"Фантастика 2023-195. Книги 1-17 (СИ) - Горелик Елена Валериевна. Страница 117

Василиса слушала, то и дело кивая, или вставляя свои реплики. Удачно этот разговор подвернулся. Как раз можно будет и ту информацию, что ей Забава поведала, рассказать. Что она и поспешила сделать.

– А я краем уха услышала, что бояре наши раздумывают, как быть, если войска царские поражение потерпят. Жить-то хочется, а хорошо жить, еще больше, – отодвигая пустую тарелку, сообщила она. – Вот и думаю, может собрать их всех, да жрецов пригласить. Чтобы на этот раз рассказали, чего ждать от гостей незваных.

– Не стоит, – подумав, решил Костя. – А то решат, что их специально напугать решили, а жрецы не настоящие, подсадные. Надо бы их на рынок заманить, когда те там проповедуют. Только придумать бы, как.

– Может, какое событие там просвети. Или не на самом рынке, а возле него. На той площади, что возле расположена. Жрецы там чаще всего гнусавят.

– Надо бы подумать, – согласился гость.

– Считай, я тебя озадачила, – просияла будущая Яга, после чего принялась убирать со стола. Из печки раздалось характерное бульканье - домовой поставил кипятить воду, за неимением самовара в горшочке. – От чая хоть не откажешься?

– От чая нет, – Кощей перестал изучать вид за окном, все равно ничего нового обнаружить там не сможет, и присел напротив девушки. – Все еще не могу поверить, что ты меня простила.

– Не то, чтобы простила, – нахмурилась Василиса, – но понимаю, что не все в этом деле так просто. Вот только времени нет, чтобы во всем разобраться. А еще понимаю, что не спроста Марфу именно Никита привез.

– Кстати, а что ты такого ему сказала, – неожиданно нахмурился Кощей. – Он с такой радостью по царскому поручению отправился, словно сбежать от чего-то решил.

– Проверять, наверное, отправился подозрения. Или думает, что проклятье только в Городце действует.

– Проклятье? – Костя насторожился. – Васюш, ты бы с этим делом осторожнее. Это я могу пожелать кому-нибудь шею свернуть, и ничего не произойдет. А слово Яги, да сказанное в определенный момент, силу имеет особую.

– Не беспокойся, – девушка разлила чай по чашкам, поставила небольшую тарелку с нарезанным караваем, а рядом пристроила плошку с вареньем. – Я про это помню. Просто пожелала, чтобы теперь с ним по сеновалам только старухи отправиться соглашались, а лет так через десять мужскую силу вовсе потерял. Ну, ей же ей, совсем меня довел. Словно я с ним не русским языком глаголю, а на тарабарском каком.

– То-то на него теперь старухи заглядываться стали, – рассмеялся Кощей, да так задорно, что и сама колдунья присоединилась к нему.

– Что, и бабка Матрена? – сквозь смех выдавила она.

– В первых рядах, – провозгласил мужчина, после чего, с трудом сдерживая смех, принялся рассказывать. – Он в тот день в карауле на воротах стоял, а тут Матрена мимо проходит. Остановилась подле, начала что-то рассматривать. После ближе подходит. Мне хоть и надобно по делам государевым дальше отправляться, а чую, что не просто так бабуля круги нарезает. И точно, подходит к Никите и начинает соловьем разливаться, какой перед нею молодец стоит. И сильный он, и статный, и пригожий, и помощник отменный, работа любая в руках спорится. Он сначала смотрел не без гордости, после словно чует, куда речи свернут, пунцоветь начинает. А Матрену не остановить, коли начала. Так и заливается дальше, намекает. Уж точно уважит молодец такой бабушку, поможет ей и дров наколоть, и воды наносить, и починит-справит по дому, что надобно, и постель согреет. На этом я не выдержал, поспешил с глаз его скрыться, иначе ржал бы аки конь.

Василиса попыталась представить эту картину, но фантазия постоянно рисовала бабку Матрену, с криком "Ваня, я ваша навеки", вешающуюся на шею царскому воину. Девушка тут же поделилась плодом разыгравшейся фантазии. Костя икнул, потом посмотрел на нее и осторожно сполз на пол, после чего перестал себя сдерживать, и только что не скрючился от смеха.

– Тебе плохо? – забеспокоилась девушка.

– Нет, – он посмотрел на нее, и стало понятно, что мужчине, наоборот, хорошо. – Давно я так не смеялся.

– Я тоже, – призналась ему подруга, неожиданно смутившись.

– Вась, – он придвинулся ближе, – ты честно не прогонишь?

– А ты не уйдешь? – так же тихо прошептала она.

– Сам не уйду, и тебе уйти не дам, везде найду, – заверил он ее, после чего прижал к себе и поцеловал.

Василиса сначала чуть растерялась. Немного не так она представляла себе их новую встречу уже в домике на царском подворье. Почему-то надеялась, что кроме них будет еще Яга, или царевна Анастасия заглянет. Но нет, пусто, не считая домового, затаившегося за печью, да попугая в клетке в предоставленной ему комнатке. И все. Больше никого, кто мог бы остановить возможное безумство.

Мысли о том, что может произойти, заставили девушку покраснеть. Предательски подумалось, что она не такая, не из тех, кто уводит мужчин из семьи. Но следующая мысль напомнила, что это не она у кого-то уводила Костю, а его пытаются отнять у нее. Значит, не она должна мучиться угрызениями совести, а те, кто подстроил эту ситуацию. Хотя, один уже по заслугам получил. И единственное, о чем Василиса жалела, так это о формулировке своего проклятья. Надо было Никите желать, чтобы он сам хотел только старых бабок, а не чтобы те на него вешались. Но сказанного не воротишь. Другое дело, что следующий обидчик вполне может получить именно такую формулировку.

– Не о том думаешь, – прошептал Кощей, прерывая поцелуй.

– Наверное, – согласилась Василиса. – А ты напомни, о чем думать надо.

– Обязательно, – пообещал он, после чего разговоры закончились.

Василиса не помнила, как они поднялись наверх. Все, что осталось в ее памяти, это долгие поцелуи и нежные касания любимых рук. И только потом, когда одежда куда-то исчезла, а обнаженное тело почувствовало прохладу чистых простыней, мелькнуло удивление. После чего опять стало все равно, что происходит вокруг. Куда важнее стало то, что происходит между ними. Чего желает ее тело, и что она сама хотела бы сделать для любимого мужчины.

– Я скучал, – прошептал ей Костя, когда они лежали рядом, отдыхая. – Безумно. Просто по тому, что ты рядом, что я могу обнять тебя, прикоснуться, поцеловать, увидеть твою улыбку, услышать твой голос. Еще бы немного, и волком завыл. Даже рад, что жрецы эти появились. Если бы ни они...

– Я бы Марфу отравила, – призналась Василиса. – Пусть потом хоть Сибирь, хоть Соловки, хоть какое наказание, но знала бы, что ее нет рядом с тобой.

– И я тебя люблю, моя колдунья, похитительница моего сердца, – прошептал Костя, после чего все началось снова.

Только на рассвете влюбленные смогли насытиться друг другом, словно наверстывая все, что недодали и недополучили за время разлуки.

– И долго мы еще тучку трехголовую будем изображать? – поинтересовался Горыныч, вытряхивая из мешка последние три каравая, по одному для каждой головы. – У нас, вообще-то запасы закончились, пора бы вы сторону деревень выдвигаться. А то мы летать не сможем.

Царевич только вздохнул. От активного протеста Горыныча следовать за войском врага и дальше начала кружится голова. Все-таки поворачиваться к каждой говорившей голове - дело не простое, а когда они только что не перебивают друг друга, становится еще сложнее.

– Хорошо, как стемнеет, отправимся, – решил Елисей. – Думаю, мы уже примерно поняли, какой дорогой идет эта сила. Самой простой, насколько это возможно. Каменный пояс они с юга обойдут. Надобно об этом батюшке сообщить.

– Надобно, – покивали головы, а правая продолжила. – Укрепления там были, но маленькие. Долго сдерживать такую силу не смогут. Так что надобно дружину им на встречу отправлять. И чем быстрее, тем лучше.

– А то они до самого Городца дойдут, – пискнула левая.

Средняя голова только согласно кивала, тщательно пережевывая свой каравай. Тридцать жевательных движений, это не шутки. Это правая да левая могут проглотить и не понять, что проглотили, средняя такого себе не позволяет. Опять же, еды больше нет, а охотиться на зверюшек Змею не позволяет принцип, который Василиса называла мудреным словом вегетарианство. Хотя, как понял Горыныч, он был скорее сочувствующим, потому что мясо не ел не столько потому, что жалко зверей – тех же свиней специально разводят на убой, сколько потому, что желудок его плохо справлялся с этой пищей.