На штурм будущего! Спецназ «попаданцев» - Артюхин Сергей Анатольевич. Страница 49

27 января 1947 года. Сектор Газа

Андрей Голенко устало протер потный, грязный лоб мокрым полотенцем. Неподалеку механик-водитель его танка лежал на быстро остывающей земле, бессильно раскинув руки и бездумно смотря в небо.

Вспомнив, как еще недавно Леня Сидоркин хвастался молодецкой удалью, полковник усмехнулся.

Наступление Второго Южного фронта Рыбалко, ведущееся уже седьмой день, начало замедляться только сейчас. Огромные танковые армии, постоянно маневрирующие и норовящие зайти во фланг сопернику, казалось, исполняли некий чрезвычайно сложный и вычурный танец. Весьма кровавый, надо заметить.

Мощные удары сменялись не менее мощными контрударами, солдаты умирали тысячами, но фронт Альянса не прорывался. Гнулся, трещал, прогибался, но Монтгомери со своим американским коллегой успевал ликвидировать прорывы огромными резервами, накопленными за месяцы подготовки.

Полковая тактическая группа Голенко сменила на острие атаки свою неудачливую предшественницу, потерявшую почти шестьдесят процентов бронетехники. Много это или мало?

Смотря с чем сравнивать. Если с еще недавними показателями, когда основной причиной потерь были мины и разного рода поломки, то выглядело это, конечно, более чем серьезно. Но если вспомнить реальные потери танковых войск Вермахта или СС на той же Курской дуге… то разница виделась не такой устрашающей.

Тем более что потери в экипажах танкистов были не особенно велики в сравнении с потерями машин. В отличие от ситуации у тех же американцев или тем более англичан. Еще один плюс советской бронетехнике. У немцев ситуация была получше, чем у янки, но похуже, чем у советских союзников.

— Тащ полковник! — неслышно подошедший боец несколько устало отдал честь. В его запачканной до невозможности форме и припорошенном пылью лице Голенко едва узнал командира своей разведроты. — Второй взвод вернулся из рейда. Буквально вот только что.

— Садись, Василий, чаю попьем. А то, судя по выражению твоего лица, не скоро еще спокойная минутка у нас будет…

Менее часа спустя в штабной палатке полковник мрачно взирал на лица своих подчиненных.

— Итак, товарищи командиры, американцы бросили в бой новые танки. Тяжелые — тяжелее наших «сорок пятых». Почему они пошли на это только сейчас, когда мы в одном шаге от берега, — мне непонятно. Но на разгадки таких вот задачек у нас с вами есть товарищи Жуков и Рыбалко. Кто, где, почему — пусть командование решает. А нам с вами следует выполнить поставленную задачу. Завтра утром мы вместе с немецкими коллегами должны быть в десятом квадрате. — Голенко сделал паузу и ткнул ручкой в карту. — Поэтому выдвигаемся по направлению вот к этой вот железке, которую нам и следует перерезать.

Трансафриканская железнодорожная магистраль, проложенная Альянсом за последние годы параллельно берегу Средиземного моря, была одной из важнейших составляющих схем снабжения ближневосточной группировки. Первоначально строившаяся для развития захваченного «Свободной Францией» (а фактически — англо-американской частью Альянса) еще в сорок втором Алжира, а также для установления полного контроля над запасами углеводородного сырья в Северной Африке, «Трансафрика» стала наглядным подтверждением латинской пословицы «Via est Vita» [4]для лишившихся нормального снабжения морем войск. «Дублирование», на котором в свое время настоял осторожный Эйзенхауэр, поддержанный Маршаллом, оказалось тем самым фактором, который позволил американцам и британцам удержать фронт после падения Италии и Греции.

Советская авиация, поддерживаемая немецкой, превратила морскую доставку грузов по Средиземноморью в трудновыполнимую задачу. Планирующие бомбы и ракеты оказались исключительно неприятным сюрпризом для Пентагона, заставив возблагодарить небеса за своевременное создание дополнительных схем снабжения.

И теперь оборона тонкой рельсовой артерии стала для Альянса первоочередной задачей.

— Американцы пытаются усилить свою оборону. И, чтобы выиграть время, собираются устроить встречный бой. Наша разведка только что доложила, что вот тут, — Голенко сделал на карте пометку, — нам навстречу движется группа танков противника. От летунов тоже пришел привет — они заметили еще одну компанию размером в пару полков. И все это — на нашу голову в придачу к тем «друзьям», что мы уже имеем.

— Хорошо, что хоть мы имеем, а не нас, — грубовато пошутил немолодой вислоусый капитан типичного русского вида.

— Будет шапкозакидательство — будут иметь нас, — покачал головой Голенко. — Эти новые танки… фиг его знает, что это за чудо. Поэтому на рожон не лезем.

— Да мы вроде как и не лезем, — высказался один из офицеров.

— Василий, если ты думаешь, что я не видел, как ты подставился под те три «Шермана», то глубоко заблуждаешься. И если тебе повезло и они своими пукалками тебе лобешник не пробили в силу относительной слабости этих самых пукалок, то следующий раз вместо семидесяти шести миллиметров может прилететь сто двадцать. Уверен, что не отхватишь звиздюлей? — Полковник плюнул на песок. — Повадились воевать, как на полигоне. Чернянский уже допрыгался, роту почти потерял. А все, млять, почему?

Командиры промолчали, чувствуя правоту Голенко.

— А все потому, что возомнил себя черт знает кем, решил, что раз в танке — то все можно, и поперся без прикрытия. Один, скотина такая, против сорока «Першингов». И даже артиллерию не запросил. И на хрена ему тогда рация? И сам ведь, сволочь, живехонек, а девять танков и полтора десятка пацанов — как сдуло.

— Война… — чье-то философское высказывание разъярило Андрея чуть ли не сильнее, чем вся предыдущая речь.

— И что? Это что, оправдание? Подвел под топор молодых пацанов, сам живой — и что, нормально? Война, сволочь, все спишет? А может, надо по уму действовать, а? По правилам? Артиллерию вызвать, летунов, издалека проутюжить, в ловушку заманить и поджарить безбоязненно. Так ведь нет, смотрите, какие мы храбрые!

Есть отличная фраза, которая хоть и превратилась уже в банальный штамп, но все еще соответствует здравому смыслу: «Наша цель — не умереть за свою страну, а сделать так, чтобы вражеский ублюдок умер за свою». Это не значит, что жертвовать собою не надо. Или что не надо геройствовать. Но жертвы и герои появляются тогда, когда кто-то что-то не додумал, когда кто-то где-то ошибся, тогда, когда другого выхода нет. Как тогда, когда с немцами воевали.

Голенко сделал паузу и глубоко вздохнул. После чего гораздо спокойнее продолжил:

— Нам нужна победа, и победа не пиррова. А будете лезть куда-то без всякого плана или без приказа — я вас наказывать не буду. Вас враг накажет. И ваших товарищей вместе с вами.

Полковник врезал кулаком по карте и мрачно закончил:

— Мы должны перерезать эту чертову железку. И при этом сохранить как личный состав, так и матчасть. Потому что, думается мне, так просто империалисты сдаваться не будут. А отбиваться от их армий с одним танком на руках я не собираюсь. Так что с новыми американскими колымагами — осторожно. Я понятия не имею, что это за хрень и насколько она сильна. Увидели — отработали. Без выпендрежа и выкрутасов.

Вы, в конце концов, не первый день воюете, так что учить вас очевидным вещам не собираюсь. А теперь отставляем всю эту лирику в сторону и работаем. Двигаться будем в следующем порядке…

1 февраля 1947 года. Область Суэцкого канала

Старший сержант Степан Нетудыхата воевал не первый день. И даже не первый год.

Первый свой бой он провел еще в «зимнюю войну» тридцать девятого. И этот же бой тогда едва не стал для него последним — его Т-28 налетел на подарок от финских артиллеристов. Из экипажа выжил только лишь молодой рядовой.

Потом была советско-германская сорок первого — сорок второго годов, на которой он водил уже «тридцатьчетверку». А сейчас, в Великую Освободительную, он уже был командиром танка, причем не абы какого-то, а самого настоящего Р-45.