Двоюродная жизнь - Драгунский Денис Викторович. Страница 11

Да, чуть не забыл! Подруга рассказала, что папаша этой Марины Морозовой через пару дней вечером сел в машину и уехал, и больше его не видели.

литературная учеба

Об уместности сравнений

Так вот, кстати! На что может быть похоже собрание сочинений, в котором не хватает одного-двух томов.

Были сравнения/метафоры точные, но банальные. Челюсть, в которой не хватает зубов. Забор, в котором не хватает досок. Балюстрада, в которой не хватает колонн. Или шеренга солдат, один из которых убит.

Менее банальные сравнения/метафоры не столь точны, потому что касаются уже не образа, а какого-то общего предположения о нехватке/дефекте: клавиатура без отдельных букв или клавиш (это еще более или менее визуально), а далее чистый разум – коктейль без рома, секс без финала, оркестр без контрабаса.

Меж тем метафора – как и ее младший родственник «сравнение» – должна быть не только точной или яркой, но и уместной.

Что это значит? Это значит, что она должна встраиваться в текст. Сравнение/метафора – это не просто листок бумаги, на котором написано: «собрание сочинений с недостающим томом = как пиджак, у которого не хватает пуговиц». Оно должна войти во фразу, в абзац, лечь на страницу.

Вот, например:

«Анна Яковлевна прикрыла дверь, опустила шторы, зажгла фонарик и на цыпочках подошла к книжному шкафу. “Посмотрим, что читают мои странные нелюдимые соседки…” – усмехнулась она. На средней полке стояло многотомное собрание сочинений Льва Толстого. Ближе к левому краю вместо одного тома зиял черный провал. Это было похоже на…»

Ну, на что? Неужели на оркестр без контрабаса? На коктейль без рома? Или на чайник без крышки?

У Гумилева есть строки: «Только книги в восемь рядов, Молчаливые, грузные томы, Сторожат вековые истомы, Словно зубы в восемь рядов». Значит, сравнение со щербатой челюстью вполне уместно. Но важно, чтобы весь контекст был мрачный и угрожающий.

Или так:

«Там в шкафу было собрание сочинений Льва Толстого. Книги стояли неплотно, клонясь набок, потому что многих томов не хватало – так же, как не хватало досок в заборе вокруг этой старой дачи, мимо которой Маша проходила два раза каждый будний день, когда шла на станцию и когда возвращалась из города».

Ну или даже:

«Когда-то, наверное, всю эту полку занимало собрание сочинений Льва Толстого – знаменитое издание с металлическим портретом автора на каждом томе. Но теперь полка была пуста, и к углу притулился один том – одинокий, как папироса в пустой пачке, та последняя папироса, которую, по уличной поговорке, даже вор не возьмет. Кирилл протянул руку, посмотрел, что там, в этом томе. Так и есть. Богословские бредни обезумевшего графа. “Да, правда, это добро даже вор не возьмет!” – в уме усмехнулся Кирилл, громко ставя книгу назад».

Вот такие дела.

Итак:

Сравнение должно соединяться с объектом не менее чем двумя смысловыми нитками. Девушка-березка – годится (красивая + стройная). Девушка – труба ТЭЦ – не годится (одной лишь стройности мало).

И особенно важна точка зрения. Кто говорит (думает, сравнивает). Рассказчик – это не просто человек – у него есть пол, возраст, культурный уровень и т. п. Ясно, что сравнивать одинокий том с последней папиросой и вспоминать уличную поговорку про вора – это скорее мужская речь. А про челюсть со скрытой адресацией к Гумилеву – возможно, это скорее речь романтической женщины. Про покосившийся забор вокруг старой дачи – речь скорее гендерно нейтральная.

Но вообще лучше без этих фокусов. Вот так:

«На полке стояло собрание сочинений Льва Толстого. Двух томов не хватало. Разумеется, утащили “Анну Каренину”…»

Короче говоря – хорошая книга должна быть не только хорошо придумана, но и хорошо собрана из хороших деталей.

Хотя мне часто говорят:

«Да ладно вам про композицию, сюжет, зачин и финал, характеры и стиль… Кому это надо? Главное – это талант автора! Когда книга талантлива – она захватывает, она заставляет вчитываться, не дает оторваться. А когда нет – тогда извините, и не морочьте нам голову композицией и стилем».

Это все равно, что я бы сказал:

«Да ладно вам про двигатели, топливо, аэродинамику и электронику! Кому это надо? Главное, чтобы самолет летел! Чтобы он бороздил небеса! Когда он летит этакой серебряной птицей – это прекрасно! А когда не может взлететь – то не морочьте нам голову двигателями и аэродинамикой».

Детское, «чудесатое» отношение к делу. Ни в литературе, ни в самолетостроении так не получается.

мотив, фактура и предыстория

Упражнение

Он снова вошел в эту комнату. Первый раз за полгода. Она стояла у окна, спиной к двери.

Боже, даже не верится, они не виделись целых полгода, шесть месяцев, двадцать шесть недель, сто восемьдесят дней, какое-то несчетное количество часов, и ему казалось, что он вспоминал ее каждый час.

– А вот и я! – сказал он, стараясь говорить весело и просто.

Как будто не полгода прошло, а полчаса. Как будто он куда-то вышел ненадолго и тут же вернулся.

Она обернулась, улыбнулась, вспыхнула и бросилась к нему.

– Здравствуй!

Они обнялись. Он почувствовал, как сильно она стиснула ему плечи; ее пальцы гладили, нет – жадно ощупывали его спину, шею, затылок

– Здравствуй, моя хорошая, – говорил он, поглаживая ее в ответ, проводя пальцем по ложбинке между ее лопаток, вниз, до самой талии.

– Господи, – шептала она. – Господи, наконец-то. Я так тебя ждала…

– И я, и я, и я… – бормотал он.

Он был счастлив. Он очень скучал по ней все эти полгода. Он истосковался по ее поцелуям, по ее объятиям, по всей ее сладости и радости. Он знал, что прямо сейчас они поедут к нему и им будет хорошо.

– Господи, – говорила она. – Я только сейчас я поняла, как я на самом деле тебя люблю. Как ты мне бесконечно дорог. Как я к тебе привязана, всей собою. Всей душой, всей своей жизнью. Вот теперь я как будто вдруг узнала самую важную правду про себя…

– Какую? – тихо спросил он, чуточку отстранившись и вглядываясь в нее.

– У меня ничего нет, кроме тебя, вот моя правда… Нет, нет, что ты, конечно, конечно, – шептала она, поднимая к нему лицо, покрасневшее, будто бы смятое счастьем, – у меня много всего, работа, друзья, но ты главнее всего. Главнее тебя нет.

– Ну ладно, ладно, – вдруг сказал он.

Еще минуту назад он жил предвкушением того, как они войдут в его пустую квартиру, обнимутся и повалятся на кровать, которую он утром застелил свежим бельем. Но сейчас все стало по-другому. Его тело еще желало объятий и ласк, тем более что она так жарко к нему прижималась. Смешно и странно. Он продолжал ее обнимать, он все еще продолжал хотеть ее как мужчина, но желание уходило из его сердца – не быстро, но неуклонно, как вода из ванны, когда выдернешь пробку.

– Ладно, не надо так уж прямо вот… – повторил он.

– Что не надо? – изумилась она.

– Не надо говорить глупости! – поморщился он. – Не морочь голову.

– Я не морочу тебе голову, – она резко побледнела. – Я говорю правду.

– Не морочь голову себе! – раздраженно сказал он. – Сама себе не морочь голову, понимаешь?

– Я говорю правду, – повторила она, продолжая его обнимать. – Что-то случилось? Ты меня разлюбил?

– О, боже правый! – он помотал головой. – Что за словеса! Нет, ничего не случилось. Я очень хорошо к тебе отношусь. Я тоже к тебе привязан. Я очень дорожу нашими отношениями. И я от души надеюсь и верю, что в наших отношениях ничего не изменится.

– Понятно, – сказала она, разжала объятия и отошла на два шага.

– Вот и прекрасно, – он подошел к ней, поцеловал ей руку.

– Ты зачем пришел? – спросила она.

– Здрасьте! – засмеялся он. – Как я мог не прийти первым делом к тебе? А к кому еще мне приходить? Не чужие, слава богу! Пришел сказать, что вот он я. В твоем полном распоряжении.

– Хорошо, – она пыталась улыбнуться. – Я тебе позвоню.