Безумие толпы - Пенни Луиза. Страница 25

Технари тащили провода, компьютеры, столы, стулья, доски.

Не сказать, что тут творился хаос, но нечто весьма родственное ему.

– Словно кто-то сунул окский сыр [45] в потный носок, завернул в старую кожуру банана, а потом сел на него, – поморщилась Изабель. – И просидел десять лет.

– А-а-а, – сказал Гамаш. – Вы об этом.

– А мне нравится, – заявил Жан Ги.

Арман рассмеялся.

– Может, тут есть менее вонючее место? – спросила Изабель, оглядываясь. – Например, душевая.

Месье Вио вернулся с листком бумаги – он переписал имя и номер телефона человека, с которым встречался неделей ранее.

– Merci, – сказала Лакост.

Она прочла написанное, потом показала Гамашу и Бовуару.

Выражение их лиц не изменилось.

Эдуард Тардиф.

Удивило их только то, что Тардиф даже не попытался назваться другим именем.

– Есть тут где-нибудь место потише, чтобы нам поговорить?

– Я могу поставить стол и стулья на сцене наверху, если хотите, – предложил смотритель.

Пока Вио занимался этим, полицейские вышли на свежий воздух. Изабель сделала долгий-долгий, глубокий вдох.

Гамаш прищурился на солнце и показал на здание неподалеку:

– Там кабинет ректора Паскаля.

Построенное из плитняка здание было очень старым, очень привлекательным, с ярко-красной металлической крышей, имеющей наклон лыжного трамплина, – такие крыши характерны для patrimoine québécois [46]. Дом был построен век назад, и он сохранился в своем первозданном виде. Он являл собой резкий контраст брутальной архитектуре спортзала, возведенного в начале шестидесятых.

– Оттуда хорошо виден спортзал.

– Да, но ректор говорит, что заглядывал ненадолго в свой кабинет несколько дней назад. И ничего не видел.

– Он так говорит? – спросил Бовуар. – И вы ему не верите?

– У ректора склонность к фантазиям, но… – Гамаш задумался на несколько секунд. – Думаю, он не лжет.

– Между прочим, он мог спокойно войти в спортзал, – заметил Бовуар.

Гамаш попытался представить, как Отто Паскаль крадется к бывшему спортивному залу, открывает дверь, проходит внутрь и прячет пистолет. Но воображение не справилось с задачей.

Дверь у них за спиной открылась, и месье Вио сказал:

– Все готово и ждет вас.

Прежде чем подняться на сцену, Гамаш поднырнул под полицейскую ленту и прошел в середину зала. Обугленное пятно на полу указывало, где были взорваны хлопушки. И откуда производились выстрелы.

Он стоял почти там же, где находился Тардиф. Почему на таком большом расстоянии от сцены? Почему стрелок не подошел ближе, чтобы поразить цель наверняка?

Может быть, он вовсе и не хотел попадать в нее. А может, Тардиф предполагал, что с этого места ему будет проще бежать.

Гамаш посмотрел на двери. Да. Выигрышное место для того, кто планирует побег. Но не самое подходящее, если в планы входит убийство профессора Робинсон.

Он посмотрел на пол. На предметы, оставшиеся там, после того как люди в толкучке устремились к дверям.

Рядом с обожженным пятном лежала зимняя шапочка «Абс». Безошибочно узнаваемая вязаная красная шапочка с большой буквой C для фанатов хоккейной команды «Монреаль Канадиенс», которых любовно называли «Лез абитан». «Абс».

Такие шапочки были очень популярны. Почти у каждого квебекца имелась такая. И Гамаш не сомневался, что и у него есть – лежит где-то среди зимней одежды.

И все же…

Он подозвал одного из техников и попросил, чтобы шапочку упаковали и отдали на лабораторный анализ.

Поднявшись на сцену, Гамаш подошел к ее краю и оглядел зал. Он стоял, сцепив руки за спиной, как капитан корабля, оглядывающий горизонт: не появилась ли земля. Или айсберг. К нему присоединились Жан Ги и Изабель. Встали по бокам от него.

– Вы о чем думаете, patron? – спросила Изабель.

– Я думаю, что месье Тардиф стоял дальше, чем следовало.

Она удивленно посмотрела на него. Удивленно – потому, что сама не обратила на это внимания.

– Верно. Почему же он не подошел поближе? – нахмурился Бовуар. – Тогда бы он не промахнулся.

– Может, поэтому и не подошел, – сказал Гамаш, подходя к столу в центре сцены. – Еще один вопрос к нему.

Смотритель вернулся с тарелкой песочного печенья в виде рождественских елочек и снеговиков, с серебряными шариками, похожими на крупную дробь и в такой же мере съедобными.

Еще он принес три кружки крепкого горячего чая.

Полицейские поблагодарили его и приложили ладони к кружкам. Зима проникла в большое пустое помещение, и руки сами искали тепла.

Старший инспектор кивнул, и Лакост с Бовуаром сообщили ему об их разговоре с Вио.

– Похоже, цель посещения спортзала Эдуардом Тардифом состояла в том, чтобы отвлечь смотрителя, а кто-то другой в это время спрятал в помещении хлопушки и пистолет, – сказала Изабель.

– Вероятно, его брат, – предположил Бовуар. – Копы в Абитиби не оставляют попыток найти его, но вполне возможно, что его там нет. Мы разослали его фотографию и данные о нем.

Гамаш сделал глоток чая и посмотрел на помятую шапочку «Канадиенс», все еще лежавшую на полу.

– Если предположить, что сообщником был не его брат? – сказал он, пытаясь вообразить это. – Если предположить, что сообщник во время лекции тоже находился здесь? Он явился сюда несколькими днями ранее и спрятал эти вещи.

Гамаш говорил, а перед его глазами мелькали, как в фильме, мысленные образы. Мужчина в шапочке «Абс» входит в зал вместе с толпой. Потом он ускользает из зала. Возможно, идет в туалет. Берет из своего тайника хлопушки и пистолет. Незаметно вручает пистолет Тардифу.

– Может быть, он должен был привести в действие хлопушки, посеять панику, – сказала Изабель, – чтобы Тардиф в это время мог стрелять без помех.

– Может быть, когда после взрыва хлопушек все бросились к дверям, он собирался подбежать к сцене, – выдвинул свою версию Бовуар, – и, воспользовавшись суматохой, застрелить профессора.

– Но почему тогда для начала не подойти поближе? – спросил Гамаш.

– Возможно, он так и планировал, но, увидев вас и агентов перед сценой, понял, что после выстрела ему не уйти, – рассуждал Бовуар. – Его шансы на побег повышались, если он занимал более отдаленную от сцены позицию.

– Ладно. Мы должны продолжать поиски брата Тардифа, но не упускать из виду, что в деле мог участвовать кто-то другой, – сказал Гамаш. – А как насчет осветителя и звукооператора?

– Они студенты, – сообщил Бовуар. – Не исключено, что Тардиф заплатил им, чтобы они захватили с собой кое-что в упаковке. А что внутри, они не знали.

– Но разве они не должны были бы заявить об этом? – заметила Лакост.

– У вас не было детей студенческого возраста, – усмехнулся Гамаш. – Это все равно что жить в одном доме с хорьком.

Он вспомнил о Грейси и подумал, что они, вероятно, именно так и живут.

– Я поговорю с ними, – сказал Бовуар. – Я знаю, как к ним подойти.

– С каких это пор? – спросила Изабель.

– С тех пор, как мне вручили служебный пистолет. Мы еще не должны забывать о смотрителе.

– Oui, – согласился Гамаш.

С месье Вио следовало поговорить, хотя Гамашу не хотелось думать о нем как о соучастнике.

Итак, на жизнь профессора было совершено преднамеренное покушение. И хотя лекцию не предваряла рекламная кампания, все же был человек, который одним из первых узнал о предстоящем мероприятии, располагал достаточным временем для подготовки к покушению и лучше всех знал помещение, где ожидалась лекция: смотритель.

Впрочем, думал Гамаш, глядя в огромное окно на административное здание, был и другой человек, имевший еще большие возможности.

Глава тринадцатая

Они слушали, а старший инспектор Гамаш рассказывал о своем разговоре с двумя ректорами университета: действующим и почетным.

– Ничего особенного, – признал Гамаш, закончив рассказ. – Главным образом я отвечал на их вопросы.