Три сестры. Таис (СИ) - Сдобберг Дина. Страница 11

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Однажды, в жизни каждого настаёт такой момент, когда подходишь к зеркалу, и неожиданно понимаешь, что жизнь уже почти прошла. И начинаешь оглядываться, пытаешься сообразить, а на что ты истратила... Годы.

Для меня таким годом стал восемьдесят пятый. Десять лет ушли выкупом у времени за монастырь. Я так увязла во всём этом, что даже торжественные проводы на пенсию почти и не заметила. Выныривала на поверхность ради встреч с сёстрами, да поездок к Дине.

Наша мать, уже в весьма почтенном возрасте, переехала к сестре.

- Это ж разве дело? Девка в казарме растёт! С мужских рук с младенчества не слезает, - вздыхала она, заплетая непослушные детские кудри в сложные косы и заново начиная рассказывать, уже правнучке, о травах, о помощи которую они могут оказать, как той помощи просить, какую траву где и когда собирать.

- По-моему, Алька это всё слушает как сказку, - кивала я на мать с лисëнком.

- Она хитрая, всё запоминает! Мы уже при ней за языком следим, - смеялась словно помолодевшая с появлением внучки сестра.

Мамы не стало в восемьдесят шестом, и сложнее всего было не принять её уход, всё-таки возраст у неё был уже более чем почтенный, а объяснить трёхлетней малышке, что её ба больше не придёт. Дина рассказывала, что лисёнок ещё очень долго по утрам хватала гребень, расчёсок наша мама не признавала, и бежала в комнату, отданную сестрой маме. И стояла, прижавшись к косяку. Таких кос, как плела наша мама, никто из нас заплетать не умел.

Когда я вернулась после маминых сорока дней, меня ждало странное письмо. Меня приглашали на торжественное освящение Покровского монастыря. Основные работы были закончены ещё год назад. Некоторая оттепель руководства партии в отношении священнослужителей позволила закончить реставрацию именно как церковно-монастырского комплекса. Да и приходили на "служение" тихие и даже незаметные люди. Кто в рясах, а кто и в обычной одежде. Помогать по мере сил.

Навсегда запомнилась встреча в восемьдесят первом году. Я приехала в конце лета, в самый разгар работ. И пожилой, но крепкий мужчина, с совершенно седыми волосами, но удивительно живыми и даже по юношески любопытными тёмными глазами, бодро так перетаскивал в двух вëдрах песок для штукатурки во внутрь зданий.

Работая вместе, мы слово за слово начали разговаривать. И дошли до веры. Он спросил, почему я столько сил трачу на восстановление монастыря.

- Да не знаю я, зачем. Наверное, просто потому, что могу. - Честно ответила я.

Я и сама терялась в догадках, что такого в этих развалинах меня так зацепило.

- А на войне люди подвиги совершали, потому что могли. Кто-то танки останавливал, кто-то жизнь спасал, а кто-то свою фляжку с водой на всех делил. А глоток воды, он иногда обладает невероятной ценностью. - Улыбался работник. - Мир он ведь не у каждого просит, но всегда ровно столько, сколько человек может отдать. А вот захочет ли?

- Это очень странное место, - почему-то искренне призналась я. - Бывшая тюрьма, инфекционка... А здесь даже сейчас чисто и светло, голову поднимешь, и кажется небо рядом. Оно здесь даже в дождь не грозное, а как пуховый платок.

- Благословите, отче! - подошёл к нам Нестор Кузьмич.

Ходить он уже стал не так резво, при ходьбе опирался на палочку. Но умудрялся быть везде, и до всего-то ему было дело и интерес.

- Отче? - удивилась я.

- Патриарх Московский и всея Руси Пимен, - представился мой собеседник.

- Батюшка? А что же вы не в рясе? - хмыкнула в ответ.

- Да на тройке так сподручнее, - не заметил моего ехидства Пимен. - Прослышал вот, что дело здесь делается трудное, но богоугодное. Решил приобщиться.

- Ооо! Это не ко мне, - улыбнулась я, не сковывая скептического отношения. - Я в бога не верю.

- А во что ты тогда веришь? - присел рядом Пимен.

- В справедливость верю, в неотвратимость заслуженного наказания, в труд человеческий, в талант. В родную кровь верю, в единство, что может спасти в самый страшный час. - Прямо смотрела я в глаза мужчины. - А вот это ваше рай, ад, бог, чëрт... Простите, но бред сумасшедшего.

- Вот видишь, а говоришь не веришь, - улыбнулся Пимен. - Я ведь в то, что Бог это добрый дедушка на облачке не верю. Бог он не где-то, он внутри каждого человека. Как и дьявол. Творение, созидание, стремление вперёд, вера во внутренний нравственный закон... То, что ты зовёшь справедливостью. Вера, что все твои поступки будут известны и рассмотрены. И что воздастся. Это Бог. Твой, внутренний, истинный. Суровый он у тебя, строгий. Но много спрашивают с тех, кому и дано многое.

Монастырь встретил распахнутыми воротами и ярким солнцем, словно нарочно подсвечивающим белые стены трех малых и центрального храмов. Я отстояла благодарственный молебен, Нестор Кузьмич чуть ли не силком потащил меня на крестный ход. Молитв я не знала, поэтому слова для меня были фоном происходящего. А вот на воду, которую щедро разбрызгивал священник я смотрела с удовольствием. На солнце мелкие капли буквально на секунду вспыхивали радугой. И от этого вроде как простого и хорошо известного явления, словно светлело где-то внутри. В той самой пресловутой душе.

- Ну вот, - присел рядом на небольшую лавочку на пригорке у реки Нестор Кузьмич. - Теперь и уходить можно. На душе легко так, радостно.

- Далеко собрались, Нестор Кузьмич? - улыбнулась я старому эсеру.

- Так куда заслужил, туда и определят. По делам, - глубоко вздохнул Нестор Кузьмич. - А я по молодости-то бедовый был, покуролесил знатно!

- А это всё? Не зачтётся? - очертила я рукой монастырь.

- Это не для зачёта, это для души. И знаете, Тосенька, бог он сам всех нужных людей в нужных местах соберёт! И пока мы можем вот так, всем миром, ради чего-то общего, а не для себя... Никогда ни одна беда нас не переборет. - Довольно улыбался Нестор Кузьмич. - Эх, к старости всё тянет поразмышлять, пофилософствовать... В юности размышлять некогда, там действовать надо!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я это учту! - засмеялась я.

- А я чего сюда пришёл, настоятельница нас обоих приглашает на беседу, если мы не против, - поднялся эсер.

- Настоятельница? - удивилась я, так как после окончания ремонта немного выпала из дел монастыря.

- Да, монастырь здесь уже полгода действует. Женский. Потому что эта земля видела много зла, ей лечение надобно. А лучше женской заботы и внимания лекарства не существует! - сам никогда не состоявший в браке или даже отношениях, Нестор Кузьмич женское начало всегда превозносил.

По его мнению именно существование женщины лежит в основе всех цивилизаций. Женщину он называл квинтэссенцией разнополярных сил. И такое немного оторванное от действительности восприятие всегда вызывало удивление и добродушную улыбку.

Настоятельницей оказалась молодая женщина, лет сорок не больше. Игуменья Ксения угостила нас удивительно вкусным вареньем из мелких яблок, мы такие называли "китайкой". Особенно это варенье понравилось Курико. Она с удивительным изяществом брала яблочко за плодоножку и отправляла в рот, даже чуть прикрывая глаза от удовольствия.

- Я думаю, что вы можете и не знать, поэтому решила напомнить или сообщить, что есть распоряжение патриарха о предоставлении вам права бессрочного проживания на территории обители, как благоустроителей и радетелей. - Ошарашила меня новостью настоятельница. - Это не означает, что вам надо отрекаться от мира и не налагает на вас дополнительных обязательств.

- Немного неожиданно, - призналась я. - И мне точно нужно время, чтобы это обдумать.

Решение переехать жить в монастырь далось как-то легко и обыденно. Никакого внутреннего выбора я не ощутила. Тем более, что на территории монастыря оставался дом начальника колонии, построен он был в стороне от основного комплекса и гораздо позднее. И как водится, висел на балансе.