Там, за зорями - Хващевская Оксана. Страница 63

Сердце, кажется, вот-вот готово было разорваться от горя и отчаяния. Дорош ничего не говорил, только все сильнее прижимал ее к себе и гладил по голове. Он потихоньку вывел ее из дома во двор, а потом уже и на улицу, по-прежнему не выпуская из объятий. У дома уже собрались люди. Баба Нина, Масько с его Алкой, Луговская, Валерик Гуз. Сбившись в кучку, они тихонько переговаривались, обсуждая произошедшее.

Дорош осторожно усадил Полянскую на лавочку и достал мобильный телефон. Сначала он позвонил в «скорую», а потом участковому, с которым дружил. «Скорая» и милиция приехали почти одновременно. К тому времени уже все горновцы собрались у дома бабы Ариши. Пришла даже баба Рая, которой было за восемьдесят. Баба Маня и Тимофеевна, обступив Злату, пытались успокоить ее и поддержать. Дорош стоял в стороне. Что-то обсуждая с Валериком, он то и дело отвлекался на телефонные звонки. Баба Ариша и баба Валя, прижавшись друг к дружке у перекошенных ворот, тихо плакали. В дом, где лежала Маринка и все еще был Сашка, зайти никто не решался. А про Машку, которая осталась там, даже никто не вспомнил.

«Скорая», констатировав смерть Маринки, не задержалась в доме. Молодая женщина-врач, выйдя со двора, остановилась и оглядела собравшихся.

— Здесь ребенок, — объявила она, кивнув на сверток в грязном одеяле, который она держала в руках. — Кажется, это малышка убитой. Кто-нибудь может о ней позаботиться?

Услышав эти слова, баба Ариша вновь зашлась в рыданиях, а Злата оторвала лицо от плеча Тимофеевны и подняла голову.

— Дайте ребенка мне, — прошептала она осипшим от рыдания голосом.

— Ой, ты, Госпадзi! Беднае дзiцё… — прошептала рядом баба Маня, и Злата снова почувствовала, как слезы жгут глаза.

Фельдшер вручила ей ребенка и отправилась к машине, а Злата прижала к себе вздрагивающее во сне маленькое худенькое тельце девочки и почувствовала, как от жалости, сдавившей грудь, снова готова разрыдаться.

Сашку вывели из дома в наручниках. Он шел, свесив голову на грудь, и походил на сумасшедшего. Впрочем, наверное, никто бы и не удивился, если бы оказалось, что от произошедшего он действительно повредился умом. Вряд ли он до конца осознавал, что сотворил.

Маринку вынесли на носилках. Не в состоянии это видеть, Злата уткнулась лицом в грязное одеяльце. Она сидела так, пока милицейская машина не уехала. И неизвестно, сколько бы она еще вот так просидела, безучастная ко всему, если бы рука Витали не коснулась ее плеча.

— Злата, пойдем домой! — мягко, но настойчиво сказал он. Не говоря ни слова, Полянская тяжело поднялась на нога и пошла за ним.

Глава 20

Войдя в дом, Злата прошла прямо к себе в спальню и опустила спящую девочку на кровать. Машку следовало бы разбудить, помыть и накормить, но у Полянской на это не было сил. Оставив ребенка в спальне, она вернулась на кухню и рухнула на табуретку у стола. Ноги не держали ее, а руки тряслись так, что девушке пришлось сжать их в кулаки. Она сидела, глядя прямо перед собой, а перед глазами все стояла залитая кровью кухня бабы Ариши и тело Маринки посреди… Тихо застонав, девушка уронила голову на руки и так и осталась сидеть.

Все казалось дурным сном, только как бы Злата ни пыталась проснуться, ничего не получалось. За свои двадцать три года девушке случалось видеть смерть. Когда она была ребенком, умерла ее прабабушка, потом не стало деда Вити и совсем недавно бабы Сони. Каждый раз переживать это было тяжело и больно, но утешало одно: они уже успели пожить, вырастить детей, да и внуков тоже. Они тихо умирали старыми, и с этим оставалось лишь смириться. Таков был закон природы. Но то, что отучилось с Маринкой… Это было совсем другим. И к невыносимому чувству утраты прибавлялись сожаление, отчаяние и несправедливость произошедшего.

Чувство вины терзало девушку, не давая забыться. Она могла бы предотвратить трагедию, если б не струсила. Чем бы для неё самой ни закончился поход к ним, но Маринку она бы спасла! Как спасла уже однажды.

— Золотая моя, выпей чаю и постарайся успокоиться! — услышала она над собой спокойный голос Дороша, но в ответ лишь покачала головой.

Она не хотела чаю! Она вообще сомневалась, что когда-нибудь сможет проглотить хоть кусочек! Во рту она почти осязаемо ощущала железный привкус крови, а ком в горле казался огромным.

— А помнишь, ты говорил, я спасу ее от всего на свете и она еще долго будет жить? — медленно произнесла девушка. — А я не смогла ее спасти…

— Злата, перестань изводить себя, — мягко сказал он и как маленькую девочку погладил по голове. — У нее была своя жизнь, и ты не могла прожить ее вместо Маринки. Она понимала, что делает! Ей нравилось так жить, но ничем хорошим это все равно бы не закончилось. Злата, если ты не хочешь чаю, может, тебе стоит прилечь? Уже поздно…

Девушка покорно поднялась из-за стола и последовала за ним в зал, прекрасно понимая, что уснуть она не сможет.

— Тебе ведь завтра на работу. Ты поедешь домой? — спросила она.

— Нет. Я отпросился. Я останусь.

Девушка в ответ лишь кивнула и, подождав, пока он разложит диван и разберет постель, сбросила куртку, джинсы и свитер и забралась под одеяло.

Дорош, кажется, еще пил чай на кухне, ходил на улицу, потом еще сидел у телевизора, убрав шум до минимума. Злата лежала, свернувшись калачиком и натянув одеяло до подбородка, беззвучно плакала.

Уж неизвестно, о чем думал Дорош и чего ждал, но, когда он, наконец, погасив везде свет, осторожно лег на край дивана, девушка по прежнему не спала. Стоило закрыть глаза и… Несколько бесконечно долгих минут они так и лежали, не шелохнувшись. Потом мужчина повернулся на бок и притянул девушку к себе. Злата уткнулась лицом в его грудь и, обвив его руками, теснее прижалась к нему. Дорош гладил ее по спине и волосам, целовал ушко и ямочку на щеке, пока она не уснула, обмякнув в его руках.

Утром, когда Виталя проснулся, ее рядом не было. Он даже не слышал, как она встала. Потянувшись в постели, он приподнял голову и выглянул в дверной проем. На кухне горел свет. Мужчина полежал немного, в мыслях вернувшись к печальным событиям вчерашнего вечера, а потом откинул одеяло и встал с постели.

Злата сидела за столом и, склонив голову, считала и раскладывала по стопкам деньги. Она была так поглощена своим занятием и своими мыслями, что даже не услышала его шагов. Остановившись в дверном проеме, он оперся о косяк и стал смотреть на нее: лицо бледное, под глазами темные круги, волосы собраны в пучок на макушке и черная ажурная косынка повязана вокруг головы. Свитер на ней тоже был черный, и это придавало всему ее облику еще более мрачный и печальный вид.

Все утро, чувствуя, как горе и тяжесть утраты тяжелым камнем давят на грудь, Злате хотелось плакать, но она приказала себе успокоиться и собраться. Теперь уже слезами горю не поможешь и Маринку не вернешь. Но она может и должна сделать все, чтобы проводить подружку в последний путь по-людски. Пусть жизнь ее была поганой, а смерть бессмысленной и несвоевременной, но похоронить ее достойно она просто обязана.

— Доброе утро! — нарушил он молчание, заходя в комнату в усаживаясь за стол, как раз напротив.

— Доброе, — отозвалась она, поднимая глаза.

— Что ты делаешь?

— Да вот пересчитываю свои денежные запасы, — она устало потерла воспаленные глаза и встала из-за стола.

На плите в кастрюльке что-то варилось и закипал чайник.

— Будешь чай? — обернулась она.

Дорош кивнул.

— Я здесь еще и овсянку готовлю. Машку надо покормить. Может, тебе яичницу пожарить к ней?

— Пожарь! — согласился он. — И себе пожарь.

— Баба Маня и Тимофеевна приходили с утра. Принесли пару литров самогонки, кое-что из еды и немного денег. Говорят, все в Горновке чем-нибудь помогут. Слушай, как думаешь ее сегодня отдадут из морга? — спросила она, и голос ее дрогнул.