Дневники няни - Маклохлин Эмма. Страница 63

— Видите ли… я хотела работать после окончания… то есть меня мало интересуют международные программы…

Но она уже вышла. Я, тяжело дыша, опираюсь на тумбу, покрытую зеленым линолеумом. Щелкает кофеварка.

— Дорогая миссис N., вы вонючка, — бормочу я, наливая кофе.

— Простите?

Я оборачиваюсь.

Позади, запихивая в рот пончик, стоит мистер N.

— Ничего. Э… чем могу помочь?

— Моя мать сказала, что вы варите кофе.

Я, продолжая страдать от небольшого приступа Фулбрайта, вытаскиваю еще одну выщербленную чашку.

— Вашей матери с сахаром и молоком?

— Нет, черный, черный, черный.

— Может, не следовало вставлять фильтр?

Он смеется, и я вдруг вижу взрослого Грейера.

— Нэнни? Где ваш кофе?

Я спешу назад в гостиную, стараясь не расплескать кофе.

— Так вот, я и говорю, что, если он вздумал меня обуть, пусть не надеется.

Миссис N. слушает трагическое повествование Элизабет о плохо вычищенном бассейне с сочувственной гримасой.

— Нэнни, почему вы его не одеваете? Мы едем в клуб. Солнышко, сегодня ты проведешь целый день с мамочкой. Будем вместе смотреть, как папа играет в теннис.

Грейер едва поднимает глаза от телевизора. Я опускаюсь на колени прямо перед экраном.

— Нет, няня, я хочу рубашку с Пухом. Эта противная, — ноет он, когда я выбираю рубашку с «Пауэр-рейнджер».

— Рубашка с Пу? Омерзительно! — восклицает Элизабет, вставая и направляясь к лестнице.

— С Винни-Пухом, — поясняю я, принимаясь заправлять ненавистную рубашку в шорты.

Миссис N. выходит из кухни.

Звонок. Она останавливается, чуть приподнимает трубку и снова швыряет на аппарат.

— Нет, так не пойдет! — объявляет она, повелительно взмахнув рукой. — Мы едем в клуб. Принесите рубашку от Лакосты, которую я ему купила.

— Нет! Хочу эту! — визжит Грейер, готовясь к новой истерике.

— Грейер, эта рубашка не годится, — повелительно говорит она, берет свою сумку и дожидается, пока я впихну его в новую рубашку и причешу. — Нэнни, его шорты помяты… а-а, все равно, скорее всего они еще больше помнутся по дороге.

Уж не собирается ли она заставить его стоять всю дорогу и держаться за переднее сиденье до самого нантакетского яхт-клуба?

— Грейер, оставайся у машины, пока мамочка и Нэнни принесут пляжные вещи, — окликает она, как только Грейер бежит на поле для гольфа, которое расположилось у самой автостоянки клуба. Но он игнорирует призывы матери. Поэтому та вздыхает, открывает багажник и принимается нагружать меня. Мистер N. и Элизабет уже отправились на корт готовиться к первому сету.

Ну вот, кажется, все. С моего правого локтя свисает мешок из соломки со сменами одежды для всего семейства, рюкзак, полный лосьонов и игрушек, с левого — спортивное снаряжение, в руках — гигантская груда полотенец и одеял, к которым она добавляет спущенные надувные круги.

— ГРЕЙЕР АДДИСОН N., кому было сказано подождать?! — вопит она мне в лицо и куда-то поверх моего плеча. Поправляет маленькую желтую сумочку от Кейт Спейд, хватает Грейера за руку и тащит вперед. Желтый шелковый саронг развевается на прохладном ветру. Я крепче сжимаю руки, боясь что-то уронить, и ковыляю за ней. По пути она приветствует всех и каждого, называя по имени. Я тащусь в хвосте, радуясь, что круги так подпирают подбородок, что никто не видит выражения моего лица. Мы сбрасываем босоножки и идем к песку по выложенной досками дорожке.

Она долго выныривает из-под зонтиков, прежде чем кивком показать на кусочек пляжа, где я, по всей видимости, должна разбить лагерь. Принимаюсь расстилать одеяла. Гоейер нетерпеливо прыгает вокруг меня.

— Пойдем! Пойдем купаться! Скорее!

Придавливая одеяло мешком, я смотрю на миссис N.,

но она уже погружена в разговор.

— Давай сначала наденем твой костюм, Гровер.

Я беру его за руку и веду к пляжному домику, который кто-то, именуемый братом Бена, сдал нам на неделю, пока он сам пребывает в Париже. Закрываю деревянную дверь и оказываюсь в сыром полумраке, который немного разгоняют узкие солнечные лучики, пробившиеся сквозь щели. Едва я сняла с него шорты, как он пулей летит к двери.

— Погоди, Гров! А крем?

Я достаю детский крем от загара, которым постоянно должна его мазать.

— Ненавижу эту штуку!

Он пытается улизнуть, но я успеваю схватить его за руку.

— Давай так: я намажу тебя, а ты — меня, — предлагаю я.

— Чур, я первый! — сдается он.

Я выдавливаю немного белого крема на его пальцы, и он принимается за мой нос. Я осторожно делаю то же самое, стараясь захватить его щеки, иначе мы до самого заката не выберемся из домика.

— Нэнни, сейчас моя очередь. Чур, не жульничать, — упрекает он, щедро покрывая жирной массой мои уши.

— Прости, Гров. Я только хотела поторопить тебя, давай выйдем поскорее отсюда, чтобы немного поплавать, — объясняю я, намазывая его уши и грудь.

— Тогда я сам все сделаю.

Он небрежно проводит ладонями по рукам и ногам и кидается к выходу. Я пытаюсь его поймать, но передо мной вырастают ноги с десятью наманикюренными ноготками.

— Няня, не забудьте посадить его под зонтик. Кстати, сегодня было предупреждение о медузах, так что вам лучше перенести все вещи к бассейну. Пока.

Я перетаскиваю наши пожитки к бассейну только для того, чтобы увидеть, как вода медленно уходит: видите ли, тут с одним малышом приключилась «неприятность». Мы топаем к детской площадке: слишком пышное название для ржавых качелей, установленных на голом, огороженном клочке песка. Солнце жарит немилосердно, но Грейер все же пытается играть с еще семью детишками, едва научившимися ходить. Становится все жарче, и после того, как Грейер пригрозил сбросить с качелей двухлетнюю малышку, не пожелавшую отдать свою коробочку с соком, я оставляю вещи и веду Грейера к кортам, чтобы попросить у мистера N. денег на водичку. Некоторое время мы скитаемся между кортами, рассматривая играющих, но никак не можем выделить его из толпы мужчин средних лет с защитными козырьками на головах.

— Это он! Это мой папа! — кричит Грейер, то и дело тыча пальцем в очередного игрока в теннисных шортах, и разочарованно вздыхает при виде обескураживающе незнакомого лица. Мистера N. мы обнаруживаем только на последнем корте. Грейер бросается грудью на ограду, вцепляется в проволоку и истошно орет, как Дастин Хофман в «Выпускнике»: — ПааАААААпООООчкАААА!!!

Элизабет неодобрительно шипит на нас. Мистер N. с убийственным видом направляется к сыну: очевидно, Грейер в роли «политзаключенного» не вписывается в имидж, который кропотливо создавался все утро.

— Ну же, парень, не плачь, — гремит он во всеуслышание.

Я мягко тяну Грейера за плечо.

— Уберите его отсюда, — яростно шепчет мистер N., едва успев подойти поближе к нам и подальше от любопытных ушей. — И возьмите это! — Он отстегивает от ремня сотовый и сует мне сквозь ограду со словами: — Заберите с собой эту чертову штуку!

Не успеваю я попросить денег, как он возвращается к игре. Я смотрю на Элизабет, но она уставилась прямо перед собой и преспокойно курит, словно ничего не замечая. Сую телефон в карман, поднимаю вопящего Грейера и транспортирую на стоянку, поскольку понятия не имею, куда еще идти.

Когда я уже почти решилась научить Грейера пить из фонтанчиков, мы сталкиваемся с миссис N. на поле для гольфа.

— Ах вот вы где! — восклицает она, словно все это время искала нас. — Грейер, ты голоден?

Он, так и не выпустив моей руки, падает на траву.

— Скорее, он хочет пить, и…

— Но Беннингтоны пригласили несколько семей к себе на барбекю. Хоть развлечемся немного.

Грейер приподнимается и опять плюхается на газон, красный, потный, злой, вынуждая меня снова поднять его и следовать к машине за миссис N., спокойно прикладывающейся к бутылочке с перье.

Первое, что я замечаю во дворе Беннингтонов, — коротышку филиппинца в белой куртке, прогуливающего пуделя у фонтана. Второе наблюдение — не менее пятнадцати машин, стоящих чуть в сторонке. Как можно устроить импровизированное барбекю для пятнадцати семей, если Беннингтоны покинули клуб за четверть часа до нас?