Те, кого ты предал (СИ) - Берри Лу. Страница 15
Он воображал себя героем. Тем, кто пожертвовал своим счастьем ради того, чтобы у ребёнка была семья. И каждый день из этих пяти лет, что они прожили с Настей вместе, считал себя практически мучеником. Пребывая в полной уверенности: Настя и Антошка без него просто пропадут, а он их – спасает. Потому что он мужчина. Он – отец.
Но и с Катей на этом все вовсе не закончилось. Они снова поссорились, когда он все же признался ей в измене. И, казалось, что на сей раз они разошлись уже навсегда. Но она вернулась. Заявила, что он принадлежит ей и всегда будет принадлежать…
Они встречались. Часто. Это не составляло проблем: Настя доверяла им обоим, а у Кати была своя собственная квартира…
И её словно бы даже все устраивало. Она строила карьеру, он – тоже…
Лишь изредка она заводила разговоры, подобные этим. И, успокоенная тем, что он намерен однажды бросить жену и уйти к ней, забывала об этом на некоторое время. Но, похоже, не в этот раз…
- Тогда приди сегодня домой и расскажи ей обо всем, - вмешался в его мысли настойчивый голос. – Или обо мне можешь забыть!
Он посмотрел ей в лицо: глаза гневно блестели, тонкие ноздри раздувались, полная нижняя губа – зло прикушена…
Нет, он даже представить себе не мог, что может её потерять. Но почему тогда так сложно было решиться и признаться во всем Насте?..
- Пообещай мне, - продолжала настаивать Катя. – Пообещай или больше… не приходи.
Его пробрала дрожь. Губы автоматически разомкнулись, наружу вырвалось:
- Обещаю.
***
Он шёл домой, перебирая в голове миллионы вариантов того, с чего начать, как сказать Насте, что уходит…
От напряжения заболела голова. А верных слов подобрать так и не удалось. А может, их и вовсе не существовало?..
А что, если она возненавидит его? Если запретит видеться с сыном? Если Антошка, как и он сам, будет расти без отца?..
Хорошо ещё, что делить при разводе им было практически нечего – об этом он позаботился, зная, что не собирается оставаться навсегда…
Измученный всеми этими вопросами, измышлениями, поисками, он поднялся наконец на свой этаж. Открыл ключом замок, шагнул внутрь квартиры и вдохнул знакомый, тёплый, приятный запах…
Настя готовила ужин. Похоже, его любимую картошку с грибами…
Словно уловив его шаги в прихожей, она в считанные секунды оказалась рядом. Зажгла свет в коридоре, улыбнулась ему – такая ласковая, родная… домашняя.
- Ты чего это тут стоишь в темноте?
Всё, что он сумел сказать ей в ответ – одну короткую фразу…
- Нам поговорить надо, Насть.
Она спокойно кивнула:
- Ладно. Мне как раз тоже надо кое-что тебе рассказать… Пойдём на кухню, чтоб не шуметь. А то Антошка тебя не дождался и уже уснул…
Он послушно протопал за ней следом на кухню. С тоской посмотрел на шкворчащую на сковороде картошечку, сглотнул…
- Так что ты хотел сказать? – поинтересовалась жена, мягко касаясь его плеча.
Он перевёл на неё взгляд, потерялся в голубых глазах…
- Сначала ты.
- Ладно.
Она словно бы рассеянно схватила со стола забытое там полотенце, помяла его в руках…
- Ну, в общем… я жду ребёнка, Саш. Знаю, мы этого не планировали, но… что скажешь?
Сердце его вдруг стало таким тяжёлым, что подумалось – грудная клетка этого просто не выдержит. И вот уже оно, сердце, срывает клапаны, летит, падает куда-то… кажется, ему под ноги, проломив собой пол, и оттуда, из-под земли, на него веет холодом, постепенно захватывая все существо…
Но на самом деле сердце его все ещё билось. Билось… вот только зачем?
Еще один ребёнок. Дочь или сын, которые останутся с рождения без отца… как он сам. Эта мысль давила, не давала покоя, жужжа в голове, как назойливая муха…
- Саш? – встревоженно окликнула его Настя.
- Я… рад, - произнес он и снова показалось, как недавно там, у Кати дома, что это был словно и не его голос вовсе.
- Ладно… - неуверенно ответила жена. – А что ты хотел мне сказать?
Его губы дрогнули в нервной улыбке. Он порывисто притянул к себе Настю, спрятал лицо в её светлых волосах…
- Ничего… Ничего важного.
Глава 19
Наконец она замолчала.
Я сделала незаметный вдох – мне так отчаянно нужна была сейчас эта порция воздуха – и подняла взгляд, который все это время, словно приклеенный, упирался в кружевную скатерть, покрывавшую стол.
Скатерть, вышитая голубыми розами. Белоснежная кухонная мебель. Плетёные кресла. Занавески, с таким трудом подобранные в тон скатерти…
Всё вокруг такое родное и одновременно – уже чужое. Я считала, что создаю уют в собственном доме, для собственной семьи, а оказалось, что ничего этого у меня никогда и не было… ни дома, ни тем более - семьи.
Впрочем, у меня были дети. И, как бы там ни было, мы с ними всегда будем друг у друга. А эта парочка…
Я подавила очередной приступ тошноты и перевела взгляд на ту, что называла меня подругой больше половины жизни, а на самом деле оказалась… хуже злейшего врага. По крайней мере, враги не бьют в спину, не выдают себя за тех, кем никогда не являлись…
- Ну и? – спросила так равнодушно-спокойно, что это пугало даже меня саму.
Похоже, та мертвенная пустота, что разлилась внутри, постепенно захватывая все существо, была в этот момент спасительной.
- Что ты мне хочешь этим всем доказать, Катя? А может, не мне - себе самой?
Она посмотрела на меня с ненавистью – впервые настолько неприкрытой, что становилось даже жутко. Подумалось: а на что ещё способна эта женщина ради того, чтобы получить свое?..
- Ты слышала вообще, что я говорила? – процедила она. - Он тебя никогда не любил!
Я откинулась на спинку стула, усмехнулась… Её злость, её отчаяние, выдававшие в ней неуверенность, придавали сил мне самой.
- Я все прекрасно слышала. Но какой реакции ты от меня ждёшь? Что я тотчас же соберу свои скромные пожитки, а то и даже в одних трусах, побегу отсюда прямиком в закат, освобождая тебе дорогу? Ну так извини – я тебя разочарую, потому что этого не будет. И знаешь, кстати, что забавно? Почему-то после всех твоих стараний он все ещё здесь. Всё ещё приходит ночевать сюда… домой. Все ещё не прибежал к тебе с высунутым языком. А я ведь вовсе не держу его, Катюша.
Я обвела квартиру рукой:
- Тут нет ни клетки, ни цепи. Он возвращается ко мне абсолютно добровольно, и для этого мне не нужно устраивать прилюдные сцены и кричать во всю дурь о том, что он – мой. Так, может, дорогая, это тебя он на самом деле никогда не любил?
Она вскочила с места, абсолютно взбешённая моей речью, а вернее – блефом. Стул, на котором она сидела, с грохотом повалился на пол. Мне стоило огромных сил не двинуться с места, не изменить выражения лица, не дрогнуть ни единой мышцей, но я это сумела. Осталась сидеть на прежнем месте, все с такой же прямой, гордой осанкой.
А она подскочила ближе. Буквально брызгаясь от бешенства слюной, проорала:
- Дура! Да он тебя просто жалел все эти годы! Потому что знал – ты без него вообще никто! А я… я… я – состоявшаяся женщина! У меня карьера, хорошее материальное положение! А ты без него на помойке окажешься, лохушка!
Она говорила чудовищные вещи. Конечно, они ранили, но не так сильно, потому что я видела: всё это вырывается из неё исключительно от отчаяния и безысходности.
И потому никакой иной реакции, кроме смеха, она не заслуживала.
- Ошибаешься, Катя, - парировала, отсмеявшись. - У меня есть дети. А значит – есть будущее.
- Да он забудет про твоих ублюдочных, как только я рожу ему желанного ребёнка!
Трогать моих детей – это был уже перебор. Схватив со стола забытый там уксус, я, не задумываясь, плеснула им прямо ей в лицо, холодно заметив:
- Выбирай выражения, когда говоришь о моих детях.
- Гадина!
Она кинулась к раковине, чтобы ополоснуть лицо, затем принялась трясти головой, как в припадке, пытаясь избавиться от остатков кислоты. Я смотрела на неё и не испытывала уже ничего, кроме отвращения и… жалости.