Душеприказчик - Краснов Антон. Страница 26

– Вы пейте, пейте. Алкоголь, как это именуют на Зиймал-ле, очень успокаивает нервы и способствует расширению сосудов. Главное – не перебарщивать.

– Это точно, эге! – пробубнил Эрккин, продолжая прочищать свои челюсти. – Да вы, значит, лучше ему много не давайте. А то он, как напьется, буен становится. Арранты ведь пить не умеют, Троллоп меня раздери. Как насосутся пойла зиймалльского, так хоть рядом не сиди.

Я запыхтел. Какая сволочь!..

Класус сказал совершенно непозволительным поучительным тоном:

– Да, да. Это верно. У нас нет традиции употребления подобных напитков. Собственно, землякам Ани в искусстве отравлять свои организмы нет равных в Галактике, наверно. Но с того времени, как адмирал Гальенно открыл миссию Избавления на Зиймалль-ол-Дез, арранты тоже изрядно навострились в умении отравлять свои организмы разными сортами зиймалльской водички. Особенно это касается… – он посмотрел на меня в тот момент, когда я, заведомо нервничая и тиская пальцами бокал, приноровился уже оприходовать очередную порцию виски, – молодежи.

Я мотнул головой и ответил раздраженно, ни на кого не глядя:

– Уж позвольте мне, Класус, самому решать, как и чем отравлять свой организм. Молодой организм! А напиток у вас хорош, – продолжал я с веселой злостью, нагло глядя ему прямо в лицо, – что, больше нет? А то бутылочка иссякнет, знаете ли! Да и Аня, верно, меня поддержит.

У Класуса еле заметно дрогнули углы рта. Но он не успел мне ответить. Потому что опять встрял Гендаль Эрккин. Он разве что не со скрежетом почесал свое заросшее густой щетиной горло и сказал небрежно:

– Да ладно, Рэм, оттягивать на соседа. Просто он, верно, больше тебя Ане понравился, вот ты и бултыхаешься. А че? Ты еще зеленый против него. И не пей, а то опять одуреешь, как сам знаешь где. (И все это он говорит в присутствии и зиймалльской девушки, и этого сладкоречивого Класуса!) Эге. А твой кот, кажется, нагадил ей в сумку. Воняет вон как.

И он пнул Меха так, что бедный котяра отлетел шага на три, шмякнулся о стену и сполз на пол с полным возмущения и обиды воплем.

Ну все!!!

Мое терпение лопнуло. Я подскочил, словно меня ужалил бешеный буррит, и, схватив с металлического пола климат-камеру кота, из которой мой питомец давно сбежал, в ярости швырнул в Эрккина. Эта сволочь мотнула башкой, уклоняясь, и массивный ящик, пролетев мимо, с грохотом бухнул в переборку.

– Да как ты смеешь со мной так разговаривать и так себя вести, урод?! – в бешенстве завопил я, брызгая слюной. – Ты, жалкое ничтожество, вонючка, который даже за столом, лопая свою жратву, рыгает и портит воздух! Засранец, скотина, тварь! Ты вообще хоть понимаешь, что тебе за счастье со мной в одном помещении находиться, ушлепок каторжный?..

Тут я осекся. В глазах Гендаля Эрккина, Пса с Гвелльхара, вдруг появилось что-то звериное, бессмысленно-свирепое, скулы отвердели, а на мощной шее веревками вспухли жилы. Он сжал кулаки. Неожиданно Аня поднялась со своего места и объявила следующее:

– Вот что, мужчины. Вы тут можете выяснять отношения и дрессировать своего кота… кстати, он на самом деле… уф! (Да, запах пошел – не ошибешься!) А я пока пойду прогуляюсь.

Она вышла, и я уже не смотрел ей вслед и не наблюдал великолепного танца ее бедер при ходьбе, потому что бешенство вытеснило все остальные чувства. Я остался наедине с двумя соседями, каждый из которых раздражал меня по-своему. Эрк-кин вызывал у меня крепкое, словно основательно выдубленная шкура животного, и так же скверно, по-звериному пахнущее отвращение. Остро инстинктивное, не основанное на каких-то конкретных причинах. Совсем другое дело – Рэмон Класус, этот экзотический персонаж в ладно пригнанной по фигуре одежде, весь такой приглаженный, причесанный, с круглым лицом и круглой речью, без единого острого угла и характерной черты. И если в Эрккине меня не устраивало именно это намеренное выпячивание застарелых грубых привычек, нежелание как-то поступаться своими свинскими принципами – то Класус, кажется, тем и бесил, что у него не наблюдалось ни принципов, ни отличительных особенностей, ни каких-либо выпуклых черт вообще. Смазанный, неяркий тип, способный убалтывать длинными, красивыми и круглыми словами, от которых рано или поздно начинала кружиться голова.

– Ты вот что, – сурово сказал Эрккин, и я невольно попятился. – Ты вот что, малец. Ты мне не хами. Тебя мне твой отец вверил, и я за тебя в ответе. Даже если пользы твоей ради мне тебя покалечить придется, то все равно это мой долг, понял? А долг прежде всего, понятно тебе? Я нарочно говорю при постороннем, ты на него не косись так дико, ясно?

Не буду кривить душой: я оторопел. Даже более того, я испугался, испугался до такой степени, что у меня застучали зубы, а когда я хотел сказать ему что-то в ответ, язык прилип к гортани.

С выражением нечеловеческого терпения на круглом лице Рэмон Класус сложил на груди ладони и вымолвил (таким голосом заговорила бы, верно, ожившая сладкая патока):

– Да что вы, в самом деле? Не ссорьтесь, друзья. В конце концов, я вас прекрасно понимаю: смена обстановки, опять же условия тут не самые комфортабельные, да и беспокойства с этим котом… гм. Так что не нервничайте и постарайтесь успокоиться, выпейте вот лучше еще немного этого виски, друзья!

– Какие мы тебе друзья?! – сказал я ему сквозь зубы. То есть хотел сказать. Быть может, даже и сказал бы, не застучи эти самые зубы так, что дробь раскатилась по всей каюте. Но тяжелые складки на лбу Эрккина, кажется, уже начали разглаживаться. Он разжал огромный кулак, брякнул о столешницу всей пятерней и буркнул:

– Ладно. Проехали… Плесни-ка и мне чуток, сосед. А то вон что – до того доспорились, что девчонка от нас сбежала. А еще говорят, будто мы, гвелли, сварливые и злобные! Чем же вы, арранты, лучше, если разве что в глотки друг другу не вцепились.

– Простите, Эрккин, – вежливо, но твердо прервал его Рэмон Класус, – но мне кажется, что мой уважаемый тезка со мной вовсе не конфликтовал. Что же касается глоток, в которые должно вцепляться, то такой градус ссоры невозможен. Кстати, именно в вас он швырнул климат-камерой своего кота, а не в меня, не правда ли? А у меня к тезке никаких претензий. Я могу понять его нервное поведение. В конце концов я допускаю, что он попросту чувствует себя не в своей тарелке, не так ли? Конечно же все мы можем оказаться НЕ ТЕМИ, за кого себя выдаем.

То ли мне показалось, то ли на самом деле – но на этой фразе, самой по себе достаточно странно сформулированной, он многозначительно на меня посмотрел и криво улыбнулся. Я вскочил и прошелся по каюте. От стены к стене. Туда-сюда, раз и другой, с крутыми разворотами на пятках. Я наклонился и взял в руки климат-камеру кота, который продолжал остолбенело сидеть в углу. Я покрутил камеру в руках, снова поставил на пол и, глядя исподлобья, спросил:

– НЕ ТЕМИ, ЗА КОГО СЕБЯ ВЫДАЕМ? Что вы хотите этим сказать, господин Класус? Лично я ни за кого себя не выдаю. Я – пассажир этого ржавого «шалаша», и вам совершенно достаточно знать обо мне только это. Так что не надо! Я выдаю себя за самого себя. Понятно выразился?

– Немножко коряво, но в целом доступно. А раз так, что ж вы так разнервничались из-за моей невинной, по сути, фразы? – подчеркнуто доброжелательно спросил Класус.

– Разнервничался?!

– Да. Я же наблюдаю за вами. Полет длинный, скучный, а вы, признаться, примечательный попутчик. В чем-то даже более интересный, нежели наша зиймалльская соседка. Взять хотя бы вашего кота, ваш лейгумм… Прибор стоимостью восемьсот инфоциклов редко можно встретить у пассажиров таких развалюх. Повторяю, вы очень интересный человек, Рэмон.

– Так, – сказал Эрккин. – Чего-то сегодня Рэм не в духе. Пойду лучше прогуляюсь. Авось развеюсь. А то вы что-то развоевались, прямо как вон там! – И он кивнул на экран, где в очередной раз демонстрировались головокружительные батальные сцены. – Ладно. Вы бы тоже, Класус, не очень языком-то… а то у него дурной характер, у Рэма-то. Ну, не скучайте. Пойду в навигаторскую смотаюсь, гляну, где мы сейчас.