Об истерии - Кречмер Эрнст. Страница 22

Наоборот, вполне объективные ровные натуры, полные целесообразности, в любую минуту доступные любому разумному и справедливому соображению, – часто не обладают сильной волей: они не вожди. Они легко теряются, подобно Гамлету, в тщательно ими наблюдаемой противоречивой игре собственных мотивов, и разру­шают таким образом постоянно всякое действие в са­мом начале. А те мощные гипобулики, у которых воля тетанизирована, бегут всегда на опасность, не видя ни­чего в слепом упрямом стремлении, даже если цель их стала бессмысленной. Они могут ввергнуть в несчастье и государство, и народ, в силу того же самого механизма, как, напр., истерик, судорожно уцепившийся за ренту, уже не замечает, как из его рук уплывает господство над собственным телом, а, под конец, его социальное и моральное существование.

Переход к области анормальной образуют, однако, те гипобулические состояния, когда натуры с недоста­точной силой воли, находясь в ответственных положе­ниях, теряют способность к целевому управлению и на­чинают метаться между упрямым упорством и отчаянной неустойчивостью; или те сцены паники, когда, вслед­ствие одного подземного толчка [27], сотни тысяч жителей большого города переводятся внезапно на животную ступень воли и начинают куда – то рваться, оказывать слепое повиновение или застывать в камень.

Итак, мы убедились в следующем. Гипобулика сама по себе у взрослого человека не есть что – либо хорошее или плохое, что – либо рудиментарное или болезненное, но это существенная нормальная составная часть воли. Она связана обычно с целевой волей в неделимую функ­циональную единицу и содержится в общей воле implicite, без самостоятельных очертаний. Она не раствори­лась, она лишь связана – это и есть существенное в положении у взрослого. И таким только образом делается возможным то обстоятельство, что тотчас же после тяжелого травматизирующего переживания гипобулика появляется на миг перед нами, как самостоятель­ный синдром со всей ее чистой филогенетической атавистикой; а при истерии и кататонии она выступает, как двойник рядом с целевой волей, как почти вполне авто­номная инстанция, освобожденная из прочной цепи психомоторной выразительной сферы. Гипобулика у взрослого, следовательно, – это связанная, но способная к самостоятельному отделению состав­ная часть выразительной сферы. И подвергнуться диссоциации она может, как в силу эндогенных процес­сов, так и вследствие жизненных травм.

Мы не можем входить здесь в более детальное сравнение гипобулических волевых феноменов истерика с такими же шизофренического кататоника; точно также не созрел еще для окончательного суждения и интересный вопрос, в каком отношении, психологическом, фило­генетическом и анатомическом, эти гипобулические син­дромы стоят к стриарным симптомокомплексам, т. е. к тем явлениям, со стороны воли и двигательной сферы, которые появляются в связи с повреждением полосатого тела в мозгу.

Во всяком случае, мы видим уже так, без всякой связи, здесь волю, там рефлекс, здесь телесное, там психическое; но понимаем, что вся центробежная по­ловина животных проявлений жизни связана под видом выразительной сферы с тесной непрерыв­ностью сверху и донизу. Мы видим, что гипобулика, как промежуточное звено, необходимое для понимания целого, ведет от целевой воли вниз к низшему рефлексу [28], может быть в известном соотношении с кататоническими и стриарными синдромами. Отдельные звенья цепи работают у здо­рового взрослого человека настолько согласованно, что оказывается невозможным извлечь их порознь, и только болезненные процессы позволяют нам распознать филоге­нетическое построение.

Важно лишь помнить о следующем. Всегда, когда отказывается служить высшая инстанция в выразитель­ной сфере, не останавливается целиком весь аппарат, но руководство берет на себя по свойственным ей при­митивным законам следующая по порядку инстанция. Так, когда пострадал пирамидный путь, начинают обна­руживаться в подчиненной спинальной рефлекторной дуге ранние детские рефлексы (Babinsky), и весь низший двигательный аппарат перестраивается для сепаратной собственной жизни по весьма упрощенным механизиро­ванным законам движения. Он уже не знает тогда упорядоченных сложных двигательных актов, но выпол­няет лишь обе простейшие мускульные функции; сокра­щение (спазм) и механическое ритмическое чередование между контрактурой и расслаблением (клонус).

А что произойдет, если у человека, вследствие вне­запного душевного потрясения или из-за хронического аффективного конфликта, целевая сфера сделается недостаточной. Тогда руководство переходит к гипобулике, выплывают формы реакций, свой­ственные раннему детству, психомоторный выразитель­ный аппарат устанавливается на ближайшую из более глубоких дуг действия; за элементарными раздражениями следуют элементарные волевые реакции по очень упро­щенным схематизированным психомоторным законам. Гипобулика начинает свою самостоятельную собствен­ную жизнь, складывающуюся не из сложных, мотивами обусловленных сочетаний, но только из простейших примитивных формул: волевой судороги, с одной стороны, с другой, из почти клонически ритмичной антагонисти­ческой игры между судорогой и расслаблением, между негативизмом и автоматизмом на приказ. И здесь на­верху так же, как там внизу, на отделенной спинномозговой дуге, нечто толкообразное, упрямое, неподдающееся учету во временном и динамическом течении, и такое же отсутствие соответствия между раздражением и реакцией.

Куда же девалась непроходимая пропасть между органическими и функциональными нервными болезнями? При подобной точке зрения напряжение сопротивляю­щегося истерика представляется ничем иным, как млад­шим братом спинального органического мышечного спазма. Эта своебразная игра эмансипированной подчи­ненной субстанции воспроизводит с буквальной точно­стью способ функционирования, присущий спинальной рефлекторной дуге, с той лишь оговоркой, что он пере­несен на высшую дугу действия выразительной сферы. Это не просто случайная параллель, но важный нервно – биологический основной закон, который, будучи давно известен в области низшей двигательной сферы, до сих пор не дождался применения в психиатрии неврозов. Если в пределах психомоторной выразительной сферы какая – либо высшая инстанция делается недееспособной, то самостоятельность приобре­тает ближайшая низшая инстанция по ее соб­ственным примитивным законам.

Для понимания динамики истерических явлений будет совершенно достаточном, если мы все инстанции выразительной сферы несколько упрощенным образом раз­делим на три главных группы: целевая инстанция, гипобулика и рефлекторный аппарат, из которых каждая, если ее рассматривать в связи с ее приводящими путями, представляет собой известную дугу действия, аналогичную спинальной рефлекторной дуге,

Произвольное усиление рефлексов будет происходит по одним и тем же законам, независимо от того, какие побуждения, высшие ли рассудочные или импульсивные гипобулические, воздействуют больше на рефлекторный аппарат или соответствующие низшие психические и нервные автоматизмы; различие только в том, что гипобулической диссоциированной импульсивной воле рефлекторный аппарат подчиняется с более элементар­ной непосредственностью.

Часто встречается следующая связь между вырази­тельными инстанциями. Она настолько типична для бесчисленных поздних стадий хронической истерии, что нам нужно рассмотреть ее поподробнее. Если в резуль­тате неполного отшнурования возникла, напр., слабость проведения в пирамидном пути, то мы находим в конечном органе, напр., в движениях ноги, следующую картину: мы видим, что отдельные целевые двигатель­ные импульсы, идущие от высших мозговых центров, осуществляются более или менее совершенно. Коорди­нированные движения ходьбы и целевые происходят частично, но не в чистом виде, а в смеси или с окраской из спастических и клонических элементов. Спастическое расстройство походки соответствует, следовательно, ин­терференции между координационными импульсами выс­ших центров и специфическими собственными движе­ниями эмансипированной спинномозговой рефлекторной дуги. Но бывает и иная картина. Если такой спасти­ческий больной отдыхал долгое время и захочет затем подняться, то его координационный импульс не вызы­вает вообще никакого координированного движения, но лишь чистый спазм или клонус. Здесь, следовательно, высший центр действует на эмансипированный спинальный центр уже вовсе не как сложный тонко дифферен­цированный двигательный приказ, но лишь как раздра­жение вообще, как примитивное побуждение, на кото­рое спинальная дуга отвечает по соответственным за­конам теми же самыми простыми клоническими и тони­ческими двигательными феноменами, как это наблю­дается, напр., при грубом ударе по Ахиллову сухожилию. Мы можем, следовательно, формулировать так: В пре­делах выразительной сферы при частично – па­рализованной высшей инстанции низшая отве­чает на ее импульсы или явлениями интерференции, или исключительно по своим примитив­ным собственным законам.