90-е: Шоу должно продолжаться (СИ) - Фишер Саша. Страница 44

Лейла напротив была девочкой молчаливой, хмурой и очень глубоко беременной. Двигалась она чуть заторможено, но говорила, когда открывала рот, тоже без всякого акцента. Наш прилавок был, как несложно догадаться, одежный. Кроме тех вещей, что шились у мамы в цехе, были и другие. Свитера, трикотажные платья и всякие шапки-шарфики.

К восьми утра рынок заработал в полную силу — из автобусов-троллейбусов хлынули покупатели, киоски звукозаписи врубили свои колонки, из которых, сменяя друг друга лились то ласковомайские «Белые розы», то романсы Малиниа, то ноющий вокал какого-то модного исполнителя, имени которого я не помнил, но который повторял свое бесконечное «Больно мне, больно!»

Между рядов бродили, размахивая длинными многослойными юбками цыганки, покрикивая: «Жвачка, помада, жвачка!» или «Шубы, девочки подходим примерять шубы!» Кто-то торговал вразнос газетами. Кто-то толкал тележку с укутанными в ватники пирожками. Мужик жутковатого вида с седой бородой и в телогрейке скрипучим голосом повторял: «Отрава! Отрава! Для мышей, тараканов, крыс…»

И все это складывалось в какофонию. Или симфонию, смотря с какой стороны посмотреть. Потому что, какие бы потрясения не происходили с миром, это место всегда остается неизменным. А значит, оно такое, какое должно быть. Вместе с попсой и блатняком из колонок, маргиналами, трущимися по краям, и суетливыми и не очень покупателями.

Наверное, будь я настоящим Вовой-Велиалом, это место показалось бы мне филиалом персонального ада. Вот только я им не был, так что адаптировался, в целом, довольно быстро. Познакомился по-быстрому с соседями по торговым палаткам, пил горячий чай из термоса, который сунула мне в сумку заботливая мама, а музыка через пару часов превратилась в обычный белый шум, к которому я даже и не прислушивался. И думал больше всего о том, как бы так понежнее сегодня рассказать своим «Ангелам Сатаны» о грядущих новшествах, которые я собирался привнести.

На завод я прибежал чуть пораньше, чем мы договаривались. С дядей Колей насчет своих ребят я договорился, чтобы он их пропускал без моего участия. Принес ему расписание наших репетиций и фамилии-имена парней. Не знаю, почему Вова-Велиал этого раньше не сделал. До моего вмешательства мы собирались где-то в другом месте, приходили к КПП все вместе, ключ был только у меня. А я оставил ключ у дяди Коли, наказа выдавать его первому, кто придет. Мало ли, вдруг у меня будут какие-то дела, и я не смогу явиться на репетицию. Мне-то, если задуматься, и незачем все время присутствовать.

— Привет, Володя, — кивнул дядя Коля, не отрываясь от разгадывания кроссворда.

— Здрасьте, дядя Коля, — сказал я. — Можно мне ключик?

— Так там пришел уже один твой, — вахтер мотнул головой в сторону территории завода. — На вид вроде хороший мальчишка, что он с вами, волосатиками, якшается, ума не приложу.

— Не судите по одежке, дядя Коля, — усмехнулся и и просочился на территорию завода. Раз приличный мальчик пришел, значит это Кирюха. Больше из нас никто под это определение не попадал. Я дотопал почти до двери и замер. Из приоткрытой двери звучала песня. Кто-то, впрочем, понятно кто, там же кроме Кирилла никого не было, играл на акустической гитаре и пел.

…в поле, где река текла

Девушки белье стирали

Свои сочные тела

Бесстыдно выставляли

'Эй, монах, хочешь к нам?

Я тебе потрогать дам!

Ну давай, меня раздень!

Вижу клобук набекрень'.

Похоть! Похоть! Похоть! Похоть!

Знала бы, бесстыжая, как будет тебе плохо…

Смотрел монах, и это смерть

Кипела в нем

Хочу тебя совсем раздеть

Святым огнем!

Ведьма! Ведьма! Ведьма! Ведьма!

Скоро стану и я молотом, и плетью!

Монах шагал с улыбкой тихой

Думали все, что он под шафе

Никто не знал, что скоро вспыхнут

Везде костры аутодафе!

Мелодия была чем-то средним между «Сплином» и «Королем и шутом». Играл Кирюха отлично, я даже заслушался. Надо же, первый раз песню слышу… Когда он закончил, я распахнул дверь и зашел в нашу берлогу.

— Ой, прости, — смутился Кирилл и спешно отложил гитару. — Я просто пришел пораньше, сидел тут, тренькал немного…

— Сам написал? — спросил я.

— Что? — Кирилл сжался и покраснел. — Песенку? Ну, вроде того… Понимаешь, я писал доклад про Генриха Крамера… ну, это который написал «Молот ведьм». И как-то само собой… Велиал, я просто так, для себя, ты не подумай…

— Эй, ты чего зажался, песня-то отличная, — я похлопал смущенного Кирюху по плечу.

— Ну… Вдруг ты подумаешь, что я хотел… Что я претендую… Не говори ничего Астароту, ладно? До него мне далеко, я даже не думал…

«Да твоя песня в сто раз лучше той бабуйни, которую Астарот сочиняет!» — чуть не ляпнул я, но вовремя прикусил язык. С этими творческими людьми надо осторожно, как с хрустальной вазой на гололеде. Ну и мне же нужно, чтобы они вместе работали как команда, а не чтобы пересрались по поводу какой-нибудь строчки из откровений Святого Августина. Ну или, скорее, Иоанна Богослова, с учетом специфики…

— Братан, это совсем другое! — я присел напротив него на корточки и заглянул ему в лицо. Которое он старательно отворачивал. — Мне очень нравится. Ты только одну песню написал? А еще есть?

— Ну… — замялся Кирилл, но было заметно, что он слегка приободрился. — Вообще-то есть. Я же давно мечтал, что буду в группе играть. Ну и… Мне как-то неудобно.

— Брось, что тут может быть неудобного? — усмехнулся я. — Раз ты мечтал в группе играть, то как-то подразумевалось, что у тебя будут всякие зрители-слушатели, разве нет?

— Вроде того, — кивнул Кирилл и как-то совершенно по-мальчишески шмыгнул носом. — Но я как-то слышал спор Астарота с Бельфегором, а меня вроде как только что пригласили…

— А о чем у тебя песни? — спросил я, игнорируя его смущенное нытье. Хотя я парня, в целом, даже понимал. У истерички-Астарота больное чувство собственной важности, он считает свои немелодичные сатанинские напевки шедевром творческой мысли.

— Про ведьму, которая летела на шабаш, а попала на свадьбу, потом еще про демона, которого экзорцист изгоняет, про повешенного колдуна, который не может умереть, — начал перечислять Кирилл. — Наверное, как-то по-детски звучит, даже сейчас глупо чувствую, когда рассказываю.

— А сколько у тебя песен? — осторожно спросил я, боясь спугнуть такую удачу.

— Двенадцать, — ответил Кирилл. — Ну, вот эта тринадцатая, новая. У меня дома почти всегда кто-то есть, так что я пою только где-то… Ну… В других местах.

— Понимаю, — задумчиво покивал я. То, что я слышал, шедевром не было. Песенка была не особо замысловатая, стихи тоже нешедевральны. Вот только это была ПЕСНЯ. Настоящая. Ее можно было петь под гитару на кухне, а со сцены она будет звучать нормально и без тяжелых басов и потряхивания гривами. Хотя можно и с басами и патлами. «Можно идти с этим в банк», как говорится.

Снаружи раздались голоса. Бельфегор опять о чем-то спорил с Астаротом, а на бэквокале басил Бегемот. Явились мои «ангелочки». Ну что ж, пора расчехлять свое искусство дипломатии. Возможно, разговор будет сложным…

Глава 23