Грызлобич (СИ) - Торин Владимир. Страница 10
Путь под городом занял не больше двадцати минут, и вскоре маньяк и его жертва прибыли на место. Кресло остановилось перед проклепанной овальной дверью.
Мистер Морлокк соскочил на сырой зеленоватый камень канализации и, посветив себе лампой, достал из кармана связку ключей – принялся перебирать их один за другим. Этот момент он ненавидел сильнее всего, поскольку все время забывал, какой именно ключ ему нужен, а на кольце они были практически неотличимы.
– Что ты копаешься… – проворчал Темный Попутчик. – Мы так до утра не закончим…
– Как будто у тебя много других дел, – огрызнулся мистер Морлокк.
– Почему не держать нужный ключ отдельно? Это же ключ от логова!
– И без тебя знаю… О!
Один из ключей подошел, замок клацнул.
Мистер Морлокк крутанул вентиль и потянул дверь. Темное помещение дохнуло затхлостью и встретило его ворчанием – хозяин вернулся.
Маньяк переступил порог и повесил лампу на крючок.
– Веселье начинается…
Он запустил граммофон, и логово заполнили звуки трагичной симфонии «Падение из окна». Тревожно… нервно… опустошающе… чарующе…
Когти виолонтубы, подцепляющие слои души один за другим, забираются под кожу, а скриппенхармы тянут-тянут нервы… Лучше музыки для издевательств и мучений не придумать.
Мистер Морлокк стряхнул с себя оцепенение.
– Пора…
Жертва была помещена на стол.
Темный Попутчик сглотнул.
Мистер Морлокк повел головой. Это кульминация…
Он снял с жертвы башмаки и носки, задрал штанины и обильно смазал ступни раствором, который сам он называл «Вкуснятина-18» (идеальное сочетание ингредиентов вышло лишь с восемнадцатой попытки).
Мистер Морлокк унял дрожь в руках. С каждой секундой сдерживать охватившее его возбуждение было сложнее.
Обмазав лицо жертвы раствором, он вытер руки платком.
Начинается…
– Мы готовы? – спросил Темный Попутчик.
– Мы готовы, – отозвался мистер Морлокк. Ремни скользнули в пряжки, придавливая жертву к столу. – Время для пробуждения…
Сказав это, маньяк зажмурился и сделал глубокий вдох.
Время словно замерло. А потом похищенный открыл глаза…
Все, что произошло дальше, походило на сон о сне, который уже был.
Удивление этого человека сменяется ужасом. Отрицание, словно письмо, затягиваемое уродливым пятном из перевернутой чернильницы, постепенно исчезает под коркой обреченности и безысходности.
– Вы, верно, недоумеваете и боитесь… – говорит маньяк.
Похищенный дергается в своих путах.
Все верно: кто бы на его месте не боялся. Кто бы на его месте не молил, но…
– Время для просьб прошло…
Надежда – коварная и безжалостная лгунья, неизменно убеждающая попавших на стол наивных господ и дам, что все это какое-то нелепое и случайное недоразумение, которое вот-вот разрешится. Но скорее сами они разрешатся… от своих внутренностей.
– Знаете, я вообще-то не плохой человек. Бывают дни, когда я не представляю ни для кого угрозы. Живу обычной жизнью, влачу неприметное существование и самые яркие эмоции переживаю от чтения газет. Может быть, в такой день я очень похож на вас, но… сегодня другой день.
Ох, уж эти дни… стремительно сменяемые, как моргание. Еще вчера ты прогуливался по темному переулку, или шел на работу, или встретил того, кого мечтал встретить, а уже сегодня ты лежишь на столе, а ремни сжимают твои грудь, пояс и бедра. А кто-то говорит с тобой из темного угла, и каждое его слово – насмешка или угроза.
Как забавно наблюдать эту трансформацию, когда важность и накопленный за годы жизненный опыт превращаются в пыль, стоит им осознать, где они находятся, что происходит и что вскоре произойдет. И вчерашний высокомерный адвокат или легкомысленный повеса, или светская львица в крысином манто, как один, становятся одинаковыми как две капли воды, как две пластинки «Падение из окна», купленные в одной и той же лавке. Они одинаково стонут, воют, кричат и молят. Они говорят те же слова. И все, как один, превращаются в маленьких детей, которые по нахмуренным бровям строгой няни вдруг понимают, что за их шалость их ждет наказание… Наказание, да… но сперва игра.
– Мы поиграем с вами, мой дорогой. Мои маленькие друзья проголодались…
Изобретательность – то, что отличает хитроумного маньяка от обычного скучного и безыдейного убийцы. То, что отличает профессионального охотника от любителя. Здесь нет человека и человека – здесь игроки, сошедшиеся за партией в убийство. Здесь лишь роли: жертва и тот, кто стоит в темном углу.
Любой может похитить человека. Любой болван с иглами и ножами может проводить пытки, но далеко не каждому свойственна изощренность. Многие умеют писать, но не у каждого есть свой… почерк.
У маньяка из переулка Морлокк был свой почерк, был свой стиль и свой особый, уникальный инструмент – или, вернее, инструменты.
А еще у него было искореженное, как консервная банка под башмаком бродяги, чувство юмора.
И если вернуться к почерку, изобретательности и изощренности… Клетки у стены дрожали. Светящиеся глаза не мигая глядели на жертву на столе, множество ноздрей сокращалось, втягивая сладкий и приторный запах «Вкуснятины-18».
К гремлинам мистер Морлокк испытывал неоднозначные чувства. С одной стороны, эти грызливые коварные существа были крайне плохо дрессируемыми, но с другой… они идеально подходили для его плана. Это был его подход. Уникальная особенность. И если бы он все-таки вступил в Общество Злодеев Габена, отринув свою нелюбовь к тамошним высокомерным болванам, его кошмарный почерк стал бы сенсацией, которую обсуждали бы под бокал вина «Кровфф» и сигары «Смоггли» между партиями в шахматы или шуллерский бридж и пытками.
С чего же начать мучения? Что заставит жертву дергаться сильнее и кричать громче? Что может быть утонченнее и безжалостнее, чем предоставить жертве самой выбирать пытки, которым ее подвергнут?
– Голова или лапки? Выбирайте…
Никто в здравом уме не выберет голову. Но ужас и отчаяние – это состояния, которые имеют мало общего со здоровым умом.
Да и мистер Морлокк не любил «голову» – все заканчивается слишком быстро. И все же он был великодушен: он был за свободу выбора.
Мистер Морлокк как две капли воды походил на безумцев, которые порой появлялись в Тремпл-Толл. Стекольщик из Форксвей вырезал у своих жертв орган за органом и менял их на стеклянные копии в теле еще живых людей. Восковой Убийца делал из женщин чудесные и кошмарные восковые статуи, Швея с Гадкого берега отлавливала одиноких прохожих, отрезала у одних жертв конечности и пришивала их другим, создавая многоруких, многоногих монстров, Мистер Кэнди заманивал детей конфетами, перемалывал бедняжек и, смешивая с кипящей карамелью, делал свои конфеты «Куклетто»… их было много в Саквояжном районе. Вспомнить только последнего – Железную Пасть с улицы Гримо, убийства которого держали в ужасе весь Тремпл-Толл…
Да, мистер Морлокк походил на них – у каждого из них был свой Темный Попутчик, – но все же кое-что его отличало. Начать с того, что его Темный Попутчик был более… вещественным, а закончить жертвами: у Морлокка из переулка Морлокк жертвы были особенные. Ни один из перечисленных безумцев на подобное никогда бы не решился. Они бы даже не додумались до такого…
К тому же никого из них не выслеживала сама Зубная Фея. Ну, если не считать Железную Пасть, разумеется.
Мистер Морлокк не боялся ее. Зубная Фея пользовалась его безмерным уважением и едва ли не восхищением. Великолепная! Очаровательная! Безжалостная!
Он много о ней думал. О том, что она делала, как поступала. Следил по газетам за каждым ее шагом. Зубная Фея… она мало, чем отличалась от всех тех маньяков и у нее было в разы больше жертв, чем у всех них вместе взятых. Правда, все ее жертвы до сих пор были живы, но мистер Морлокк считал, что однажды это изменится. Представить страшно, что произойдет, если она попадет в бурю, и ее компасы собьются. Если ее разум захватит Темный Попутчик…