Тишина (ЛП) - Блэр Э. К.. Страница 46

Он ничего не говорит, только тянется, чтобы взять меня за руку, что никак не уменьшает моего беспокойства. Я смотрю на него, когда мы въезжаем в этот район, и в его глазах появляется выражение, которого я никогда раньше не видела. Мой желудок выдерживает вес в тысячу фунтов и мне хочется кричать во все горло, чтобы он ехал быстрее!

В тот момент, когда он сворачивает на Фэрвью, я вижу знак.

Я никогда не знала, какой поворот судьбы уготован мне в тот день. Но когда я оглядываюсь назад, я должна была знать. Это было уже слишком. Слишком много свободы. Слова были слишком сильны. Чувства были слишком сильными. Правда была повсюду вокруг меня, но я была слишком поглощена своей сбывшейся мечтой, чтобы осознать злого врага, который не мог просто оставить меня в покое. Если бы я была внимательнее, я бы сказала ему больше. Я бы позаботилась о том, чтобы он знал каждый удар моего сердца, о том, как глубоко я всегда любила его, и каким абсолютно совершенным я всегда считала его. Однако он был эгоистичен, и я не могу его винить. Потому что, оглядываясь назад, я знаю, что он хотел увидеть мою улыбку, чистую и искреннюю, в последний раз. Я ни за что не смогла бы дать ему это, если бы знала, что за этим последует.

Я распахиваю дверь прежде, чем Деклан останавливает машину и подбегаю к теперь пустующему дому. В полной панике я дергаю входную дверь и когда она не поддается, я заглядываю в окна. Мое сердце вырывается из груди и падает в глубины огненного ада. В очередной раз я сталкиваюсь с запахом трагедии.

— Где он? — спрашиваю я. Я кричу, когда Деклан идет по подъездной дорожке. — Где он? — спрашиваю я.

— Детка, пожалуйста.

Он тянется ко мне, но я хочу не его прикосновения, поэтому я шлепаю его по руке, кипя: — Не прикасайся ко мне, черт возьми!

От него разит виной.

— Скажи мне, где он!

Он смотрит на меня с жалостью.

— Он ушел.

— Куда?

— Давай вернемся в машину.

— Нет!

Я не могу пошевелиться.

Я не могу дышать.

Все, что я могу делать, это стоять здесь, превращаясь в кровоточащее месиво, в то время как каждая часть того, что делает меня человеком, покрывается волдырями в монументальной агонии. Они растут, наполняясь кислотой сердечной боли только для того, чтобы лопнуть и опалить меня изнутри.

— Ты знал, — горько обвиняю я, мои руки сжаты в кулаки по бокам. — Ты знал, не так ли?

— Да.

— Ты невообразимый ублюдок! — Я кричу, отвешивая ему пощечину, и он принимает ее. Я снова даю ему пощечину, а затем ударяю кулаками в его грудь, заставляя его отшатнуться.

Он не сопротивляется мне, когда я кричу на него сквозь слезы:

— Как ты мог?

Еще одна обжигающая пощечина.

— Ты закончила меня бить?

— Нет! — выплевываю я, упираясь ладонью ему в плечо, и в этот момент он хватает меня за запястье.

— Как ты мог не сказать мне?

Он дергает меня за запястье, заставляя заключить в свои объятия, но я не хочу его объятий — я хочу своего папу.

Я сопротивляюсь его хватке, но он доминирует над моей силой и заставляет меня вернуться на подъездную дорожку и сесть в машину. Шок пронизывает мой организм, когда я смотрю на вывеску «Продается» во дворе перед домом.

Деклан садится в машину и говорит ровным и контролируемым тоном.

— Мне так жаль, детка.

Соль моей боли разъедает мою плоть, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

— Мне нужны ответы.

— Его поймали, — признается он.

— Нет, это не правда, — кричу я, не желая ему верить.

— Они позволили ему провести этот последний день с тобой, пока они опустошали дом.

— Нет.

— Он ушел.

— Нет!

И именно в этот момент мир сошел со своей оси и рухнул в ничто. Я существовала только в царстве пустого пространства. Я не знаю, что произошло дальше. Я не помню, как мы возвращались в отель. Я не помню, как легла спать. В ту ночь ничего не существовало. Я предполагаю, что боль, должно быть, была настолько невероятно мучительной, что я не могла ее терпеть, и все мои чувства обострились. Может быть, это было нечто большее, что избавляло меня от необходимости носить это воспоминание с собой всю жизнь. Что бы это ни было, что спасло меня от ужаса той ночи — спасибо тебе.

Глава 27

Я сижу в своей машине с пистолетом и наблюдаю за Арчером и его дочерью на пляже. Они не обращают на меня внимания, так как я нахожусь достаточно далеко от их машин, но мои глаза ни на секунду не отрываются от них.

Я беспокоился с тех пор, как мне позвонили и сообщили об их новом местонахождении, и теперь, когда я здесь, это беспокойство достигло небывало высокого уровня. Когда кто—то поступает с вами неправильно, это просто так не исчезает. Он гниет и маринуется, разрастаясь как лесной пожар. Я думаю о своем брате, который потерял свою свободу. Он сидит в тюрьме уже больше десяти лет. Его жена потеряла своего мужа. Его дети потеряли своего отца. Мои родители потеряли своего сына. Это волна разрушения, и Арчер заплатит за все, что он разрушил. Но это не моя расплата — это расплата моего брата.

Когда это маленькое семейное воссоединение завершается, я выезжаю из дома на своей машине и жду, пока машина Стива проедет дальше по улице. Ему не требуется много времени, чтобы уйти, и я осторожно следую за ним. Как только мы добираемся до Гиг—Харбор, движение редеет. Петляя по густо заросшим лесом переулкам, пришло время идти.

Я нажимаю ногой на акселератор и сворачиваю на двойную полосу. Когда моя машина поравнялась с его, я вывернул руль и столкнул его с дороги в кювет. Быстрыми движениями я подхожу к его машине, направив на него пистолет.

— Открой гребаную дверь.

Он открывает, умоляя:

— Бери все, что хочешь, но пож...

— Никаких разговоров, — я приставляю дуло к его лбу, когда он смотрит на меня с ужасом. — Это месть за моего брата. Ты сдал Карлоса Монтего федералам, и теперь он проведет остаток своей жизни за решеткой.

Его глаза вздрагивают, когда я упоминаю имя моего брата.

— Он сказал мне убить тебя, но я собираюсь дать тебе выбор, — говорю я ему, издеваясь над ним, потому что, что бы он ни говорил, он умрет. — Я знаю, что твоя дочь здесь и остановилась в «Жемчужном крае».

— Нет, пожалуйста, не надо...

— Выбирай. Ты умрешь или она умрет. У тебя есть пять секунд.

Я передергиваю затвор и досылаю патрон в патронник, когда он настойчиво умоляет:

— Убей меня. Не причиняй вреда моей...

Выстрел.

Я делаю два выстрела ему в голову, и он безжизненно падает на землю, из него сочится темно—бордовая кровь. Быстро убирая пистолет в кобуру, я оглядываюсь, но по—прежнему не вижу ни одной машины. Я хватаю его под мышки и тащу его тело в лес. Адреналин, бурлящий в моих венах, помогает мне двигаться с огромной скоростью. Швыряя этого ублюдка за кучу кустарника, я бегу обратно к своей машине и уматываю оттуда с трепетом мести, охватившим меня.

Все кончено.

Глава 28

Элизабет

Дождь барабанит в окно, его частицы одиноки и унылы, ожидая, когда к ним присоединятся другие капли дождя. И как только они соединены, они падают, стекая по стеклу. Я лежу в постели на боку и наблюдаю, как этот бесконечный узор повторяется снова и снова. Я уже некоторое время не сплю — не знаю, как долго, но достаточно долго, чтобы заметить, что шторм усиливается каждые несколько минут или около того.

Мрачные тучи нависают, как вуаль, окутанная мраком дисфории. Я знаю, что солнце где—то там, далеко—далеко. Оно отказывается проливать на меня свой свет, но это нормально. Я все равно этого не хочу. Я лучше утону в своих страданиях, чем буду осмеяна ослепительным сиянием.

Тяжесть руки Деклана, когда он кладет ее на мое бедро, предупреждает меня о его пробуждении. Часть меня злится, что он знал и не сказал мне, что вчера я в последний раз видела своего отца. Но в то же время мне нужно, чтобы он был рядом, и чтобы между нами не было вражды. Он продолжает доказывать, что он единственный человек, на которого я могу положиться. Он — все, что у меня осталось, снова.