Плохая война - Конофальский Борис. Страница 69

– Дура, я и сам солдат, как же мне по-другому жить, когда война – ремесло мое, – сказал кавалер на удивление спокойно. – Так что уж молчи.

– Что ж, и помолчу, а вы идите к рыжей своей распутнице, уже истомилась там, вас дожидаясь. Уж детей хоть нарожайте, а то сгинете в какой-нибудь своей войне, у вас они не переводятся, так хоть детишки на свете останутся.

Волков встал, говорить с монахиней ему не хотелось, а хотел он увидеть Брунхильду. Пошел наверх. Брунхильде были отданы покои Бригитт. Он открыл дверь по-хозяйски, без стука. Первым, что бросилось ему в глаза, был валяющийся на кровати госпожи паж графини. Юный Теодор Бренхофер развалился на перинах и подушках в нижней рубахе, в распоясанных панталонах, в спущенных чулках. Он испугался, увидав кавалера, но с кровати слезть у него ума не хватило. Да, Бригитт была права: сопляк воспринимал кровать графини не иначе, как свою. А сама Брунхильда завалила комнату своей одеждой. Как раз к вечеру из Малендорфа пригнали ее карету и привезли сундуки с ее вещами. Сундуки были открыты, она доставала оттуда платья и, лишь взглянув на них, кидала их на пол в раздражении.

– Ах, на что я его теперь натяну. А сие вовсе одежа для прислуги. А в этом мне куда?.. Как хорошо, братец, что вы пришли. Гардероба-то у меня вовсе нет…

– Выйди, – грубо велел Волков пажу.

Мальчишка, босой, чуть не бегом кинулся из комнаты.

– Чего вы на него? – удивилась графиня. – Зря вы так, он у меня добрее котенка.

– А не из тех ли он котов, что к хозяевам в постели лезут?

– Да хоть и из тех, – с вызовом произнесла графиня. – Всяк он лучше, чем рыжие драные кошки приблудные, что в хозяев своих впиявились да так закогтились, что аж кровь из-под ногтей. – Брунхильда засмеялась с возмущением. – Аж подойти к ним страшно, сразу шипят, шерсть дыбом, того и гляди в драку кинутся.

Но Волкову неохота было препираться, он подошел к ней, провел по щеке рукой, обнял.

– Монашка сказала, что уже через неделю ты можешь родить.

– Дело бабье нехитрое. Немножко молитвы пошепчу, немножко покричу, да и рожу благополучно, коли Богоматерь заступится, – смиренно проговорила Брунхильда.

Совсем, совсем другой была когда-то, он еще помнил ту девочку, что понравилась ему в грязном трактире в забытом захолустье. А теперь – графиня. Волков опять провел рукой по ее щеке, стал трогать живот.

– Старуха говорит – будет сын.

– Молюсь, чтобы так и вышло.

Он не удержался и поцеловал ее в губы. Обнял опять, прижал крепко. Он думал, что заберет у графа поместье Грюнефельде, если понадобится – заберет силой.

– Как дело с горцами закончу, так у графа поместье для тебя и сына заберу.

– Да уж постарайтесь, жить тут с вашей женой и вашей рыжей распутницей я не в силах, так и сдерживаюсь, молюсь целыми днями, чтобы какой-нибудь из этих дряней морду не расцарапать.

Это, кстати, тоже причина найти графине дом. Кавалеру и двух вздорных баб под одной крышей хватало.

А Бригитт и вправду его ждала, сидела в кровати, руки на груди сложены, губки поджаты, смотрит зло – видно, заждалась, – и даже обувь с его ног срывала зло, когда помогала ему раздеваться.

* * *

Утром после завтрака прибыл Бруно Фолькоф с дружком своим Михелем Цеберингом. И был мальчишка рад, и весть принес радостную – вместе с полным кошелем денег.

– Вчера после разговора с главами гильдий, что готовы у нас уголь покупать, решил я зайти в дом господина Кёршнера поклониться родственнику, проведать сестру. А господин Кёршнер меня звал к ужину и был очень со мной ласков. А я ему и рассказал про наше дело.

Волков посмотрел на юношу неодобрительно, он не думал, что раскрывать секреты дела богатому купцу было умно, но не перебивал.

– А он мне и говорит: «Вы, друг мой, не торопитесь. Во-первых, не берите у горцев товары, дерево и уголь, под продажу, а сразу купите их по оптовой цене, вот вам уже прибыль». А я говорю: «Хорошо, кабы так, да ведь денег у меня нет, и у дяди нет, вот и берем в долг, на реализацию». Представляете, дядя, господин Кёршнер и говорит: «Я вам дам, сколько вам там надо? Три тысячи талеров на дело? Дам вам сто шесть золотых дукатов, как раз и будет три тысячи серебра. Дам по-родственному, за один процент с оборота». Представляете, дядя! Если у углеторговцев брать уголь по цене предоплаты, так мы сразу семь крейцеров с корзины выигрываем. Я сразу согласился.

Да, это дело было выгодным. Но все равно кавалер не торопился оборвать самоуправство мальчишки. А тот все так же радостно продолжал:

– И это еще не все! После господин Кёршнер говорит: «И как купите товар, как привезете, так сразу ни оружейникам, ни литейщикам свинец и уголь не везите, оптом не отдавайте. Они опту рады, много экономят, а вы много теряете». Я говорю: «Так у нас есть договоренности», а он: «Мало ли как бывает. Делайте так, как вам выгодно, везите лучше товар мне на склад, найдите приказчика хорошего, возницу с телегой и торгуйте в розницу. Зима на дворе, уголь по пятьдесят крейцеров за корзину до самого конца марта будет, ну а тем, кому вы обещали, так отвезите чуть подешевле, вот и все. А за склады я с вас тоже многого не возьму, как-никак родственники». Дядя, раньше мы на каждой корзине восемь крейцеров чистыми имели, а если делать так, как господин Кёршнер говорит, так все семнадцать будем. Семнадцать на трех тысячах корзин!

Ах, как это было бы хорошо, как славно! Две-три такие сделки – и можно покрыть всю следующую военную кампанию. А она уже не за горами. Старый воин покосился на большой кошель, указал на него пальцем.

– Тут сто шесть дукатов?

– Да, дядя, я пересчитал.

– Делайте, как говорит родственник, – наконец согласился Волов.

– Но я хотел узнать ваше мнение, думаю я, – сомневался юноша, – что купцы и люди из гильдий могут обидеться, если мы поменяем условия сделки.

– Обязательно обидятся и будут злы. Купцы всегда злятся, когда теряют прибыли, но мне плевать, мне нужны деньги на войну, Бруно, слышите, мне нужны деньги на войну. Добудьте эти деньги, дорогой племянник, у меня много-много войн впереди. А с купцами я разберусь, если они станут слишком сильно обижаться.

Мальчик опасливо посмотрел на своего сурового дядю. Он ни секунды не сомневался, что дядя разберется и с купцами, и со всеми другими людьми, если потребуется.

– Начинайте дело, друг мой, – велел кавалер, заканчивая разговор. – Начинайте, пока дороги от весеннего солнца не развезло.

Бруно Фолькоф встал, забрал кошель со стола, поклонился и пошел к выходу. А Волков отметил, что теперь юноша не выглядел мужиком или бродягой, раскошелился мальчишка на приличную одежду, как и велел дядя.

Глава 39

Как и думали они с Бруно, новые условия покупки угля, да и леса вызвали у продавцов в Рюммиконе неудовольствие, но зима шла на убыль, купчишки понимали, что еще месяц, и цены станут падать, поэтому согласились на условия Бруно и взяли от него полную предоплату. Сделка была оформлена в Лейденице, там и заверена в палате Первой торговой гильдии. Новоиспеченный шпион, а по совместительству купец и владелец барж Гевельдас стал быстро, успевая за день сделать ходку, возить уголь из Рюммикона в амбары. Там его на пристани встречали Бруно Фолькоф и Михель Цеберинг с десятком, а то и дюжиной подвод по два мерина в каждой. Тут же уголь грузили в подводы и со всей возможной расторопностью отправляли в город Мален. Вернее, в предместья Малена, на обширные склады купца Кёршнера, откуда и развозили его по городу ушлые возницы. Продавался он не так скоро, как хотелось бы, но зато по цене намного, намного большей, чем ожидалось.

Волков почти каждый день ездил к амбарам встречать баржи. Не то чтобы ему это было нужно, там и без него прекрасно справлялись, просто находиться дома стало невозможно. Брунхильда хоть и оставалась на удивление спокойной и даже сонливой в последние дни, но Бригитт, кажется, не хотела никому давать покоя, то и дело отпускала колкости то одной, то другой беременной. На пустом месте находя повод, чтобы упрекнуть. На просьбы Волкова прекратить злить беременных баб отвечала: «Конечно, господин, как пожелаете». И тут же, через минуту начинала новую свару, прицепившись к испачканной скатерти. Даже монахиня ее не могла утихомирить. Мать Амелия только сказала тяжко вздыхающему Волкову как-то после завтрака: