Невеста опального герцога - Новикова Татьяна О.. Страница 2

– Господин Коэрли сбежал… ваш отец вне себя от гнева, – выпалила та шепотом.

***

Он ушел после ужина. Беспрепятственно перелез через забор и исчез в темноте. Без денег, без запасной одежды. Лишь в тех вещах, что были на нем. Это даже мне казалось неосмотрительным и глупым поступком. Ночи в наших краях холодные, температура опускается так низко, что пар изо рта идет.

Но Коэрли это не волновало. Он попросту сбежал.

Отец багровел от злости. Он кричал на прислугу, раздавал команды страже. Он поднял столько людей, что какой-то один мальчишка, как по мне, не стоил всей этой шумихи. Да и пусть бы он пропадал пропадом.

Папа так не считал.

– Вернуть живым! – рычал он. – Иначе я всех вас разжалую! Отправитесь мыть конюшни!

Служанки передвигались по стеночке, кухарка заперлась в своей каморке и неистово молилась во весь голос.

Я тоже старалась не высовываться зазря – когда отец в бешенстве, ему опасно попадаться на глаза. Он перестает себя контролировать и становится одержим. В таком состоянии он и руку может поднять, а потом даже не вспомнит. Хмыкнет только: «Сама подвернулась, нечего реветь», как говаривал в моем детстве.

Я не скажу, будто росла несчастливым ребенком. В достатке, с множеством нянюшек и служанок, что выполняли любую мою прихоть. Все они трепетно относились к моей матери, все называли меня госпожой и больше всего на свете боялись моих слез. Мои комнаты ломились от одежды и игрушек, мне добывали художественные книги из самой столицы. Когда во мне проснулась магия, мне выписали первого учителя. Пусть он и не учил меня тонкостям, но азы колдовского искусства привил.

У отца были и другие дочери, но они надолго не задерживались в нашем доме. Я помню девочек, чем-то неуловимо похожих на меня, что недолгое время гостили в поместье, а затем уезжали неизвестно куда. Папа говорил, что его раздражают «чужие дети». Он не считал дочерей от любовниц – своими. Пытался с ними сродниться, но в итоге попросту избавлялся как от ненужной тягости.

Он и к единственной «родной дочери» относился сухо. Но когда мне исполнилось шестнадцать, впервые заговорил о замужестве. Тогда-то его голос наполнился чем-то, похожим на нежность.

– Ты должна стать главой нашего рода и нести это бремя с гордостью, – объяснял отец. – Не мужчина будет управлять тобой, а ты – им. В этом твоя женская сила.

Я уверяла, что хочу учиться и работать, и отец вроде как не спорил, отмахивался только, как от назойливой мухи, что летает перед глазами. Как оказалось, решение его было непоколебимо, просто он не считал нужным спорить со мной – до поры, до времени.

Теперь мне восемнадцать, и меня едва не выдали замуж за нашего заклятого врага. Повезло, что «жених» решил сбежать.

Правда, радость моя длилась недолго.

Его поймали к рассвету. Во дворе донесся раскатистый смех – стражники ликовали. Я не спала и видела в окно, как молодого мужчину втащили во внутренний двор и бросили на землю словно мешок с картошкой. Он упал на неловко выставленные руки. Мой отец навис над ним и что-то сказал, взяв его подбородок в свои пальцы.

А затем ударил наотмашь.

Отец не прощал ошибок и не любил, когда кто-то шел против его мнения. Особенно – тот, кого он называл своей собственностью. Я не стала наблюдать за сценой расправы. Задернула тяжелые занавески, и спальня погрузилась во тьму.

Сердце моё колотилось как заполошное. Непонятный, липкий страх поселился под ребрами.

Мы встретились на завтраке. Лицо Алексиса выглядело ужасно. Кровавое месиво там, где еще вчера горело надменное выражение. Синяки и кровоподтеки.

Всё утро в него вколачивали необходимость послушания.

Отец завтракал молча, наш пленник – теперь уж точно пленник, а не гость – даже не притронулся к столовым приборам. Я старалась не смотреть в его сторону и без особого аппетита ковыряла пышный омлет.

Но мысли то и дело возвращались к молодому мужчине, что попытался пойти наперекор воле моего отца – и совершил непростительную ошибку.

Из-за стола мы поднялись вместе, стоило отцу закончить с завтраком и первому выйти из столовой. Едва его шаги затихли в отдалении, мы оба вскочили со своих мест.

– Постой. – Я поравнялась с Алексисом и сказала, обращаясь вроде как ни к нему, а в пустоту коридора. – Я немного знаю регенерирующую магию. Могу попытаться залечить твоё лицо.

Гарантировать наверняка ничего не могу, практики в моей жизни было маловато – но хуже точно не сделаю.

– Обойдусь без твоей заботы, – он поморщился, от чего треснувшая губа вновь закровоточила.

– Как скажешь.

Не собираюсь упрашивать. В конце концов, это нужно не мне, а ему самому. Я и так собиралась сделать большое одолжение. С чего у меня вообще проснулась к нему жалость?!

Мы разошлись по своим спальням. Не знаю, чем занимался Коэрли, но я не собиралась вечно прозябать в доме. Немного поучившись – всё же теоретическая магия сложна, если у тебя нет хорошего учителя, – я решила прогуляться. Проветрить голову после множества магических формул.

Уже у самой границы наших владений, за яблоневыми садами, я увидела человека. Он стоял, скрестив руки на груди, и взгляд его был устремлен вдаль. Туда, где протекала неспокойная река, холодная и полная подводных течений.

Этот ненормальный что, опять решил сбежать?!

Или утопиться?..

Меня одолел настоящий гнев. Нет, по-хорошему, мне должно быть безразлично, изобьют этого упрямого осла ещё раз или просто открутят ему голову за своеволие. Отец не прощает ошибок и третьего шанса точно не даст.

Насколько нужно быть упертым, чтобы не понимать очевидных вещей?!

Не знаю, почему меня так сильно задела непокорность нашего пленника. Возможно, потому что сама я не могла позволить себе даже треть его храбрости. Возможно, потому что не желала видеть отца в дурном настроении.

Но я пересекла разделяющее нас расстояние и строго спросила:

– Что ты здесь делаешь?!

Он оглядел меня с ног до головы, будто поначалу не узнал. Я переодела домашнее платье на походный костюм, состоящий из брюк и плотной куртки. В город бы меня отец в таком «неподобающем» виде не отпустил (хотя модницы давно уже боролись за право носить штаны), но по территории поместья ходить не запрещал.

Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.

– Стою, – ответил с мрачной ухмылкой.

– Если ты думаешь, что сможешь уйти… – я не закончила, Алексис перебил меня.

– Я прекрасно понимаю намеки с первого раза.

Он обвел пальцами свое лицо, опухшее и бледное.

– Зачем тогда ты пялишься на реку?

– Какая тебе разница? Может, мне нравится наблюдать за водой.

Почему-то меня злили эти слова. Злила беспечность, с которой Алексис Коэрли реагировал на происходящее. Злило то, что он может оправиться от побоев, встать и вновь посмотреть вдаль, словно ничего и не случилось.

– Я просто не хочу, чтобы ты доставил моему отцу лишние проблемы.

– Послушай, ты ведь не собираешься замуж. Так какая тебе разница, что со мной случится? Напротив, радуйся, если я решу вновь сбежать. Ну а если ещё и утону – тебе вдвойне повезет. Нет жениха – нет проблем.

– Вместо тебя отец найдет кого-то другого, – отрезала я тихим голосом. – Мы с тобой хотя бы оба этого не хотим, а другой…

– А другой жених будет не прочь наплодить потомство с юной красоткой Утенрод? – понимающе хмыкнул мужчина. – Что ж, звучит логично. Впрочем, ты плохо знаешь меня. Возможно, я передумаю сбегать и захочу, скажем так, познакомиться с тобой поближе?

Его ладонь накрыла мою щеку, и кожу обожгло волной жара. Прикосновение было теплым, почти горячим и совершенно бесстыдным.

Я отшатнулась.

– Пошел к дьяволу!

– Я уже там нахожусь. – Он махнул подбородком в сторону дома.

Я успокоилась только тогда, когда вернулась обратно к главному входу в поместье. По правде, я практически бежала, чтобы не видеть и не слышать этого ужасного, отвратительного человека. Чтобы не дышать с ним одним воздухом.