Телохранитель поневоле (СИ) - Серебрянская Виктория. Страница 38

Фейтерре покосился на подъездную дверь, и я напряглась, поймав этот взгляд. Однако Диллону снова удалось меня ошарашить:

– Ты завтра снова работаешь? – Я изумленно кивнула. – А когда выходной?

– Я работаю пять через пять. То есть, мне еще три дня до выходного работать. А что? – осторожно спросила в свою очередь.

Диллон вопрос проигнорировал:

– Хорошо. Тогда поговорим, когда тебе не нужно спешить домой и ты не будешь такой уставшей. А сейчас спокойной ночи!

Он поймал мою свободную руку и поднес мои пальцы к губам неизвестным, но таким галантным, изящным жестом. Горячее дыхание скользнуло по озябшей коже. И мое сердце сделало в груди кульбит, когда губы Диллона легко коснулись моих пальчиков…

В эту ночь я засыпала, глядя на маленький букет, стоящий в обыкновенной банке за неимением вазы. И почему-то мне в темноте мерещились вместо звездочек никусов горящие как расплавленный лазерный луч глаза Диллона Фейтерре…

***

Идя утром на работу, я неожиданно поймала себя на том, что восторженно ожидаю, что принесет мне сегодняшний день. Что глупо улыбаюсь хмурому серому небу и мелкой мороси, которую сыпали мне на голову сердитые тучи. У синоптиков опять что-то сломалось, и они не считали необходимым напрягаться ради жителей резервации, а потому с утра было неприглядно, мокро и ветрено. Но несмотря на то что мне пришлось до бровей укутаться в парку, я шла и улыбалась каждому, кто попадался навстречу.

Такое глупое поведение явно привело бы к неизбежному допросу у Линды. Но сегодня за стойкой бара стоял Видард: сухощавый и неразговорчивый мужчина средних лет с самодельным протезом вместо правой руки. А ему до меня дела не было. Когда я впервые увидела Видарда, то меня пробрал озноб: наш второй бармен не считал необходимым носить одежду с длинным рукавом и скрывать от посторонних глаз металлические спицы и шарниры, микросхемы и какой-то совершенно жуткий пучок проводов внутри конструкции, заменявшей ему руку до локтя. Иногда там что-то искрило. И тогда я с ужасом ожидала, что протез закоротит. Но Видард сжимал в кулак механическую руку, опускал ее под стойку, а через пару секунд уже как ни в чем не бывало, выполнял свою работу. А рука больше не искрила.

Мое шальное состояние заметили постоянные посетители. В обеденное время мужчины, привыкшие обедать у нас, грубовато шутили по поводу моих сияющих глаз и эйфории, в которой я летала по залу. А ближе к вечеру в кафе неожиданно заявился Диллон. Один.

День за окном угасал, в кафе давно горело освещение, а из скрытых динамиков лилась журчащая, как весенний ручеек, мелодия, когда открылась входная дверь, впуская очередного посетителя в клубах холодного воздуха и водяной пыли. Видард сразу напрягся, и это заставило меня оглянуться. Невозмутимый бармен никогда ничего не боялся. Обернувшись, я наткнулась на пронзительный взгляд серых глаз стоящего на пороге Фейтерро. И затрепыхалась на его острие. Будто бабочка, насаженная на булавку энтомологом-энтузиастом.

Я никогда особо не увлекалась любовными романами, считая книжные или постановочные страсти ненастоящими, ерундой. Но все же совсем в стороне быть не получалось, ибо в лицее, где я училась, все девчонки зачитывались слащавой и глуповатой бульварной литературой. А потом тайком от педагогов и воспитателей вздыхали: «Ах он такой!..» Я хорошо помнила все, что они рассказывали про любовные сцены в книгах и галапостановках: бабочки в животе (что делать внутри живого существа насекомым?), трепетное биение сердца, дрожащие колени и губы (и как эти части тела могут быть взаимосвязаны?) и непременное обожание во взгляде влюбленной дурочки. Но как-то не догадалась связать все это с собой, когда Диллон криво мне улыбнулся, а у меня внутри что-то сладко затрепыхалось и пол почему-то затанцевал под ногами.

– Не выгонишь? На улице сегодня просто мерзость, а я рано освободился. Если буду до конца твоей смены торчать под окном, то заболею и умру!

Кафе вдруг для меня будто фейерверки осветили.

В ответ я торжественно приложила ладонь к груди, в которой радостно колотилось сердце, и делано-скорбно опустила уголки рта:

– Ну как я могу быть столь жестокой? Проходи, конечно же. – Но не выдержала выбранную роль и широко улыбнулась: – Присаживайся! Что тебе принести?

Я пристально смотрела на парня и потому заметила, как внезапно потемнели его глаза, превращаясь в серую хмарь, похожую на ту, что сейчас царила за окном. Чуть поколебавшись, он вдруг признался:

– Я с утра ничего не ел. День сегодня оказался просто кошмарным. Наверное, поэтому я не смог поехать, как собирался, домой. А махнул к тебе. Рядом с тобой… – Он на мгновение заколебался, а потом как-то смущенно закончил: – Рядом с тобой почему-то даже дышать легче.

Слова Диллона теплым шелком обернулись вокруг моего сердца. Но я не позволила себе даже на секунду задуматься над их смыслом. Помня, что Диллон с отвращением относится к искусственной пище, склонила голову набок:

– У нас нет ничего настоящего. Жаркое из синтезированной телятины. Такой же бифштекс. И острый суп по-алариански.

– Давай суп и бифштекс, – усмехнулся Фейтерре. – И какой-нибудь чай поприличнее. Я помню, ты умеешь их выбирать.

Клянусь, улыбка наползла на мои губы самовольно! Я не собиралась улыбаться его словам. Но подавить ее не получилось. Так что я кивнула с самым дурацким выражением лица и помчалась на кухню под подозрительным взглядом бармена.

Диллон занял самый неудобный и самый нелюбимый нашими посетителями столик: у прохода на кухню, поблизости от барной стойки. Так что он просто не мог не услышать, как Видард недовольно спросил у меня, когда я делала Диллону чай:

– Дурочка, ты хоть знаешь, кто он такой?

Я бросила осторожный взгляд через плечо, наткнулась на пристальный и потяжелевший взгляд Диллона и прикусила губу. Фейтерре даже есть перестал. Застыл с недонесенной до рта ложкой, в ожидании моего ответа. Явно слышал вопрос, и услышит мой ответ бармену. Впрочем…

– Знаю, – вздохнула, заливая чайную смесь кипятком, – Линда просветила.

В глазах Видарда что-то дрогнуло:

– И как ты можешь тогда с ним…

Видард осекся и опустил взгляд, схватив стакан и делая вид, что тот нужно срочно натереть до блеска. Обернувшись, я успела поймать уже знакомо превратившийся в расплавленный лазерный луч серый взгляд. И неожиданно разозлилась не пойми на что:

– А что такого я сделала? Улыбнулась? Предложила без меню блюда в ответ на вопрос, что у нас есть поесть? Видард, что с тобой? В твоем голосе такое осуждение, словно я флиртую с убийцей!

В этот миг я, как никогда страстно, желала, чтобы открылась входная дверь и в кафе вошел кто-то из тех посетителей, которые приходят специально, чтобы пропустить за барной стойкой стаканчик-другой чего-то, способного скрасить им вечер после трудного рабочего дня. Чтобы Видарду нашлась работа, и он не глазел на то, как я обслуживаю Диллона. Бармен как-то странно, не совсем адекватно реагировал на Фейтерре. И это почему-то злило меня. Словно касалось напрямую. Но как назло, отвратительная работа синоптиков в этот вечер распугала всех. Работяги, опасаясь ухудшения погодных условий, торопились домой, чтобы пораньше включить отопление. Отвлечь внимание бармена было некому.

Видард скривился, будто собирался сплюнуть себе под ноги, но в последний момент вспомнил, что находится не на улице, а в кафе:

– Как ты можешь флиртовать с мерзавцем, который за деньги ловит хороших ребят и сдает их в лучшем случае законникам? А в худшем – тварям с толстыми кошельками и полным отсутствием принципов! Которые никого в гетто не считают за разумных, достойных жизни существ! Которые…

Мы настолько оба увлеклись перебранкой, что перерастали замечать, что происходит вокруг. Так увлеклись, что ни бармен, ни я не услышали приближающихся шагов. И внезапно проскользнувшая перед моим носом, будто змея в броске, рука напугала меня до такой степени, что я отшатнулась и едва не опрокинула на себя чашку с кипятком.