Дженнингс. Держись от нее подальше или будешь отвечать передо мной.

Поражение и тоска сокрушают меня изнутри. Я засовываю трясущиеся руки в карманы, сжимая в кулаки, чтобы оставаться на месте.

— А теперь вперед, мальчик. Убирайся отсюда на хрен.

Я двигаюсь к дверям так быстро, как только позволяют мои ноги, когда слышу его бормотание позади меня.

— Гребаный урод.

Легкий блеск пота покрывает мою кожу, несмотря на прохладную температуру, пока я шаркаю к своему грузовику. Мои плечи опускаются под тяжестью предательства.

Откуда Шайен знает этого парня? Она пообещала мне, что никогда никому не расскажет мой секрет, но у меня возникло отчетливое ощущение, что кем бы ни был этот парень, он знал обо мне. О Гейдже.

Он называет меня всеми стандартными именами, которые я слышал в детстве чаще, чем свое собственное имя.

Если это выплывет наружу, и город узнает, кто я и что сделал, то они захотят, чтобы я исчез. Я снова буду в пути, безработный, голодный, замерзший и без дома.

Дом.

Это первое место, которое я называю домом с тех пор, как…

Я отгоняю мысли о доме моей матери и концентрируюсь на возвращении к дому у реки. Прищуриваясь, сосредотачиваюсь на дороге впереди, когда наступает затемнение.

Мой пульс грохочет в ушах.

Это была ошибка — впускать кого бы то ни было. Дружба с мистером Дженнингсом, Коди и близость, которую я испытываю к Шайен. Я должен был знать лучше. Я уже усвоил этот урок раньше и не хочу повторять его снова.

Боль от потери кого-то более мучительна, чем от того, что у тебя никогда никого нет.

Мне безопаснее одному.

Нам безопаснее самим по себе.

Так и должно быть.

Так оно и должно остаться.

Тьма маячит под поверхностью. Мне нужно попасть домой. Ногой сильнее давлю на газ.

Пожалуйста, Гейдж, подожди, пока мы не вернемся домой.

При этой мысли я погружаюсь во тьму.

Шайен

— Что значит зачем? Я только что сказал тебе. — Коди фыркает в трубку так громко, что мне приходится отодвинуть ее от уха, чтобы он не взорвал мою чертову барабанную перепонку. — Парень доставил товар раньше, и папе нужно выписать ему чек. Просто хватай чековую книжку и иди сюда, пока мы не потеряли наш контракт с этими парнями.

Он вешает трубку, и я смотрю на чековую книжку на своем столе. Прикусив губу, я подумываю о том, чтобы перерезать топливопровод своего грузовика, чтобы не тащить им эту дурацкую штуку. Мне удается избегать рабочих площадок с тех пор, как узнаю о Лукасе. Дело не в том, что я его боюсь или осуждаю каким-то образом… Ладно, может быть, это не совсем так. Но я понимаю, что совсем не знаю Лукаса, и все, что думаю о Гейдже — ошибочно, вспоминаю все его угрозы, и это поражает меня. Он прав.

Я недооценила его.

И позволяю себе почувствовать ложное чувство безопасности, потому что доверяю Лукасу, но если Гейдж навредил своей собственной семье… Боже мой… тогда что он сделает со мной?

Поэтому я с головой окунаюсь в работу. Слежу за тем, чтобы оставаться занятой, а в остальное время нахожусь дома и забочусь о своем отце. Беру на себя покупки, готовку и уборку. Стираю, вычищаю холодильник, кладовку и убираю все вычурное дерьмо из моей старой спальни.

Я делаю все возможное, чтобы отвлечься от мыслей о Лукасе. Ничего не получается. Я надеюсь забыть, каково это — заставлять его улыбаться, чувствовать его прикосновения или быть в его объятиях. И от встречи с ним станет еще хуже. Когда я увижу его, боль в моей груди станет сильнее, потому что я избегаю его. И он это знает.

Мне нужно отойти от своих чувств, потому что хочу я в это верить или нет, но не могу отрицать факты.

Вполне возможно, что Гейдж убил свою семью.

Мне требуются все силы, чтобы остаться в городе. Мои ноги зудят от желания убежать, оставить как можно больше пространства между мной и этим городом. Я могу уехать в Лос-Анджелес и жить на то немногое, что накопила, это самый простой выход. Трусливый выход.

Больше никаких побегов, Шай.

Я стону и хватаю чековую книжку, затем топаю к своему грузовику, злясь, что меня заставляют это делать, и рискую, возможно, увидеть Лукаса. Полагаю, я могла бы остановить одного из парней и выбросить книжку из окна грузовика, даже не останавливаясь. Я просто… не могу смотреть в лицо человеку со шрамом на шее и разбитой душой.

Его серые глаза вспыхивают перед моим мысленным взором. Уязвимый, вопрошающий… Оболочка человека, который, казалось, оживает по мере того, как мы проводим вместе больше времени. Чем больше он доверяет мне, тем больше я вижу, как раскрываются кусочки того, кем он является на самом деле. Даже Гейдж. Начинаю верить, что мы заключаем перемирие, и он понимает, что я не причиню вред Лукасу. Оказывается, мы оба ошибаемся.

В поле зрения появляется рабочая площадка, и она окружена нашей командой, работающей в различных областях: одни за настольной пилой, другие поднимают плитку, а третьи видны только через окна внутри.

Я быстро осматриваю местность в поисках моего отца или Коди, стараясь не задерживаться слишком долго ни на одном из мужчин, чтобы случайно не увидеть Лукаса, но с лазерной точностью мой взгляд притягивается прямо к нему. Он склоняется над столом, вытягивая одну длинную, мощную руку вдоль деревянного бруса с измерительной лентой в руке. Вытаскивает карандаш из-за уха и помечает дерево, прежде чем засунуть его обратно между ухом и бейсболкой, надетой задом наперед. Его мышцы бугрятся под облегающей футболкой, и я очарована. Его тело замирает, и, как будто он может каким-то образом почувствовать меня, его голова медленно поднимается, прежде чем наши взгляды встречаются.

— Дерьмо! — я отворачиваюсь, прижимаю пикап к стене дома и заставляю свое бешено колотящееся сердце успокоиться.

Что такого особенного в этом парне?

Если бы у меня была хоть капля чувства самосохранения, я бы побежала в полицию или, по крайней мере, к своему отцу, но что-то меня удерживает. Называйте это лояльностью, стандартами или глупостью, независимо от того, как я прокручиваю все это в своей голове, но не могу и никогда не смогла бы заставить себя разоблачить его.

Не осознаю, как сильно он мне небезразличен, пока не отстраняюсь от него. Каждый раз, когда вижу его, то надеюсь, что мое влечение к нему уменьшится, что я не буду испытывать непреодолимое желание каким-то образом прикоснуться к нему, обнять его, взять за руку или прижаться губами к его губам, но я испытываю. Чувствую это каждый раз.

Я запускаю руки в волосы и стону.

— Ты больная, Шай… Больная, больная, больная.