Меня зовут Виктор Крид (СИ) - Француз Михаил. Страница 24

А открыл глаза именно в нем.

Это был настоящий шок для меня. Ведь у Саблезуба даже близко таких способностей не было. Такие были у Курта Вагнера ака Ночной Змей. Но тот - сын демона!

Я же Виктор, мать его, Крид!

Не было этого! Не может быть, потому что не может быть никогда! Так я решил в тот момент. Подумаешь? Просто забыл, как вернулся домой. Случается. Правда с моей почти идеальной памятью такого не могло случиться, но в это поверить было проще, чем в телепортацию.

Второй раз это произошло через год. И в куда более экстремальном варианте: у меня в воздухе переломился каркас дельтаплана.

Началось беспорядочное падение. Земля приближалась. А в следующий миг я уже катился по заднему двору своего дома. Без дельтаплана.

Пришлось поверить. Что Саблезуб оказался Хельстадским Псом (поймут те, кто читал Бушкова).

А потом до меня дошло: Тессеракт! Он же, дзен его, хранилище Камня Бесконечности отвечающего за Пространство! А Иоганн, бяка такая, облучал меня им для активации сыворотки. Знал бы он, что за монстра этим создаст, не стал бы меня вообще из крематория доставать. Просто сжег бы прямо там без всяких затей.

Но он не знал. И не сжег. А теперь уже и не сожжет.

А я, наконец, поверил, что могу это делать. А раз я что-то могу, то надо учиться этим управлять. И я учился. Долго. В тайне даже от Эрика.

Только высоко в горах, где никто не увидит и не помешает.

* * *

Незаметно прошли три года. На дворе 1950-ый год. Мир лихорадит. Штаты разбомбили Хиросиму и Нагасаки в сорок пятом. Союз испытал свою бомбу в сорок девятом. Началась Холодная Война и Гонка Вооружений.

Союз с горем пополам выбрался из послевоенной ямы и теперь с ужасом думает о том, что Великий Кормчий смертен.

Я учу детишек. Учусь сам. Эрик учится. У нас тишь и спокойствие. А я читаю газеты, и в голове зреет безумная идея. Попаданец я или не попаданец?!

А что обязан сделать попаданец в прошлое? Правильно: предупредить товарища Сталина. А я этот пункт уже провалил. Может быть стоит его хотя бы спасти? На страх и горе всем буржуям, мировой пожар раздуем...

Думал я долго. Действовал быстро. Особенно учитывая новую способность. Все прошло гладко. А лабораторию свою, что я подпольно организовал в пригороде Парижа, в одной из точек, где местный барончик изготавливал наркотики, сжег потом вместе с барончиком и наркотой. Следов не осталось.

* * *

В пятьдесят первом Союз содрогнулся от беспрецедентных чисток, что прокатились по госаппарату. Под нож пошли тысячи функционеров. И в первую очередь все высшее руководство и ближайшее окружение Вождя. А жить, что удивительно, простым людям стало лучше. Вера в Великого Кормчего была несгибаемой. Цены стабильно снижались. Рабочий день укоротился до семи с половиной часов. Вечерние школы для рабочей молодежи и заочное Высшее Образование обретали массовую популярность.

И почему-то перестали ждать Его смерти. Перестали появляться, словно сводки с фронта, сообщения о состоянии Его здоровья.

Запад затих. Азия славила своего Вождя. Япония корчилась в попытках родить Экономическое Чудо, но что-то пока не получалось.

* * *

Я вел занятие с младшей группой в своем зале, когда на пороге появилась она.

В легком белом платьице, в туфельках на каблуке, с небольшой сумочкой, с распущенными волосами, скрывающими левую половину лица.

Николь. Николь Фьюри.

В душе что-то екнуло. Теплое чувство радости разлилось внутри. Но с ним же одновременно пришла опаска. Некое напряжение. Ведь она уже не та веселая упрямая девчонка, что была мне почти дочерью. Почти - потому что называла дядей, а не папой. Да и я ее дочкой не назвал ни разу. Но в остальном... гордость за успехи, огорчение от неудач, страх и волнение за нее. Все это было.

Я не показал, что заметил ее. Продолжал заниматься с детишками. Поправлял движения. Показывал правильные, давал счет.

Она стояла и смотрела на меня в белом кимоно в окружении малышни. Просто стояла. Потом сняла туфельки и, поклонившись, вошла на татами. Тихонечко села в сейдза у стены и улыбнулась, наблюдая за ходом занятия.

Через двадцать минут тренировка закончилась. Дети с визгом-криком шумом вылетели из зала в раздевалку. И мы с ней остались одни.

Она встала и подошла ко мне. А подойдя, обняла.

- Виктор... Я рада, что ты жив, - и хлюпнула носом.

- Меня трудно убить, - ответил я и погладил ее по спине.

Спустя минуту она отстранилась, смахнула слезу с единственного видимого глаза и улыбнулась.

- А меня потренируешь? - задорно спросила она.

- Марш переодеваться! - скомандовал я.

- Хай, Сенсей! - кривляясь, вытянулась она и убежала.

Я же дошел до дома и выставил на подоконник окна, выходящего наружу горшок с красной азалией, что обычно стоял на тумбочке в этой же комнате.

Эрик должен понять, увидев этот оговоренный заранее знак, что явка провалена и действовать по обстоятельствам. Встречаться с таким человеком, как Фьюри ему пока не следует.

* * *

глава 25

- Сними повязку, Николь, - сказал я через десять минут занятия. - Она тебе мешает. У тебя в бою огромная слепая зона, - чтобы проиллюстрировать свое замечание, я поднырнул под ее удар и скрылся в той самой зоне, о которой говорил. И нанес оттуда два не сильных, обозначающих удара: в висок и в горло.

- Но ты же знаешь, что у меня под ней... - разорвав дистанцию и переводя дыхание, начала она.

- Знаю, - жестко ответил я. - Второй глаз, который прекрасно видит. Возможно, что даже лучше, чем первый.

- Но...

- В бою не до "красоты". Тут либо ты бьешься насмерть, либо ты не бьешься вовсе.

- Но это в бою...

- А ты никогда не знаешь, когда он начнется. Он всегда внезапный.

- Но...

- Тогда вставь в повязку темное стекло от очков, хотя бы. Ты понимаешь, что твои боевые возможности понижены чуть не втрое из-за нее? - закончил я необычно длинную для меня речь. Удивительно, как она у меня вообще получилась.

- Я подумаю, - уклончиво ответила Николь.

- А сейчас просто сними ее! Портишь мне все удовольствие.

- Странный, ты, Виктор, - со вздохом заметила она, развязывая ремешок своей повязки. - Тебе нравится смотреть на уродливых женщин?

- Ты сейчас не женщина, а ученица, - ответил я, складывая руки на груди.

- Ладно, - бросила она повязку в угол зала. - Продолжим...

Размялись мы хорошо. Занятие шло не меньше трех часов. Ее физической формой я, в принципе, остался доволен. Такая же как у Кэпа. Может даже немного лучше. Но вот техника оставляла желать лучшего. Вообще, выезжала она практически на одних рефлексах и развитой интуиции. Плюс экстраординарная гибкость. Вот собственно и весь ее боевой потенциал без учета оружия.

- Что скажешь? - обратилась она ко мне, когда мы уже после душа (он в моем зале раздельный для девочек и для мальчиков. Точно так же, как и раздевалки. И нет, мы не принимали его совместно, как кто-то мог бы подумать), переодевшись в повседневную одежду, сидели на веранде (да, у меня и в этом доме тоже есть веранда. И выходит она не на улицу, а на двор. Я вообще-то живу практически в пригороде Парижа. В самом городе мне не нравится. Вот тянет там откуда-то мертвечиной и все тут) и пили чай.

- Плохо, - не стал щадить ее самолюбия я. - Техника на нуле. Против простых бойцов хватит и способностей, что дает сыворотка. Но против кого покрепче - полный слив.

- Жестоко, - заметила она. - Но в общем и целом верно. Расслабилась я с этими способностями. Все больше на них полагаюсь.

- На них и надо полагаться. Они - твоя сила. Глупо не полагаться на свою силу. Но техника - это то, что отличает бойца от увальня, меч от монтировки.

- Хааай, Сенсей, - недовольно протянула Николь.

- Ты какими судьбами здесь? - задал я вопрос.

- В отпуск приехала на родину, - отпила она чай из чашки.

- Помнится, вы переехали отсюда. Давно, - заметил я.