Апокалипсис для шутников - Краснов Антон. Страница 17

В списке Афанасьева стояло следующее:

1. Письменные принадлежности Ленина.

2. Сутана Торквемады.

3. Усы Гитлера.

4. Кувшин Понтия Пилата, из которого он омыл руки перед казнью Иисуса Христа.

5. Кирпич из Великой Китайской стены, заложенный императором Цинь Шихуанди.

6. Шлем Александра Македонского.

7. ??????????????? (…и приписано: самое тревожное).

– Ну что же, можно по этому и ориентироваться, – произнес Афанасьев. – Но всё-таки… что же может значить последний пункт?

– Будущее покажет, – отозвался Пелисье.

– А вот тут ты и не прав, – подала свой голос Галлена, – покажет не будущее, над которым мы не властны; покажет не настоящее, которое суть вотчина Лориера, Отца Лжи. Покажет ПРОШЛОЕ, и мы отправимся туда очень, очень скоро…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Архибезобразие

– Распределим роли, – со всей ответственностью заявил Женя Афанасьев и выжидающе склонил голову набок. – Тут нужно основательно подумать. Не хотелось бы попасть политически неподготовленными, скажем, пред светлые очи товарища Дзержинского. Известно, что он не любил недобитую буржуазию, а ты, Колян, как никто подходишь под этот образ.

– Почему это «недобитая»? – обиделся Колян, нисколько не отреагировав на «буржуазию». – Ты че, Женек?

– А о том, что били тебя, били, где только не били, а тебе хоть бы хны, – словоохотливо пояснил Афанасьев. – Да вот только у товарища Ленина и товарища Дзержинского был наметанный глаз на разного рода контрреволюционный элемент. Так сказать, кровавые остатки издыхающего эксплуататорского строя. Потому ты, Колян, хотя бы выучи несколько расхожих лозунгов того времени, а то как прижмут да начнут прессовать… Революционные матросы – они излишком светских манер никогда не страдали, не говоря уж о таком замечательном заведении, как Чрезвычайная комиссия, она же ЧК.

– Не глупее тебя, – буркнул Ковалев, – знаю уж… «Мир – хижинам, война – дворцам!» и «Вся власть Советам!»

Колян сам не ожидал, что выудит эти огарки школьных уроков истории из своих мозгов, отнюдь не отягощенных избытком знаний. Афанасьев посмотрел на него с явным одобрением и продолжил в темпе, заданном Коляном:

– Ну да! Там еще «Землю – крестьянам, заводы – рабочим!», а также бабе цветы, дитям – мороженое. Агхибезобгазие! Шучу, шучу! Ты, Колян, политически агхиподкованный товагищ! – добавил Женя визгливым ленинским голоском. – Ну ладно, давайте определять состав миссий. Конечно, под вашим мудрым руководством, почтенный Вотан Борович, – оглянулся он на одноглазого старого диона и вылепил на лице слащавую улыбку. За время тесного общения с прямолинейными и, прошу прощения, паранормальными уроженцами планеты Аль Дионна Афанасьев насобачился в самой откровенной лести до такой степени, что она уже не причиняла ему моральных неудобств, как то было изначально.

Итак, под председательством Вотана Боровича, а фактически под диктовку Афанасьева и Ксении, которая оказалась весьма просвешенной девушкой, стал определяться состав миссий. В первую, поименованную все тем же Афанасьевым ленинской, вошли: из дионов – Альдаир и Галлена, из людей – Афанасьев и Ковалев. Вторая миссия формировалась следующим образом.

Вотан Борович со скрежетом почесал у себя в боку, отчего из-под дряхлого плаща посыпалась какая-то желтая труха, и изрек:

– Желаю возглавить исход в самое древнее и отдаленное из шести известных нам времен. Каково оно?.. – С этим вопросом он повернулся к Афанасьеву и Пелисье.

– М-м-м, – промычал последний, – я полагаю, высокочтимый месье Вотан, что это правление Александра Македонского, чей шлем нужно достать. Все остальные Ключи относятся к более поздним периодам человеческой истории. Ленин и Гитлер – это двадцатый век, что было совсем уж недавно, Торквемада из Средневековья, Пилат жил в первом веке нашей эры, а вот Александр Македонский примерно на четыре столетия раньше. Что же касается Цинь Шихуанди…

– Позже! – поспешно сказал Афанасьев. – Цинь Шихуанди – это не то, Жан-Люк.

– Македонский! – провозгласил Вотан столь громогласно и с таким нетерпением, словно Александр находился здесь, среди них, и упорно не откликался на слова призывающего его диона. – Это звучное имя. Наверно, это был великий завоеватель среди людей?..

– Вы, как всегда, правы, – сказал Афанасьев со смехотворно лакейским поклоном. Ксения еле сдержала улыбку. Но старик всё принял за чистую монету, потому что начал долго и нудно восхвалять себя, время от времени колотя кулаком в широченную грудь и перечисляя свои многочисленные имена и титулы. «Да, ему в самый раз к Македонскому, – думал Афанасьев, – тот тоже отличался чрезвычайной скромностью».

Краем глаза он заметил лукавую улыбку Галлены… Перемещение в веселое правление славного царя Александра, прославившегося своими деструктивными наклонностями и самолюбованием, должны осуществить Вотан, его рыжебородый внук Эллер, а из людей к ним был прикреплен известный любитель древностей Пелисье, а также черт Добродеев, который, как он ни охал и ни ахал, тем не менее должен был принять участие в расхлебывании заваренной ими же самими каши. Сержант Васягин до сих пор хворал, и вместе с ним на даче Коляна (а они находились именно здесь) остались дионы Поджо и Анни, а также Ксения, наотрез отказавшаяся принимать участие в этом «бредовом занятии», как она выразилась. Даже грозные очи старого Вотана и молот Мьелльнир, которым грациозно помахивал Эллер, не вразумили упрямую девушку из Земли обетованной. Она даже вспомнила некоего Моисея Соломоновича из Бердичева, который… Впрочем, дослушивать ее на стали. Нужно было готовиться к приключениям, которые обещали стать очень занимательными.

– А как же иначе?.. – передернул плечами Женя Афанасьев. – Мы по-другому просто и не умеем. Особенно если путешествовать по мирам.

Женя несколько ошибался: приключения ожидали их не только в разных временных эпохах. ЭТО время тоже вскоре обещало стать чрезвычайно занимательным. Особенно если учесть, что новообращенные дикари бродили в окрестностях, развлекаясь разграблением дачных поселков – в том числе и того, в котором находилась дача Коляна Ковалева.

Первыми должны были уйти в прошлое участники «ленинской» миссии. Начало ее было прозаичным и даже будничным – всем участникам путешествия уже приходилось делать это неоднократно.

…Они сидели на берегу небольшой реки, протекавшей в незначительном отдалении от дачи Ковалева. Река была обязательным элементом перемещения и символизировала реку времени: таков был обряд. Галлена смотрела на Альдаира. Ковалев, облаченный в жилетку, пиджак и широкие старомодные брюки, в кепочке на коротко стриженной голове, напоминал мелкоуголовного элемента начала двадцатого века. Афанасьев был облачен во всё серое, неброское, Галлена – в неяркой блузе и юбке, вполне соответствовавшей одежде первых лет революции. Один Альдаир не внял просьбам спутников и напялил на себя какой-то непонятный балахон, более приличествующий средневековым монахам, чем буйной революционной публике начала двадцатого века.

– Поехали!.. – по-гагарински бросил Афанасьев.

Да, ЭТО уже было. Альдаир присел на корточки и опустил левую руку в воду. Правую он протянул Афанасьеву. Мощная кисть диона с длинными музыкальными пальцами на несколько мгновений ритуально застыла в воздухе, а потом Афанасьев, решительно – до отказа – выдохнув, вложил в десницу диона свою чуть подрагивающую холодную руку. Галлена присела на корточки рядом с Альдаиром, опустила в реку свою нежную правую руку, а левой безо всяких предупреждений вцепилась в кисть Коляна Ковалева – не по-женски мощно, отточенным, почти неуловимым для глаз а движением. Быстрота дионов по-прежнему оставалась недостижимой для людей. Альдаир чуть нараспев стал произносить ритуальные слова. Он говорил на своем далеком и непостижимом языке планеты Аль Дионна, но каждое певучее, томительно вытягивающееся незнакомое слово его речи укладывалось в мозгу людей так же просто и понятно, как если бы это был их родной: