Плохая война - Конофальский Борис. Страница 63

– Днем, в обед.

– Карл! – позвал кавалер. – Молодой граф может заартачиться…

– В замке Малендорф солдат двадцать, не больше, – сразу отозвался ротмистр. – Я велел собрать сотню. Пойдут мои, возьму пять десятков у Рене и пару десятков у Рохи – думаю, хватит. Утра, как я понимаю, ждать не станем?

– Нет, выступаем сейчас же.

– Тогда велю взять побольше ламп, одну телегу в обоз и, коли дадите масла, приготовлю сотню факелов, – отчеканил Брюнхвальд. – Думаю, дорогу не потеряем, до утра окажемся в Малендорфе. Через час можем выступать.

– Берите все, что нужно, – велел кавалер и добавил пажу: – Вы поедете со мной.

Дорога до замка графа оказалась нелегкой, и не только из-за ночной темноты. К вечеру стал дуть сильный юго-восточный ветер. Он-то и принес тепло. Крепкие дороги сразу развезло. Люди и лошади скользили по мокрому льду и по грязи. Тем не менее еще до рассвета они добрались до Малендорфа. Прошли по улицам городка, пугая сонных горожан, и приблизились к воротам замка.

– Эй, стража! – зычно заорал Максимилиан.

– Кто такие? – донеслось с башни тут же. Видно, приближение отряда для стражников не стало неожиданностью. Огни ламп, что несли передовые солдаты, видны издалека.

– Кавалер Иероним Фолькоф фон Эшбахт желает говорить с графом фон Маленом.

– Граф почивает! – кричали с башни.

– Так сходи и разбуди.

– Не велено, – отвечали с башни. – Ждите утра. Небось оно скоро.

Епископ советовал не делать глупостей. Это сказать легко, а попробуй удержись, если внутри тебя все клокочет от злобы.

Волков подъехал ближе к воротам.

– Эй, ты, если не позовешь сюда графа сейчас же, я тотчас же велю своим людям срубить хорошее бревно и начну ломать ваши ворота. До рассвета я, может, их и не сломаю, но, когда сломаю, клянусь Святым Писанием, первое, что я сделаю, так это своею секирой размозжу тебе башку… Слышишь, мерзавец? Это говорю тебе я, Иероним Фолькоф, рыцарь божий и брат твоей графини.

– Зря вы ругаетесь, господин, – донеслось с башни. – Молодой граф велел его сегодня не беспокоить, но если вы станете требовать, то я, конечно, его позову.

– Побыстрее, олух, побыстрее.

А ветер не унимался. Солдаты стали рубить ветки и кусты в земле графа, и Волков им того не запрещал. Солдатам нужно было греться и готовить себе завтрак. Ну а граф… Граф простит его за такую малость, как хворост и кусты. Тем более что время идет, а графа все нет. Солдат с башни уже давно прокричал, что господина разбудили и передали, что под воротами замка его ждет рыцарь.

Волков давно слез с коня, расположился у огня на раскладном стуле и ждал, попивая вино, что велела положить в обозную телегу умница Бригитт. И вот, когда небо уже стало сереть на востоке, ворота заскрипели и тяжело растворились. Из них выехали несколько верховых и вышел десяток пеших людей, все при железе и доспехах.

Волков сел на коня, знал, что граф спешиваться не будет, и не хотел говорить с ним пешим, разговаривать, глядя снизу вверх. Сел и поехал к графу навстречу.

Они поклонились друг другу. И граф спросил весьма меланхолично:

– Отчего же вы так нетерпеливы, дорогой мой родственник? Отчего не могли подождать до утра?

Волкова, признаться, даже восхитило самообладание этого мерзавца.

– Как же мне быть терпеливым, если ко мне приходят вести, что графу нехорошо? – Волков старался говорить так же спокойно. Теодор Иоганн, девятый граф фон Мален, молчал, и Волкову пришлось задавать ему вопрос: – Или меня обманули? С вашим отцом все в порядке?

– Граф занедужил, – наконец ответил Теодор Иоганн.

– А как чувствует себя графиня? – не отставал от него Волков. Теодор Иоганн снова молчал, словно думал, что ему ответить. – Что же вы молчите, дорогой родственник? Скажите же, что с графиней?

– Графиня тоже нездорова, – все-таки выдавил из себя молодой граф.

– Ах, как жаль, – сухо и холодно произнес Волков. – Что же приключилось с ними, что за хворь у них?

– Кажется, они выпили дурного вина, – опять меланхолично, словно о какой-то безделице сказал Теодор Иоганн, глядя куда-то в сторону.

– Дурного вина? – переспросил Волков.

– Да, кажется, вино было кислым, – кивнул граф.

– Я хочу видеть графиню, – отрезал кавалер.

– Она больна, – отвечал Теодор Иоганн. – Да и спит, наверное.

– Я хочу видеть графиню, – твердо повторил Волков.

– Вы же не пойдете в замок один, – с ухмылкой заметил молодой граф. – Вы ведь потащите за собой все свое войско. Вы переполошите весь замок.

– Так пусть она сама выйдет сюда.

– Говорю же вам: она больна, лежит в постели! – Граф уже повысил голос.

– Так распорядитесь нести ее сюда вместе с постелью! – Волков тоже повысил голос.

Лицо молодого графа скривилось от неприязни, и он, чуть повернув голову, велел одному из своих приближенных:

– Георг, соблаговолите сообщить графине, что ее ждет брат, и если она сочтет нужным, то пусть придет.

Приближенный сразу повернул коня и поехал к воротам. А пока граф не уехал сам, Волков тоже распорядился:

– Бертье, друг мой, возьмите двадцать людей и десять стрелков, станьте, пожалуйста, у ворот, а то не ровен час они захлопнутся у нас перед носом.

– Как пожелаете, кавалер, – откликнулся ротмистр и тут же закричал: – Сержант Леден, за мной, к воротам! Хилли, дай ему в помощь десять стрелков.

– А вы, граф, – продолжал Волков теперь уже весьма учтиво, – соблаговолите побыть со мной.

– Что? Зачем это?

– Затем, что я хочу увидать свою сестру живой, – отвечал кавалер спокойно. – И пока я свою сестру не увижу, будете вы при мне, здесь.

Граф замер в седле, уставившись на кавалера с нескрываемой ненавистью. Но Волков не отвел глаз, он повторял про себя слова епископа: «Главное, не делайте глупостей». Но все-таки малую глупость он совершил, не сдержавшись, сказал:

– Молите Господа, чтобы я увидал свою сестру живой, иначе вы и в титул вступить не успеете.

Граф, высокомерно дернув подбородком, отвернулся, ничего ему не отвечал.

Так они и ждали, сидя на конях, совсем рядом, но не глядя друг на друга и не разговаривая друг с другом. Ждали долго, Волков уже начал думать, что стоит, может, и поторопить людишек графа, но тут из ворот замка вышла какая-то баба. Нет, то не его красавица Брунхильда. Баба весьма крупная, платье на ней огромное. И не поклонись ей Бертье, который был у ворот, Волков подумал бы, что это какая-то вовсе неизвестная ему женщина. Она шла осторожно по раскисшей от теплого ветра дороге, шла вразвалку и поддерживала большой живот. И это была именно Брунхильда. Она сильно, сильно поменялась, с тех пор как кавалер ее видел. Ни слуги, ни служанки с ней не было. Это с графиней-то. Во всем замке не нашлось слуги, чтобы поддержал беременную жену графа, когда та ступала по скользкой дороге.

Первым додумался фон Клаузевиц, он пришпорил коня и быстро поехал к ней, соскочил возле Брунхильды наземь, стянул с себя плащ и накинул ей на плечи: она же и вправду была в одном платье. Затем молодой рыцарь протянул ей руку, как положено, в перчатке и через плащ, чтобы женщина могла на нее опереться. Там и Максимилиан подъехал, тоже стал помогать. Вместе они довели графиню до кавалера и графа. Она сразу кинулась к Волкову, стала руку ему целовать, едва он перчатку успел снять. Он тоже с коня склонился и поцеловал ее, а Брунхильда и говорит:

– Слава богу, услыхал мои молитвы Господь, прислал вас. Уже не думала, что увижу свет! – Она поглядела на графа с ненавистью. – Родственнички меня заперли в спальне, ни доктора, ни слуг ко мне не допускали со вчерашнего. Думали, что помру я. Надеялись. Не явись вы в такую рань, так они поняли бы днем, что недотравили меня, так удавили бы. До вечера бы я не дожила.

Волков взглянул на графа. Лицо того оставалось абсолютно спокойно, бесстрастно. На все упреки ему было плевать; что там бормочет эта пузатая баба, он граф и родственник курфюрста.