Вавилон. Сокрытая история - Куанг Ребекка. Страница 62

– Птах не любит толпу, – заявил Рами.

– Это точно, – подыграл ему Робин. – Становлюсь слишком нервным. Начинаю задыхаться.

– Не валяй дурака, – фыркнула Летти. – Балы чудесны. Ты никогда не видел ничего подобного. Линкольн водил меня на бал в Баллиоле, и колледж совершенно преобразился! Там устроили такое светопреставление, какое и в Лондоне не увидишь. И бал бывает только раз в три года, в следующий раз мы уже не будем студентами. Я бы все отдала, лишь бы еще раз побывать на балу.

Остальные беспомощно переглянулись. Погибший брат был ударом ниже пояса, и Летти это знала, но все равно не побоялась прибегнуть к этому приему.

Поэтому ради бала Робин и Рами записались на работу. Университетский колледж разработал схему «труд вместо билета» для студентов, которые не могли позволить себе купить билет, и студентам Вавилона особенно повезло, ведь, вместо того чтобы разносить напитки или собирать пальто, они могли работать в так называемые серебряные смены. Многого от них не требовалось, только периодически проверять, чтобы пластины, служащие для украшения, освещения и музыкального сопровождения, не выскользнули со своих мест, но колледжи, похоже, не знали таких подробностей, а у Вавилона не было веских причин сообщать.

В день бала Робин и Рами засунули фраки и жилеты в холщовые сумки и прошли мимо очереди гостей с билетами, тянущейся за угол. Они вошли через задний вход на кухню колледжа.

Университетский колледж превзошел сам себя. На всю эту роскошь утомительно было даже смотреть, слишком много всего сразу: устрицы на огромных пирамидах льда, длинные столы со всевозможными сладкими пирогами, печеньем и пирожными, фужеры с шампанским, расставленные по кругу на хрупких блюдах, мерцающие гирлянды, пульсирующие множеством цветов. Всего за вечер во дворе колледжа соорудили сцены, на которых выступали арфисты, актеры и пианисты.

По слухам, в столовой пригласили выступить итальянскую оперную певицу; время от времени Робину казалось, что он слышит ее трели, пробивающиеся сквозь гул. На лужайке выступали акробаты, они крутились вверх и вниз на длинных шелковых полотнах, вращая серебряные кольца на запястьях и лодыжках. Судя по одежде, они были иностранцами. Робин внимательно разглядывал их лица, гадая, откуда они родом. Странное дело: их глаза и губы были накрашены в преувеличенно восточной манере, но под гримом они выглядели как оборванцы с лондонских улиц.

– Совершенно вразрез с принципами англиканской религии, – объявил Рами. – Настоящая вакханалия.

– Как думаешь, устрицы могут закончиться? – спросил Робин. Он никогда их прежде не пробовал, у профессора Ловелла от них было расстройство желудка, поэтому миссис Пайпер никогда их не покупала. Клейкая мякоть и блестящие раковины выглядели одновременно гадко и крайне соблазнительно. – Я просто хочу узнать, каковы они на вкус.

– Схожу принесу для тебя парочку, – сказал Рами. – Кстати, эти огни вот-вот потухнут, и ты мог бы…

Рами скрылся в толпе. Робин забрался на стремянку и сделал вид, что работает. В глубине души он был рад здесь работать. Конечно, унизительно носить черное, как прислуга, пока вокруг танцуют другие студенты, но это наиболее мягкий способ влиться в безумие сегодняшнего вечера. Робину нравилось, что можно скрыться в углу и чем-то занять руки; так бал не накрывал его с головой. И ему очень нравилось узнавать, какие хитроумные словесные пары заготовил для бала Вавилон. Одна из них, придуманная, разумеется, профессором Ловеллом, сочетала китайскую идиому из четырех слов 百卉千葩 с английским переводом «сто растений и тысяча цветов». Подтекст китайского оригинала, подразумевавший роскошное море цветов, сделал розы краснее, а цветущие фиалки крупнее и ярче.

– Устриц нет, – объявил Рами. – Но я принес трюфели. Не знаю, что это, но народ их расхватывает. – Он протянул шоколадную конфету к верхней ступеньке стремянки, а другую закинул в рот. – О! Хм… Так. Не ешь это.

– Интересно, что это. – Робин поднес трюфель к глазам. – Вот эта бледная кашица – сыр?

– При мысли о том, что еще это может быть, меня бьет дрожь.

– А знаешь, – сказал Робин, – есть такой китайский иероглиф «сянь» [64], означающий «редкий», «свежий» и «вкусный». Но еще он означает «скудный» и «убогий».

Рами выплюнул трюфель на салфетку.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Иногда редкое и дорогое – самое худшее.

– Только не говори англичанам, это вдребезги разобьет их чувство прекрасного. – Рами оглядел толпу. – Ух ты, смотри, кто пришел.

Сквозь толпу к ним пробиралась Летти, таща за собой Виктуар.

– Да вы просто… – Робин поспешил спуститься. – Выглядите потрясающе.

Он говорил совершенно искренне. Виктуар и Летти было не узнать. Он так привык видеть их в рубашках и брюках и иногда забывал, что они женщины. Сегодня они стали существами из другого измерения. Бледно-голубое платье идеально подходило к глазам Летти. В огромных рукавах, казалось, поместилась бы целая баранья нога, но, похоже, такова была мода, потому что разноцветные пышные рукава заполнили весь колледж. Робин понял, что Летти очень красива, просто он никогда не замечал этого раньше – под мягким светом гирлянд ее высокие брови и острый подбородок выглядели не холодными и строгими, а царственными и элегантными.

– Как тебе удалось так уложить волосы? – спросил Рами.

Лицо Летти обрамляли светлые пружинистые кудряшки, как будто отрицающие существование гравитации.

– Обычная завивка на папильотки.

– Ты о колдовстве? Это же нечто сверхъестественное.

Летти фыркнула.

– Тебе нужно чаще встречаться с женщинами.

– Где, на лекциях в Оксфорде?

Она засмеялась.

Однако по-настоящему преобразилась именно Виктуар. Изумрудная ткань платья окружила ее сиянием. Такие же пышные рукава на ней выглядели чарующе, словно защитное кольцо из облаков. Ее волосы были скручены в элегантный узел на макушке и закреплены двумя коралловыми булавками, а на шее, словно созвездия, сияла нитка таких же коралловых бус. Она была прекрасна. Виктуар и сама это знала; увидев лицо Робина, она широко улыбнулась.

– Я хорошо поработала, правда? – Летти с гордостью посмотрела на Виктуар. – А она даже приходить не хотела, подумать только!

– Выглядит она как звезда, – сказал Робин.

Виктуар покраснела.

– Приветствую. – К ним приближался Колин Торнхилл. Похоже, он уже порядочно набрался: взгляд был осоловелым и расфокусированным. – Как я вижу, даже балаболы соизволили прийти.

– Привет, Колин, – с опаской отозвался Робин.

– Отличная вечеринка, правда? Голос оперной певицы слегка дребезжал, но, возможно, дело в акустике часовни, которая не подходит для выступлений, нужно пространство побольше, где звук не потеряется. – Не глядя на Виктуар, Колин поднял перед ней бокал с вином. – Забери это и принеси мне бургундского, хорошо?

Виктуар изумленно моргнула.

– Принеси сам.

– Что, ты разве здесь не на работе?

– Она студентка, – рявкнул Рами. – И вы уже встречались.

– Правда? – Колин был сильно пьян, его качало, бледные щеки стали ярко-малиновыми. Бокал в его пальцах опасно накренился, и Робин боялся, что он упадет и разлетится на куски. – Что ж, как по мне, они все на одно лицо.

– Официанты одеты в черное, и у них подносы, – терпеливо сказала Виктуар. Робина поразила ее выдержка, он бы вышиб из рук Колина бокал. – Хотя, как мне кажется, тебе сейчас лучше перейти на воду.

Колин прищурился, словно пытался лучше рассмотреть Виктуар. Робин напрягся, но Колин лишь рассмеялся, пробормотал себе под нос что-то вроде «Прямо как у Трегира» [65] и ушел.

– Вот осел, – пробормотал Рами.

– Я что, выгляжу как официантка? – с тревогой спросила Виктуар. – И что еще за Трегир?

– Не важно, – поспешил ответить Робин. – Просто… не обращай внимания на Колина, он придурок.