Бывший-босс (СИ) - Салах Алайна. Страница 12

Истошные писки крольчат смолкают одновременно с окончанием песни и не пытаются возобновиться, даже когда начинается вторая.

— А все-таки… — Повернувшись ко мне, Маша щурится. — Как вы с Марианной познакомились?

— Она голосовала на улице поздно вечером, — сдаваясь, отвечаю я. — Я ее подвез, и мы разговорились.

— О, я тоже голосовала в этом году! За республиканцев.

— Голосовала — это ловила такси.

— А-а… Поняла. Марианне с тобой очень повезло. Ловить такси на улице поздно вечером одной все-таки небезопасно. А когда вы впервые поцеловались?

— Я бы предпочел это не обсуждать, — бормочу я, в очередной раз дивясь Машиной прямолинейности. Едва ли ей стоит знать, что мы с Марианной переспали раньше, чем поцеловались.

— Ясно. А помнишь наш с тобой первый поцелуй?

Нахмурившись, я стискиваю руль. Дружить с Машей — это все равно, что ходить по минному полю.

— Наверное, уже не помнишь, — вздыхает она. — А я — да. Дул сильный ветер, и ты отдал мне свою толстовку, а сам страшно мерз, хотя вида не подавал…

Я хмурюсь старательнее, чтобы ни в коем случае не дать памяти подбросить картинки тех самых воспоминаний, но как выясняется — бесполезно. Из далеких и черно-белых, они становятся четкими и цветными настолько, что я могу чувствовать запах дождя в воздухе и аромат ее волос.

Тимур, прижмись ко мне. Не хочу, чтобы ты заболел.

Не веря своему счастью, я подошел к ней и обнял. Давно хотел, но не решался, а тут такой повод выдался — ничего и придумывать не нужно. Маша уткнулась носом мне в грудь и стала дуть, пытаясь согреть. А внутри меня и без того полыхало, особенно когда она задрала нос и спросила: «Ну, как? Лучше?». Тогда все и произошло. Я наклонился к ней и поцеловал.

— Нет, не помню, — ворчу я, встряхивая головой. — Дед, кстати, твой на меня не накинется, если увидит? Или тебя лучше пораньше высадить?

— Не волнуйся, я тебя в обиду не дам. Вы с ним, кстати, обязательно поладили бы, если… — Запнувшись, Маша краснеет.

— Если бы, что? — Не удерживаюсь я от любопытства, глядя, как она теребит края шорт.

— Ничего. Мусс из крабов все равно больше не актуален.

Я начинаю думать, что чем-то ее обидел, но потом она восторженно вопит: «О-о, моя любимая песня!». И остаток пути я снова чувствую себя фермером-селекционером.

До знакомых ворот с мордой льва остается каких-то метров сто, когда рядом с нами, поравнявшись, тормозит черный гелендваген АМГ. Тот самый, на котором как-то раз приезжала Маша. Боковое стекло опускается, и из него на меня смотрит лицо ее деда. Видел этого старика однажды, но запомнил навсегда.

— Смотрю, внучка моя вызвала Убер, — ворчит он, оценивающе глядя на меня.

— Дедуль, это Тимур! — пищит Маша. — Которому ты челюсть грозил сломать и передник надеть, если отправит меня в официантки.

— Да понял я. — Он делает короткий кивок, указывая на ворота. — Залетай-ка ненадолго, Карлсон. Потолкуем.

Glava 17

— Поезжай за дедом и ничего не бойся, — успокаивающе говорит Маша, поймав мой растерянный взгляд. — Он такой же, как ты: собака, которая может лаять, но никогда не укусит.

Не знаю, что думает об этом ее дед, но лично мне становится обидно. Что значит, собака, которая никогда не укусит? И когда это я уж так сильно на нее лаял?

Заходить на чай не входило в мои планы, но и трусливо сбегать не хочется. Поэтому я, не забыв раздраженно вздохнув, следую за лощеной задницей гелендвагена до тех пор, пока ворота со зловещим скрежетом не смыкаются сзади.

— Вот и все, — бормочу я, глуша двигатель. — Добро пожаловать в склеп Адамсов.

Старик, успевший выйти из машины, бросает на меня насупленный взгляд.

— И как наш Карлсон свои долговязые шпалы не переломал, когда к тебе в окно сигал, Мария? Рост у тебя сколько?

— Сто девяносто, — зачем-то отвечаю я, несмотря на то, что оскорблен и идиотским прозвищем, и подобной манерой речи.

— Прямо как у моего зятя, — бормочет он себе под нос и смотрит на Машу. — Что улыбаешься, дитя солнца? Тащи своего таксиста в дом. Будем заряженную воду пить и шаманские хороводы водить. Шутка. Ты мясо, надеюсь, ешь?

Поняв, что этот вопрос адресован мне, я киваю. Какое отношение мой рост и пищевые привычки имеют к предстоящей беседе, и о чем, собственно, будет эта беседа, я пока не догадываюсь.

— Люба! — громогласно рявкает старик. — Наша травоядная на ужин плотоядного привела. Мечи на стол пироги. Разговор разговаривать будем.

— Видишь, — Маша ласково теребит мою руку. — Вы с дедом уже нашли общий язык.

Я ни хрена не понимаю и лишь беззвучно матерюсь себе под нос. Подружился, блядь, на свою голову. Не знаю, что хуже: есть пироги с ее дедом или разглядывать леопардовые трусы.

— Проходите, пожалуйста, — благожелательно улыбается с порога светловолосая женщина, видимо, та самая Люба. — Вы тот самый Тимур?

Она выглядит настолько вменяемой, что меня расслабляет. Если вдруг что-то пойдет не так — попрошу ее вызвать полицию. Немного напрягает «тот самый», но в условиях происходящего вряд ли стоит заострять на этом внимание.

Маша, едва войдя в дом, куда-то уносится и возвращается с зажженной щепкой в руках.

— Нужно окурить дом пало санто, — поясняет она, пританцовывая и маша ей в воздухе. — Чтобы создать благоприятную атмосферу.

— А то без этой вони нормально не посидим, — ворчит хозяин дома, заставляя впервые с ним согласиться. — Раньше для атмосферы водку пили, а, оказывается, надо было угли жечь.

— Я только сразу оговорюсь, дедуль, — будто не слыша, нараспев продолжает Маша. — С сегодняшнего дня мы с Тимуром друзья, поэтому, пожалуйста, не подначивай его больше на тему того, что он лазил ко мне в окно. У него есть девушка, Марианна. Красивая, хотя и совершенно не следящая за своим ментальным здоровьем.

— Вот оно как. — Сощурившись, старик недобро смотрит на меня. — Ну, ты ей, надеюсь, пару своих дельных советов дала?

— Только по поводу крема с солнцезащитным фактором не ниже пятидесяти. Контакт психотерапевта, увы, передать не успела.

— Ну и как тебе с моей внучкой работается, Карлсон? — Мне чудится, что он усмехается. — Глаз пока не дергается?

И хотя глаз у меня дергается и еще как, за Машу хочется вступиться. Да, она необычная, да, порой скажет так, что потом неделю икается, но это ведь не повод всем скопом песочить ее за семейным столом.

— А должен? — говорю я с вызовом. — Для новичка Маша прекрасно справляется и за каких-то две недели уже успела реализовать два крупных объекта.

Сощурившись, старик в течение нескольких секунд пытает меня взглядом, после чего удовлетворенно кивает.

— Ну, еще бы. Один-то наша карьеристка у меня выцыганила, посопев в жилетку. Ей, мол, Карлсона надо впечатлить.

Когда я встречаю заговорщицкий взгляд Любы, до меня постепенно начинает доходить. Сходство между этими двумя определенно имеется. Говорить все, что приходит на ум, наплевав на то, что думают и чувствуют окружающие.

Так, стоп… Как он сказал? Маша пыталась меня впечатлить? А зачем ей это?

Я машинально поворачиваюсь, убедиться, что старик ошибся, и к своему удивлению, вижу румянец на ее щеках.

— Это было еще до того, как я узнала, что ты несвободен, — виновато шепчет она.

— Слава богу, что у Карлсона завелась Фрекен Бок, — грохочет старик, не желая слезать со щекотливой темы. — А то распродала бы Мария с молотка все непосильно нажитое, пока ты ей замуж выйти не предложил. Ты чего расселся, как жених на свадьбе? Пироги давай лопай. Предложение у меня к тебе есть. На голодный желудок дела не обсуждаются.

Glava 18

Я смотрю, как Люба опускает перед Тимуром тарелку с мясным пирогом, и не могу перестать улыбаться. Пусть быть вместе нам не суждено, но как же приятно на секундочку вообразить, что мы с ним пара, а это наш обычный семейный ужин. Кстати, нужно б не забыть поговорить с Любой о вреде клейковины и предложить ей перейти на рисовую муку.