Затмение сердца - Габова Елена Васильевна. Страница 12

Извиниться? За что? Я не хотела извиняться, потому что считала себя правой. Перед какой-то ограниченной учительницей извиняться. Очень надо! Ни за что! Да и пусть выгоняют! Если парень и девушка наедине в классе – значит какой-то там криминал? Даже если и криминал – целуются они, например. Что ж подсматривать и подслушивать?

– Что там у тебя? – шёпотом спросил Лёва, когда я вернулась в класс. Он смотрел на меня озабоченно, как родитель на своё чадо.

– Какая-то мура, – прошептала в ответ. – Потом расскажу.

Но прежде, чем Лёва задал вопрос – на меня посмотрел Захар. Конечно, все на меня посмотрели, как смотрят на всех, возвращающихся с допросов. Но я-то видела только Захара. Когда я смотрю на Кислицина, конечно, ничто вокруг не исчезает, но как будто все и всё покрывается легчайшим туманом, и я вижу только его лицо. Лицо с тёмными глазами в длинных ресницах и волосы, рассыпанные по плечам. И в этот раз Захар не опустил глаз, я первая опустила и вернулась на место счастливая, бережно храня этот взгляд на себе, а потом и в себе.

– Покровская, как тебя директор принимал? – спросил на перемене Тимка Певченко. – Чем угощал?

– Чаем с бисквитами, – ответила я.

– Горячим чаем?

– Очень, – сказал я. – Тимыч, скажи, если бы тебя попросили извиниться перед учителем – ты б извинился?

– Конечно! – не раздумывая, ответил Тимка. – А за что тебе извиняться? Ты кого побила?

– Биологическую Зою.

– О-о! А-а! Понятно! Из-за такой чепухи? Как ты её назвала-то? Я уж и позабыл.

– Шпионкой.

– По-детски назвала. Хотя правильно, конечно. Я видел, как она к дверям ухо прикладывала.

Зою Васильевну не любят. Уроки биологии скучнейшие. Кричит, чуть расшумишься. Ну и вообще она уже старушка, на пенсию пора. Нет, старушки всякие, конечно, бывают, я не против старушек. Вот у нас уроки технологии в школе ведёт старая женщина, лет шестидесяти. Но как она объясняет, как с нами общается, все мы у неё «солнышки», бежишь на эти уроки как на праздник. Жалко, они уже в девятом закончились. Шили юбки, фартуки, ночнушки, халаты, и всё носилось, между прочим, и всё получалось как в магазинах. А как делали салаты – парни под дверями скулили, и Вера Антоновна приглашала их торжественно отведать наши девчоночьи деликатесы. У неё были сиреневые букли – волосы она красила чем-то странным, и мальчишки звали её Мальвиной. Швейные машинки она почему-то называла «Колями». «Коля опять парик из ниток у тебя смастерил», – говорила какой-нибудь девчонке, когда у неё нитки в машинке путались. Мы от неё просто млели. И пусть она до ста лет на пенсию не уходит, всем только радость. А Зоя Васильевна – тоска зелёная, травка высохшая, осенняя сонная муха. Ой, я опять плохо о ней говорю. Не буду.

– Извинишься? – спросил Тимка.

– Нет. Я же права. Она шпионила.

– Да я видел. Пойду к директору, защитю тебя. Как правильно – защитю? защищу? – Тимка засмеялся. – А чем угрожают?

– Из школы пинком.

– Круто.

– Пусть исключают.

– Извинись, – сказал кто-то со стороны окна. Глухо сказал. Мне и видеть не надо было, кто это. Захар сидел на своём месте.

– Хорошо, – вспыхнув, ответила я.

И пересилив себя, сжав в кулак своё «не хочу», попросила прощения. Ведь Захар меня попросил.

Вечером я нашла весьма симпатичную астрологическую таблицу. И с головой окунулась в дебри астрологии. Было очень интересно. Я по гороскопу – Рак. Так вот, было написано, что Рак – самый чувствительный и эмоционально уязвимый из всех двенадцати знаков зодиака. Может жить самой богатой и самой мучительной жизнью. Ни у какого другого знака нет большей потенциальной нежности, чем у Рачка, никто не может быть более игривым, любящим. Если же у них нет возможности проявить эти чувства, Раки убегают от жестокой действительности в подсознание. В юности Раки – романтики, мечтают об идеальной любви. Они – тихая, глубокая вода. Их воображение опережает жизненный опыт. Их не стоит пытаться обмануть: Рачок очень внимателен к мелочам, всё отлично помнит и обладает мощной проницательностью. Рак – большой собственник и ревнивец. Смиритесь с тем, что вы принадлежите только ему и никому другому.

Читала и думала: Я! Я! Я! Вот почему девицу в жёлтом купальнике я была готова убить. Я же – собственник! У меня нет возможности быть любящей, я убегаю в подсознание, становлюсь отшельницей. Если честно я мечтаю о небольшом уютном домике или лучше хижине где-нибудь в лесу, чтобы жить там одной, иметь пару ружей, пару верховых лошадей и, пожалуй, всё. Да, я – «Рачка-отшельница», Артемида новоявленная. Ха! Понимаю, что это только мечты, не более. А вообще я с детства привыкла к одиночеству. Чаще всего в трудной ситуации я оказывалась одна, и горестями приходилось делиться только с дневником. А сейчас и дневник заброшен.

А вот что ещё было написано: Рак – творческая натура, причём не придаёт большого значения деньгам. А жертвами Рака становятся его близкие. Склонен к глупым поступкам, обидчив. И опять это было про меня.

Не всегда хватает полной уверенности в научной обоснованности всего этого потока информации – о звёздах и характерах, о влиянии на судьбы, о связи с Космосом. Я пока не вижу абсолютной закономерности в этих астрологических трактатах. Я знаю открытых и бесцельных Козерогов, неизящных туповатых Рыб, ограниченных Близнецов. Правда, это редкость. Лучшие представители своих знаков, как правило, соответствуют описаниям гороскопов. Или я себе просто внушаю это?

В самом начале своей астрологической заинтересованности – это было лет пять назад – я ошибочно подсчитала, что я Дева. И тут же нашла в себе признаки этого знака: и практичность, и капризность, и леность. Может эти качества и присущи мне, но они слабо выражены. Я не Дева, я Рак. Самый типичный его представитель. Короче, я заговорилась.

Сегодняшнее извинение перед биологичкой – из разряда глупых поступков, свойственных Ракам. А то, что я её оскорбила, поступок ещё более глупый. Я и так нечаянно ударила её дверью. Она и так своё получила. И мне нужно было просто гордо пройти мимо.

Я подошла к Зое Васильевне в учительской. Другие учителя тоже присутствовали – на радость биологичке. С отвращением к себе выдавила: «Простите». Она покровительственно похлопала меня по плечу и сказала: «Ничего, девочка. Бывает». Меня просто чуть не вырвало. Она вот что имела в виду: бывает, что ученики грубят учителям, что делать, она, бедняжка, потерпит. А по моему мнению, в её словах было совсем другое: бывает, что и подслушиваешь, шпионишь, что делать. Жизнь скучна, лишена всяческих увлечений, и хочется знать, как и чем живут другие люди. Особенно ученики. Что делают в кабинете Покровская и Капитонов. О чём говорят? Может быть, они целуются там? О-о, вот это уже преступление! Предать их анафеме! Старорежимная тётя. Жалко мне вас, Зоя Васильевна. Скучно живёте. Мне кажется, ваша любимая телепередача – «Пусть говорят», где всякие дурацкие страсти.

А вот эпизод о Лёве.

Мы топали в школу молча. У каждого в ухе по одному наушнику. Слушали музыку. Шли совсем рядом, касаясь друг друга плечами. Идти иначе проводок наушника не позволял.

На горизонте в проёме домов разгоралась утренняя заря. Ярко-красная полоса поднималась выше и выше. Люблю идти в школу при такой морозной погоде. Да, забыла сказать – зима началась. Вообще я люблю мороз. Летом – жару, зимой – мороз. А не вязкое тепло и зимой, и летом. Я всё люблю такое… откровенное, в полную силу.

Лёва выключил музыку и сказал:

– Вспоминаю тундру.

– Скучаешь?

– Да нет. Просто вспоминаю. Над ней зимой чаще всего такой вот рассвет, – Лёва кивнул на небо. – Морозный, а тундра вся синяя. Снег почему-то там синий. И такая она просторная, холмистая. А скучаю ли я? Да, скучаю. Но не по тундре. Природа здесь мне больше нравится. Деревья – это же чудо, это как музыка. А скучаю я без друга, там у меня друг был Мишка Бессонов.

– А почему с нашими парнями не зафрендишь?