1938: Москва (СИ) - Богданов Сергей. Страница 31

Поскольку для контрабандиста такой куш был слишком велик, контрабандист поклонился этим графиком главе одной из гонконгских банд, которая, в том числе, поддерживала тесные контакты с маршалом Цзян Цзеши через его шурина. После этого график попал к Юлань (работавшей под псевдонимом, Сяо Хуань, «жена Хуань»), которая владела стареньким номерным легким авианосцем японской постройки, носившим на борту гордые иероглифы «Императрица Цы Си».

Агенты Сяо Хуань вышли на Сереброва и Голуа в Сайгоне, где Голуа лечился после легкого ранения, полученного в одном из боев затихающей Тихоокеанской войны между японско-гавайским союзом и Британией. Оба наемника искали легкий заработок, поскольку один летал на минимальном финансовом пайке, за формально родные Гавайи, а другой без контракта, просто потому что не повезло оказаться не в то время не в том месте. Серебров, бегло говоривший по-китайски, на время стал главным в их с Голуа паре и отвечал за взаимодействие с дирижаблем и переговоры с Сяо Хуань.

План был практически очевиден и родился почти сразу, а реализован был через неделю после рождения. Звено эскорта, состоящее из строевых летчиков второй линии (вся первая линия сейчас двовевывала с японцами над Полинезией и к югу от атолла Джонстон) имело мало шансов против двух профессиональных воздушных волков.

Дальше наемникам предстояло смыть с самолетов японскую изумрудную окраску и красные «хиномару» с крыльев и решить, что делать с двумя пудами золота. Сяо Хуань достались более ценные для Цзян Цзеши и ее самой вещи: полторы тысячи винтовок, сто пулеметов, патроны к ним, консервы и две тонны лекарств.

Для британского командования все было ясно — транспортник атаковал и выпотрошил одинокий японский рейдер. Дерзость дальнего рейда и сочетание «мокё» и «уильям-кольта» было вполне типичным для Императорских ВВС, закупавших техасскую технику вместе с техасским горючим. Все свидетели видели, что захват произвели азиаты (штурмовики Сяо Хуань действительно были японцами с Формозы). С пленными обращались весьма корректно, помогли отремонтировать два двигателя и оказали помощь раненым.

Японское командование имело, судя по всему, какие-то догадки относительно случившегося. Но пропажа вражеского дирижабля с вооружением почти для целой десантной бригады вполне примирила его с фактом противоправного использования японских опознавательных знаков.

Профсоюз придерживался политики «мы не спрашиваем — ты не говоришь». Формально и Голуа и Серебров до подписания мира выступали как добровольцы от лица гавайско-японского альянса, поэтому участие в захвате законной цели, британского дирижабля, невозможно было квалифицировать как пиратство. Они на тот момент не были связаны никаким контрактом или обязательствами перед Профсоюзом, а подробности их соглашения с третьей стороной, даже если бы они просочились, никого не интересовали. Кроме, возможно, англичан, но уж им точно никто не собирался ничего говорить.

Через две недели между двумя империями, как иронично выразилась «Паризьен», потерпевшими заслуженную боевую ничью, был подписан Сайгонский мир, а британские винтовки уже трещали на фронтах японо-китайской войны.

После этого Голуа вернулся через Сайгон и международный Панама-Сити в Новый Орлеан, а Серебров появился в Нагасаки, где сделал весьма внушительный вклад в местном отделении «Сосьете Женераль». Потом он добрался на Оаху, вручил солидный подарок к годовщине заключения контракта Судзуме-сан, получил от правительства короля Каланиана-оле наградные шнуры, продал откапиталенный «мокё» одному из местных асов и на флагмане гавайского пассажирского флота «Хаумеа» отбыл вместе с Судзуме в Швейцарию.

Все это время в одном из цехов в предместьях Праги собирался заказной А.300 (заказан через отделение Профсоюза в Шанхае, оплачен из Нагасаки), который ему вскорости предстояло опробовать в бою против поляков, во время Моравского Инцидента. А чуть позже — крылом к крылу с ВВС Советской России над Маньчжурией, уже на все деньги, против тех, кто пожаловал ему бело-оранжевую звезду за спасение экипажа и пассажиров «Принцессы Фукуда».

Серебров считал, что застрял в Советской России на слишком долгий срок. Он твердо решил, что, завершив завтрашнюю работу, он соберется и улетит к Судзуме-сан. И на полгода забудет о любых опасных приключениях, какие бы доходы они ни сулили.

1938 М-14

Надо бы поболтать с Голуа насчет завтрашнего вылета. Даже в пространстве Советской России приятнее добираться до точки встречи с авианосцем кучей, а не в одиночку, да и вероятный предстоящий бой тоже хотелось бы проиграть на пальцах. Понятно, что они друг друга знают, как облупленные, с манерой вести бой оба познакомились уже давно, но практика никогда не бывает лишней.

Он вышел из круга, образованного пуленепробиваемыми ширмами. На выходе уже стояли двое в голубой форме с автоматическими карабинами. Пусть это Ходынка, расположенная в сердце Советской России, но Устав есть Устав — самолет, заряженный и подготовленный к выполнению контракта, обязательно должен охраняться силами Профсоюза или силами суверенной территории, с которой у Профсоюза был заключен договор о силовом взаимодействии.

— Одиннадцатый ангар? Капитан Серебров. Мне нужен капитан Марсель Голуа, владелец «девуатэна»…

— Алло, это Голуа.

— Добрый день, Марсель, это Аржан. Не против, если я сейчас подойду обсудить предстоящий вылет?

— О чем речь, приходите. У меня как раз скоро начнут грузить ленты.

Положил трубку, в голове мелькнула мысль: странное дело человеческие взаимоотношения. Десять лет знакомы, не одну ленту вместе сожгли, но на земле они с Голуа были строго на «вы», хоть и по имени, по-английски и по-французски. В воздухе — на «ты» и, соответственно, только на французском. Странно, но, пока работает, зачем что-то менять?

В ангаре 11 царило такое же оживление: предвкушение боевого вылета, рабочий азарт и хорошо спланированная суета.

Техник с лентами оружейника на рукаве крутил ручку, а двое других направляли ленту, набитую пушечными снарядами. Двадцать миллиметров, увесистые маленькие демоны с набитыми потенталом черными головами, увенчанными алюминиевым колпачком самовзводящегося взрывателя, сто штук. Из-за того, что танковая автоматическая пушка была установлена в развале V 12-цилиндровой «Испано-Сюизы», подковообразный зарядный ящик дополнительно охлаждался или обогревался через маленькие заборники снизу и по бокам от основного радиатора.

Все это он видел, пока они с Голуа занимались «воздушной гимнастикой» — водили в воздухе руками друг за другом, отрабатывая на земле взаимодействие в будущем полете.

Зарядка оружия вообще была «любимой» для всех техников, обслуживавших «дэвуатэны» процедурой: ради экономии места и оптимальной развесовки самолета, обеспечивающей прекрасные пилотажные качества, вооружение прятали так, что для загрузки боеприпасов приходилось применять специальные миниатюрные конвейеры или раздевать целые секции фюзеляжа — казенные части длинноствольных пулеметов находились в районе ног летчика. Что приходилось делать для замены вооружения, лучше было не думать: машина, разработанная коллективом легендарного Жана Готье и молодого, но зубастого Марселя Дассо, по праву носила прозвище «мечта летчика — кошмар механика». Чисто французский подход к самолетостроению: мы будем делать машины, которые нравятся летчикам, которые отлично летают и стреляют лучше других, а какими средствами это будет обеспечено — не интересует никого.

Специальные замковые болты и быстро расстыковывающиеся панели немного упрощали задачу, но на фоне других машин со специальными люками, а то и просто с оружейными установками, которые отсоединялись и опускались вниз на специальном едином лафете, "дэвуатэн" проигрывал. Для строевой машины профессиональный инструмент наемника был не сильно удобен: слишком долгая оборачиваемость и к каждой машине нужно приславлять отдельную команду механиков, просто потому, что длинную капотную панель надо снимать хотя бы вдвоем, иначе погнется под собственным весом.