Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Замостьянов Арсений Александрович. Страница 62

Так мог написать только человек, далекий от Рыкова и его ежедневных дел. Неудивительно! Бажанов вступил в партию только в 1919 году, много лет провел в малороссийской провинции. Рыков как революционер, как деятель Гражданской войны оставался для него тайной за семью печатями. Саморекламы Алексей Иванович не любил. А Бажанов прорвался в аппарат Кагановича, а оттуда, по протекции мэтра — в окружение самого генерального секретаря. Стал помощником Сталина по делам Политбюро, неофициально — личным секретарем, а уже в начале 1928 года, разочаровавшись в идеях коммунизма, бежал за кордон. Ловкий авантюрист, он некоторое время хорошо разбирался в расстановке сил на советском политическом олимпе. Но — только со сталинской точки зрения. Для понимания сути исполнительной власти, ее скрытых пружин этого маловато.

Молотов, если верить записям Фёдора Чуева, в преклонные годы рассуждал с «правоверных» позиций: «После смерти Ленина, когда остались три его заместителя — Цюрупа, Рыков и Каменев, мы обсуждали вопрос, кого назначить Председателем Совнаркома. Были сторонники Каменева, но Сталин предпочитал Рыкова, потому что тот хоть и был за включение в правительство меньшевиков и эсеров, но против Октябрьской революции не выступал открыто, как Каменев». Это рассуждение, на наш взгляд, недалеко от истины.

Конечно, все складывалось не так просто. Фактическим руководителем Совнаркома уже больше года был именно Рыков. Более опытного хозяйственника на советском политическом олимпе не было. C ним в то время по компетентности и знанию ситуации мог сравниться только один управленец — Цюрупа, который тоже с 1917 года работал в Совнаркоме. Сначала — заместителем наркома продовольствия, потом — наркомом. Будучи заместителем Ленина, возглавлял Рабоче-крестьянскую комиссию, которой вождь придавал большое значение. А ко времени смерти вождя стал еще и председателем Госплана СССР — то есть возглавлял экономический штаб. Цюрупу называли «интендантом революции», в пропаганде подчеркивались его необыкновенное бескорыстие, преданность делу. Вошел в легенду его — наркома продовольствия — голодный обморок. Правда это или выдумка, но такие легенды дорогого стоят! Но выбор между Рыковым и Цюрупой все-таки был очевиден. И тут в силу вступали сразу несколько факторов. Во-первых, Рыков — видный большевик с первых лет существования партии, впервые ставший членом ЦК еще на далеком Лондонском съезде. Он никогда не сомневался в приоритете партии над исполнительной властью, хотя и не любил, когда экономику «ломали через колено» по туманным политическим соображениям. Во-вторых, в годы Гражданской войны он показал себя как цепкий управленец-хозяйственник, обеспечивший работу тыла Красной армии. В-третьих, новая экономическая политика и после смерти Ленина не теряла актуальности, а после покойного вождя именно Рыков был главным ее проводником и знатоком. Это не означало, что партия будет доверять ему безоглядно, без критики и одергивания. Такого в те годы вообще быть не могло. И все-таки назначение Рыкова преемником Ленина воспринималось как самый логичный и здравый шаг. Все потенциальные и явные соперники понимали, что Рыкову, по крайней мере, не придется терять время, чтобы войти в курс дела.

Среди кандидатов на негласный статус преемника Ленина самой яркой фигурой, безусловно, был Троцкий. Сам он в боевитых мемуарах «Моя жизнь» вспоминал, что Ленин хотел видеть своим преемником в Совнаркоме именно его, неистового Льва. Но Троцкий не предпринял для этого никаких шагов ни во дни болезни, ни сразу после смерти Ленина — и (не без «помощи» тройки!) потерял немало очков в январе — феврале 1924 года. Несомненно, Троцкий с его планетарными амбициями, с его самоощущением революционного гения ревновал Рыкова к должности. Ведь Алексей Иванович руководил исполнительной властью, в которой Троцкий возглавлял лишь одно звено — важнейшее, но только звено. При этом наркомвоенмор оставался одним из популярнейших «вождей Октября», что признавали и его противники.

После смерти Ленина сторонников в Политбюро у Троцкого явно не хватало — и Рыков, привыкший к управленческой работе, доказавший свою компетентность в хозяйственных вопросах, оказался предпочтительнее. К тому же демиурги из Политбюро позаботились о том, чтобы эта должность не стала беспрекословно лидерской, чтобы в народе Рыкова не воспринимали как преемника, «равного Ильичу».

Нельзя не сказать о еще одном преимуществе Рыкова по сравнению с другими соискателями на кресло предсовнаркома. Этому тонкому вопросу особое внимание уделяли такие ушлые политики, как Троцкий и Сталин. Тут все просто: Рыков был великороссом, представителем самого многочисленного из народов Советского Союза. Конечно, большевики проповедовали интернационализм, но жизнь вынуждала их учитывать народные настроения. Многочисленность «инородцев» в ЦК и Совнаркоме и так стала едва ли не главным образом антисоветской пропаганды — и в годы Гражданской войны, и после нее. А Рыков — настоящий представитель большинства, и в этническом, и в культурном отношении. Русский и по матери, и по отцу. К тому же — из бедноты, несмотря на учебу в гимназии, с крестьянскими корнями.

2 февраля 1924 года Рыков официально возглавил Совнарком и СССР, и РСФСР. В 42 года, после тяжелой болезни, он стал преемником Ленина. Новый предсовнаркома часто боролся с физическими недугами, после ссылок и побегов он был глуховат на одно ухо. Но — был достаточно энергичен и умел работать системно, за что его и ценил Ленин. Это назначение тогда устраивало почти всех руководителей партии и правительства. И вовсе не потому, что новый предсовнаркома слыл сговорчивым. Наоборот, Сталина тревожила ершистость Рыкова, его близость к Ленину… Но он давно сидел «на хозяйстве». И готов был отвечать за всевозможные прорехи и провалы. 1924 год не обещал стать медовым для экономики, для новой власти, а Рыкову уж точно не нужно было учиться искусству управления. По сравнению с другими большевиками первого ряда он был знатоком быстро менявшейся экономики.

Благодушно приняли новое назначение и «на том берегу». Отвечая на вопросы газеты «Известия», посол Германии в СССР граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау заявил: «Избрание на этот пост именно А. И. Рыкова, человека, который до сих пор был руководителем всего народного хозяйства СССР, является для меня новым доказательством того, что признание важности экономического восстановления в интересах политического могущества пустило глубокие корни в сознание народов СССР. Это избрание является для меня также доказательством того, что народы СССР исполнены решимости идти по тем путям, которые предначертаны с такой ясностью и четкостью В. И. Лениным».

В этом высказывании немало дипломатии, но есть и объективные идеи, к которым тогда присоединялось большинство экспертов и в России, и в Европе. Рыкова считали прагматиком, для которого хозяйственная жизнь страны актуальнее мечтаний о мировой революции. Здесь необходимо добавить, что и Ленин ценил Рыкова за непримиримость к левизне, то есть за реализм.

Еще с ленинских времен (то есть со времен, предшествовавших тяжелому заболеванию Старика) вошло в поговорку, что Рыков способен навести порядок в любом учреждении в самых суматошных условиях. В нем видели фигуру и компромиссную, и оптимальную.

«Все трудящиеся будут приветствовать заявление нового председателя Совнаркома», — уверенно и оптимистично писал тогда И. Г. Верещагин, в своей брошюре подчеркнувший многолетнее сотрудничество Рыкова с Лениным. Большевики уже тогда отлично осознавали роль пропаганды — и писали о новом назначении в розовых тонах, да еще и в доступном стиле — чтобы можно было зачитывать это эссе даже среди недоверчивых крестьян.

Важно, что Рыков, как никто другой из крупных большевиков — наследников Ленина, разобрался в хитросплетениях НЭПа и поддерживал эту политику не без энтузиазма. Другие старались оставаться в стороне от пропаганды НЭПа, сохраняя репутацию чистых большевиков. А в 1924 году без проведения новой экономической политики и в городах, на мелких и средних производствах, и — главное — в сельском хозяйстве было не обойтись. Было ясно, что сельское хозяйство, несмотря на предполагаемый рост городов, надолго останется в России основой экономики, а крестьяне будут составлять пассивное, но серьезное большинство в стране. Писатель Василий Гроссман, рассуждая о политической развилке 1924 года, так сформулировал основные черты возможных наследников умершего основателя советского государства: «Кто примет знамя Ленина, кто понесет его, кто построит великое государство, заложенное Лениным, кто поведет партию нового типа от победы к победе, кто закрепит новый порядок на земле? Блестящий, бурный, великолепный Троцкий? Наделенный проникновенным даром обобщателя и теоретика обаятельный Бухарин? Наиболее близкий народному, крестьянскому и рабочему интересу практик государственного дела волоокий Рыков? Способный к любым многосложным сражениям в конвенте, изощренный в государственном руководстве, образованный и уверенный Каменев? Знаток международного рабочего движения, полемист-дуэлянт международного класса Зиновьев?» Здесь каждого из них он показал с лучшей стороны, в поэтическом стиле. За этими словами — ощущение «смены вех». Но близость Рыкова к «крестьянскому и рабочему интересу», которую подметил Гроссман, оказалась решающей.