Я разорву эту помолвку! (СИ) - Джейкобс Хэйли. Страница 28

Но как сложились обстоятельства!

Мне показалось, или в речи принца был намек на не самые лучшие воспоминания?

Если так подумать, то вряд ли у внебрачного сына императора во дворце, где балом правит императрица — мать официального наследника — было беззаботное и счастливое детство.

У Филиппа были принципы, ребенка он не тронет.

А подпадает ли восемнадцатилетняя худенькая девица под категорию «дети»? Что вы, не подумайте, я не для себя интересуюсь, а для… подруги сестры четвероюродной племянницы моего конюха, да!

— Так что, леди, считайте, что вам повезло… Но вы разбудили во мне интерес, так что не думайте, что видите это лицо в последний раз.

Черт. Черт-черт-черт. Черт!

Что и следовало доказать, вряд ли в таком наряде я кажусь ему несовершеннолетней. О чем думает сам Филипп? Неужто он во мне заинтересован… романтически? Пардон, но вы, ваше высочество, вызываете у меня только опасение.

— Я помолвлена! — ну Джеймс, в первый раз твое существование используется в пользу, а не во вред, не подведи. — Ваш интерес весьма неуместен!

Филипп усмехнулся и подался ближе. Я едва ли не лежала на сиденье экипажа, пришлось локтем другой рукой упереться в подушки под собой, чтобы не оказаться в еще более неловкой позе — шавасана под принцем.

— Поверьте мне, леди, вы поймете, если я начну оказывать вам подобные знаки внимания. И никакое наличие жениха меня не остановит.

Его, поди, и наличие кронпринца, не остановит.

Джеймс, ты не на того жеребца поставил!

К финишу придет вот эта темная лошадка!

Я была уверена, что после смены правителя в империи будет полно прогоревших аристократов. А есть ли пул на то, кто из наследников окажется у власти? Не откажусь сделать ставку. Я бы неплохо заработала. Соотношение к одному на принца Филиппа было, наверное, весьма многообещающим.

Тепло на запястье исчезло. Моя бедная пятипалая конечность была свободна, и я вывалилась из кареты на негнущихся и подрагивающих ногах, словно только что появившийся на свет и делающий первые шаги жеребенок.

Не оборачиваясь назад, быстро побежала прочь, слыша летящий в спину смех мужчины, но мне было плевать.

В таком платье бегать неудобно, да и туфли грызли мои ноги так, что я и не надеялась на то, что не обнаружу мозолей, но это все такие мелочи по сравнению обвившимися вокруг моего бренного тельца змеиными кольцами неясными намерениями Филиппа…

Я сама залезла в эту мышеловку.

Томас ждал меня у выхода из переулка, переминаясь с ноги на ногу в нетерпении.

…

Принц Филипп еще какое-то время посмотрел в ту сторону, где скрылась леди и отвернулся. На его губах повисла легкая улыбка, а меж бровей залегли очередные никому неизвестные мысли.

Он закрыл дверь кареты и уже было собрался отдать приказ кучеру трогать, как что-то холодное коснулось его пальцев.

Принц опустил взгляд.

Две золоченных монетки лежали на сиденье.

Лакей, сидящий на облучке рядом с кучером, никогда не слышал, чтобы его господин так много смеялся.

Глава 9. «Сомнения жениха»

На границе климат был суровым и отличался от тепла столичной осени. Прямые столкновения с противником не начались, но все подсказывало, что это уже близко.

Вышел из шатра Гидеона чтобы немного развеять хмель, ударивший в голову. Не знаю, как только он привез столько вина… Наверное, ограбил погреба дворца, глухо рассмеялся, представляя эту картину.

В лагере было все спокойно. Солдаты несли караул, готовили пищу на кострах и сидели вокруг очагов, проводя время в разговорах. Кто чистил оружие, а кто штопал подштанники, бездельников среди нас не было.

Дыхание вырывалось облачками пара, все надеялись на то, что снега не будет еще хотя бы пару недель иначе подвоз партии продовольствия для армии может затянуться.

Вино разжигало кровь, хотелось продолжить веселье.

— Командир, идите к нам!

Оглянулся.

У одного из костров расположились солдаты из моего батальона: некоторые лица были мне знакомы, некоторые нет.

Я опустился на служивший скамьей ствол старого дерева. Все-таки нам еще предстоит идти плечом к плечу на врага, совершать подвиги, мне нужно знать, на кого из своих людей я могу рассчитывать.

— А меня дома ждет жена и трое ребятишек. Вот такого росточка старшенький, — хвалился бородатый мечник, показывая рукой себе чуть выше пояса и басисто хохоча.

Люди рассказывали о том, по чему тосковали больше всего, о том, что ценишь, когда находишься в разлуке — о своих любимых, о доме и о времени, проведенном вместе с близкими в родных стенах.

Я слушал молча.

Говорили много, невпопад, иногда перебивая друг друга.

Пили солдаты брашку. Дешевый алкоголь, который можно было найти за звонкую монету в окрестных деревнях. Это не вино из закромов дворца. Я покачал головой, когда мне всучили переходящий по кругу пузырь.

— Неужели вас никто не ждет? — вопрос застал врасплох.

Его автором был мужик средних лет, вдвое старше меня, он смотрел необыкновенно умными глазами на то, как плясали языки пламени костра, отбрасывая на землю облизывающие пожухлую траву тени.

Я вдруг почувствовал, что стало зябко. Все же ночи здесь холоднее, нежели в пестрой и никогда не засыпающей столице.

— Нет, — повел плечом, отбрасывая холод. — Никто меня не ждет.

— Совсем? — мужик почесал лохматую бровь. — А меня вот ждет. Двадцать лет уже ждет. Я из одного похода в другой, из казармы — на учения, где только по долгу службы не оказывался, думал, бросит, уйдет к другому, но нет, куда там. Наготавливает в дорогу еды, причитает, но все равно отпускает.

Я взглянул на небо. Хмель незаметно выветрился и теперь на душе было как-то пусто. Словно в комнате без мебели слова этого простого солдата эхом отдавались у меня в душе. Чтобы не дать им растерзать мое сердце, я дал волю рассудку:

— А если тебя убьют — жена будет горевать. Или с ней что случится, пока ты в отъезде — будешь до конца дней своих себя корить. Что хорошего?

Мужик покачал головой, отказываясь принимать мою логику.

— Думаешь, это слабость моя? Глупости все! Я смерти не боюсь и давно готов встретить ее лицом к лицу! Она, карга старая, уже двадцать лет за мной попятам ходит, рано или поздно догонит!

— Молод ты еще, — продолжил мужик, почесав рыжую макушку, — не понимаешь, да и слушать не станешь. Пока сам, свои умом не смекнешь, всякий вздор будешь говорить и в каждое гиблое дело нос свой совать.

Ну вот, будто мне отцовских нравоучений мало. Отодвинулся от этого пьяницы. Будет еще какой-то простолюдин меня жизни учить.

— Да разве это слабость? Думаешь, Маниса моя — это слабость? Да она мне такие силы придает, одна улыбка ее чего стоит… ик… а глаза, словно два озера… Знаю, что ждет она меня там, дома, и машу здесь мечом из последних сил… так бы уже сдался, сдох бы на радость чужакам… но как могу?! А если в дом ко мне придут? Жену мою не пощадят! С чего я их должен щадить? Ик!

— Верно говоришь!

— Правильно!

Слушавшие речи рыжего пьянчужки солдаты вскинули свои фляжки.

Я встал. Слушать эти бредни мне надоело.

— Светлось ваша… или как там бишь вас величать? Вы куда?

Но я даже не стал оборачиваться и вернулся обратно в шатер к Гидеону.

Принца рвало на пол. Светлые волосы разметались, на белой рубашке алели винные пятна.

Офицеры, которые сегодня составляли нам компанию, разбрелись кто куда, в страхе быть свидетелями жалкого поведения наследника престола. В шатре Гидеон был один.

Меня кольнуло чувство разочарования.

Я не за тем шел на войну, чтобы быть нянькой при принце или становиться его собутыльником. Не понимал, почему вдруг мой друг сейчас вел себя так, как никогда раньше. Я думал, что хорошо знал его, но вдруг передо мной оказался совершенно другой человек.

Нет, — мотнул головой. Кто здесь не боится? О войне мы знаем только из истории да со слов бывалых преподавателей академии, которую не так давно покинули после выпуска. Это был не ужас перед неотвратимым, а тревога перед неизвестностью.