Дневники няни - Маклохлин Эмма. Страница 21

Часть II

ЗИМА

Глава 4

ПРАЗДНИЧНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ ЗА ДЕСЯТЬ ДОЛЛАРОВ В ЧАС

— О, я так люблю няню… очень люблю… Она моя верная спутница…

Жан-Жак Руссо. Юлия, или Новая Элоиза

Я поворачиваю ключ и по заведенной привычке налегаю на тяжелую входную дверь семьи N., но она с трудом приоткрывается и тут же застревает.

— Ха, — бормочу я.

— Ха, — отзывается Грейер из-за спины.

— Что-то загородило дверь, — поясняю я и, просунув руку внутрь, принимаюсь слепо шарить в надежде преодолеть преграду. Но у Грейера свой метод.

— МАААААА! ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ! — вопит он.

Я слышу шорох шагов миссис N.

— Да, Грейер, мамочка уже идет! Я просто не смогла унести всю свою добычу за один заход.

Она тянет за ручку и предстает перед нами по колено в грудах пакетов от Гуччи, Феррагамо, Шанель, Гермеса и бесчисленных серебряных коробках, перевязанных фиолетовой лентой: фирменная подарочная упаковка «Бергдорфа». Она держит под мышкой то, что, по-видимому, не давало двери открыться: синий сверток от Тиффани.

— Представляете, у людей хватает ума обручиться в это время года?! Можно подумать, что мне делать нечего, как только бежать к Тиффани и выбирать серебряный поднос! Могли бы поиметь совесть и подождать до января: всего один месяц, не так уж и долго. Прости, Грейер, что не могла прийти на твой праздник. Уверена, ты прекрасно провел время с няней!

Я кладу рюкзачок в шкаф для пальто и снимаю сапоги, прежде чем помочь Грейеру расстегнуть куртку. Он неуклюже старается уберечь игрушку, которую мы делали целых три часа вместе с его одноклассниками (и их нянями) на школьном Семейном Празднике Рождества. Он плюхается на пол, чтобы мне было легче стянуть с него мокрые ботинки.

— Грейер сотворил настоящий шедевр, — говорю я. — Просто чудеса делает с пластиком и блестками!

— Это снеговик. Его зовут Эл. Он простудился и теперь должен принимать много витамина С, — объявляет Грейер с таким видом, словно представляет почетного гостя.

— Вот как, — рассеянно роняет она, прижимая пакет от Тиффани к бедру.

— Почему бы тебе не присмотреть место, где можно повесить Эла?

Я помогаю ему встать, и он плетется в гостиную, выставив перед собой свое бесценное произведение, словно это яйцо Фаберже.

Я тоже поднимаюсь, отряхиваюсь и оборачиваюсь к миссис N., готовая дать ей отчет.

— Как жаль, что вы не видели его сегодня утром. Он был полностью в своей стихии. Он так старательно вырезал блестки! Кстати, вы знаете Гизелу Ратерфорд?

— Дочь Жаклин Ратерфорд? Еще бы… о, ее мать — это нечто! Когда была ее очередь делать ленч, она привезла шеф-повара и установила в углу стойку для омлетов! Честное слово! Дело в том, что по правилам вы должны привозить с собой уже готовую еду. Ну, рассказывайте, рассказывайте!

— Так вот, мисс Гизела потребовала, чтобы Грейер раскрасил снеговика по ее цветовой схеме, оранжевым, поскольку она проводит это Рождество на Саут-Бич.

— О, какая безвкусица! — охает она, широко раскрыв глаза.

— Она выхватила Эла из рук Грейера и швырнула прямо на кучу оранжевых блесток. Я думала, Грейер расплачется, но он только взглянул на меня и заявил, что оранжевые блестки — это просто крошки от всех витаминок С, которыми он лечился от простуды.

— Думаю, у него есть чувство цвета, — кивает она, начиная собирать свои пакеты. — Как ваши выпускные экзамены?

— Не могу дождаться, когда все закончится.

Она встает и выгибает спину, издавая при этом устрашающее потрескивание.

— Как же я устала! Похоже, список с каждым годом все растет! У мистера N. огромная семья и так много коллег! А сегодня уже шестое! Не могу дождаться Лайфорда Кея, чтобы отдохнуть и погреться. Я совершенно измучена. До какого у вас отпуск?

— До двадцать шестого января.

«Еще две недели, и я совершенно свободна от занятий и от тебя!»

— Вам следовало бы отправиться в Европу, пока вы еще студентка и можете не думать о Реальной Жизни.

Ну да, разумеется! Может, мой рождественский бонус как раз покроет стоимость авиабилетов до Европы? Шесть часов в костюме телепузика показали, насколько это реально!!!

— Увидеть Париж в снегу, — продолжает она. — Ничего более очаровательного просто и быть не может.

— Если не считать Грейера, разумеется.

Мы дружно смеемся. И тут звонит телефон.

Миссис N. хватает еще несколько пакетов, прижимает покрепче сверток от Тиффани и направляется к своему кабинету.

— Кстати, няня, елку уже установили. Хорошо бы вам с Грейером спуститься в подвал и принести украшения.

— Сейчас, — киваю я и иду в гостиную.

Дерево, великолепная ель Дугласа, выглядит так, словно вырастает из пола. Я закрываю глаза и несколько секунд вдыхаю аромат хвои, прежде чем обратиться к Грейеру, занятому оживленной беседой с Элом, висящим на самом кончике нижней ветки.

— Эй, похоже, твой Эл вот-вот спрыгнет.

Я тянусь к погнутой скрепке, служащей спасательным тросом для Эла.

— НЕТ!!! Он не хочет, чтобы ты дотрагивалась до него. Только я! — настаивает он.

Следующие утомительные четверть часа мы продолжаем перевешивать Эла с ветки на ветку с тем расчетом, чтобы всю работу делали только руки Грейера. Я оглядываю футы и футы тянущихся до потолка зеленых ветвей и гадаю, заметит ли кто, что в этом году остальные украшения так и не появились на елке. Судя по скорости, с которой мы действуем, процедура может затянуться еще лет на пятнадцать.

Он продолжает что-то шептать Элу.

— Ладно, приятель, — говорю я, — пойдем в подвал и принесем остальные украшения. Нужно же составить компанию Элу! Они присмотрят за ним и не дадут упасть, если он окажется слишком близко от края.

— В подвал?

— Угу. Давай!

— Нужно подготовиться. Надеть шлем и пояс. Иди к двери и подожди меня. Я достану фонарик…

Грейер бежит к себе, а я вызываю лифт. Не проходит и минуты, как он снова появляется. На скейтборде!

— О Боже, Гров! И это все для подвала? — ахаю я.

Он тормозит ногой в носке как раз перед дверью лифта. Велосипедный шлем слегка сбился набок, за поясом штанишек торчит огромный фонарь вместе с йо-йо и чем-то похожим на украшенную монограммой махровую салфетку из своей ванной.

— Теперь пора, — непререкаемым тоном заявляет он.

— Но не стоило ли сначала надеть туфли?

— Нет, они нам не нужны.

Он въезжает внутрь, и дверь закрывается.

— Там, внизу, так здорово! О Господи, о Господи…

Он возбужденно кивает закованной в шлем головой. Последнее время он пересыпает свою речь обращением «О Господи» — это явное влияние Кристиансона, четырехлетнего обаяшки, возвышающегося над всем классом на добрый фут. Даже когда бедняга Эл погрузился в судьбоносные оранжевые блестки, Гизела и Грейер воскликнули в унисон:

— О Господи!!!

Лифт замирает в вестибюле, и Грейер катится вперед, отталкиваясь одной ногой и не забывая придерживать штанишки со всем снаряжением, дабы они не поддались закону притяжения. К тому времени как я его нагоняю, он уже потребовал от Района показывать путь к решетчатому служебному лифту.

— А-а, мистер Грейер! У вас сегодня внизу важные дела? Грейер хлопотливо поправляет свои инструменты и удостаивает Рамона только рассеянным «угу».

Рамон улыбается мальчику и заговорщически подмигивает мне:

— Наш мистер Грейер — очень серьезный человек. У вас уже есть девушка, мистер Грейер?

Лифт, дернувшись в последний раз, останавливается в подвале. Рамон открывает двери, и мы входим в ярко освещенный холодный коридор, пропахший ароматом сохнущих простыней.

— Кладовая сто тридцать два… по правой стороне. Осторожнее, не заблудитесь, иначе мне придется вас искать.

Он снова подмигивает и, многозначительно дернув бровью, закрывает дверь. Я остаюсь одна под свисающей с потолка лампочкой.